Чудесный рог: Народные баллады

Коллектив авторов

Вильгельм Телль [*]

Послушайте вы Телля, Кто, полон гордых сил, Стрелял, надежно целя, Кто вольность воротил В урочище родное, Тиранство прочь изгнав; В союз вступили трое — Во имя братских прав. Швейц, Унтервальд и Ури, Свободны с давних лет, От фогтовой дикой дури Терпели много бед. Вовек такой печали Не помнил селянин: Глядишь — быков угнали, Остался плуг один. Когда ж, не вытерпев доле, Бедняк защищал свой дом, Ему глаза кололи, И стон стоял кругом. Фогт шляпу свою повесил Вблизи альтдорфских лип, Кто ей поклон не отвесил, Тот бунтовщик погиб. Тут, жизни не жалея, Я встретил тебя, тиран! Я видел козни злодея, Я слышал стон селян; Достойней пасть в сраженье, Чем жить, снося позор, Стране освобожденье Замыслил я с тех пор. Не захотел явиться Я к шляпе на поклон, Тем злобный кровопийца Был тяжко уязвлен. Он, волей господина, Приказ дает мне свой, Чтоб с темени у сына Сбил яблоко стрелой. Тогда воззвал я к богу И вскинул самострел, Свой гнев, свою тревогу Я в сердце одолел; Коль руки будут ловки, Мой мальчик не умрет; Стрелой с его головки Я сбил румяный плод. В ту пору я верил свято — Стрелу направит бог, Но рань я дитя — расплата Тебя ожидала, фогт; Я лук согнул бы снова И — смерть тебе, тиран! Так месть была готова, Ее таил колчан. Но тот, кто жаждал крови, Приметить все ж сумел, Что в миг тот наготове Держал я самострел; Спросил, ужель такая Ему грозила месть? Таиться не желая, Раскрыл я все, как есть. Хоть мне и обещал он, Что не попомнит зла, Но слова не сдержал он, И клятва не спасла. Злорадно торжествуя, Он в плен меня берет, И пленником иду я, В цепях, на вражий бот. Увидел

скорбь я вскоре И скорбь изведал сам, Жене и детям — горе, Печаль — моим друзьям; Не чая воротиться, Я слезы лил порой, Готов был с жизнью проститься Смеялся мучитель мой. Хотел у меня жестоко Отнять сиянье дня, Он в замок Кюсснахт без срока Хотел заточить меня, С позором и глумленьем Меня повели в тюрьму; Но бог не замедлил с мщеньем, Помог слуге своему. Он ветру дал свободу, Тут ураган встает, Взрывая, пенит воду, Кренится утлый бот; С меня оковы сбиты, Мне фогт весло припас, Твердит: сильней греби ты, Спасай обоих нас! Тут, милости не веря И месть в душе тая, Едва завидел берег, Из бота прыгнул я; Взобрался я по скалам С чудесной быстротой, Внизу — валам и шквалам Тиран был предан мной. Он вслед вопил проклятья, Рычал он, словно лев, Стремился убежать я, Угрозы те презрев; Его еще я встречу На улице глухой, Я в грудь надежно мечу, А лук всегда со мной. Раз ехал он, гарцуя, По улице глухой, Тогда пустил стрелу я, Был верен выстрел мой; И вот — врага не стало, Убит он наповал, Я ликовал немало, Когда с коня он упал. Как древле — камень ничтожный Метнул из пращи Давид, И великан безбожный — Был Голиаф убит, Так мне господь защитой, Он дал мне мощь свою, Мой изверг лежит убитый, А я над ним стою. Удачи такой дождался Товарищ мой потом, С Ландбергером рассчитался В купальне топором; Женой его с глумленьем Тот силой овладел, Друг не замедлил с мщеньем, И смерть — врага удел. Не ждали от нашей доли Мы выгоды иной: Насилье мы пололи, Пахали край родной. Не знали мы, где право, Защита, суд и власть, Зато дрались мы браво, И бог не дал нам пасть. Тут править стал боями Союз Швейцарский наш. Враги пришли с войсками, Оружье — верный страж; Себя мы не жалели И в боевом огне, В Моргартенском грозном деле Все бились наравне. Мы знати нагрели спину, Народ наш не был прост, Мы чванному павлину Повыщипали хвост; Но стрелы нам возвестили, Что прочной удачи нет, Мы дорого заплатили За радость двух побед. Окружены врагами, Сильнейшими числом, Под натиском мы сами Бежали со стыдом, Потом пришло подкрепленье, И с Брюнингских высот Павлин удрал, но в сраженье Мы лили кровь и пот. Союзники, всегда вы Должны гореть душой, Храня наследье славы. Кровавой славы той. Свободою гордится По праву наш народ, Но кто ее лишится, Вовеки не вернет. Цветущие ваши годы Взрастила кровь отцов, Хранить венок свободы Будь каждый вовек готов; Враги, пощады не зная, Венок тот совлекут, Едва корысть слепая Заменит верный труд. Приходит к вам с поклоном Напыщенная знать, То — золотом червонным, То деньгами вас прельщать; Одна у них затея — Скупить у вас детей, Что, слов не разумея, Спят в колыбельке своей. Одна у меня забота — Избавить вас от бед, Расставлены тенета, Собаки чуют след; Примите завет суровый, Рождается Телль лишь раз, Ни старый друг, ни новый Так не печется о вас. Вас к миру и ко благу Единство приведет, Лишь отчую присягу Крепите из года в год, Не поддавайтесь злату, Не слепните от благ, Чтоб худшую расплату Вам не замыслил враг. Друзья, тут эта песня Окончиться должна, Пусть, не на ветер спета, Вам век звучит она. Урийца песнопенье Сумейте всюду разнесть — Потомкам в поученье, Стране родимой в честь.

Доктор Фауст [*]

Спеть хочу, христовы дети, Песню новую я вам, Как блистал в безбожном свете Доктор Фауст, Иоганн; Из Ангальта был он родом, Тьму наук он одолел, Горделиво споря с богом, Совершил немало дел. Сорок тысяч духов Он заклятью подчинил, С преисподней разлучил. Средь покорных духов тех Был ему милее всех Мефистофелес. Тут и там — Под стать ветрам — Тот ни в чем не знал помех. Денег он ему припас, Много пирожков, конфет, Много злата, серебра; Еще в Страсбурге потом В цель стрелял он преотменно И, удаче веселясь, Черта так он бил коленом, Что тот охал каждый раз. С почтой ехал ли в дорогу, Духам не было покоя, Сзади, спереди и сбоку Путь мостили, камнем кроя; В Регенсбурге на Дунае В кегли ловко он играл, Рыбу удил, забавляясь, Сколько и где б ни пожелал. Однажды в пятницу страстную Гулял в Иерусалиме он, Где Христос на крестном древе Был нещадно пригвожден. Дух промолвил: «Вот Христос, Он умрет, людей спасая, Видишь, честь ему какая, Хоть спасенье он принес». Дух проворный — тут и там — Под стать ветрам — Очутился вмиг в пути, Чтоб три локтя полотна Фаусту принести. Не успел тот приказать, Как вернулся бес, Полотно ему принес Быстрый Мефистофелес. Португалию, город большой, Тут велел он срисовать; И потом — тут и там — Под стать ветрам — Рисовал край любой, Так же точно, Как Португалию, град пречестной. «Слушай, мне теперь срисуй ты Крест священный со Христом, Все, как есть, смотри, срисуй ты, Все, что видишь ты на нем, Ты срисуй, смотри, и надпись Вместе с именем святым». Срисовать того не мог он, Стал он Фауста просить Преумильно: «Мольбы моей Не отринь, готов я возвратить Грамоту, что мне в залог принес. Написать мне невозможно: Господь Иисус Христос». Убеждал его нечистый: «Прихоть стоит ли того? От затеи откажись ты Ради спасенья своего». Доктор Фауст, обратися, Еще есть времени часок, Бог воздаст тебе сторицей, Милость вечную пошлет, Доктор Фауст, обратися Иль раскаешься потом. «Знать я не желаю бога И его небесный дом!» В это самое мгновенье С неба ангел послан был, Так радостно для слуха Запел он ангельские хвалы. Покуда песнь его звучала, Был доктор Фауст обращен, Но как только замолчала, Адский ужас увидел он. Ослепил его нечистый, Венерин образ срисовал, Тут злые духи собралися — И Фауста увели во ад.

Смерть и девушка

в цветочном саду [*]

Шла девушка, гуляя, Шла, нежная, зарей, Беспечно молодая, В цветочный садик свой. Рвала цветочки без числа. Из серебра и злата Венок себе плела. Подкрался неприметно Тут некто страшный к ней, Его обличье бледно, Весь наг он до костей, Волос и плоти вовсе нет, К костям присохли жилы, Сквозь кожу зрим скелет. Ужасен был сугубо Его зловещий лик, Усмешкой скаля зубы, Шагнул он в тот же миг К прекрасной девушке в цветах Над нею, полумертвой, Великий веял страх. «Рядись, рядись, красотка, Пойдешь плясать со мной! Я на тебя надену Веночек не простой, Он не из цветиков сплетен, Травой благоуханной Не перетянут он. Венок, что возложу я, Зовется — смертный час; Всечасно, торжествуя, Венчаю смертных, вас; Кто здесь однажды был рожден, Венком моим украшен, Со мною спляшет он. В земле моей без счета Прожорливых червей, Они вкусят с охотой От красоты твоей, Тебе цветами станут вдруг, Тебе заменят злато, Алмазы и жемчуг. Была б ты, верно, рада Узнать, кто я таков? Таиться мне не надо, Назвать себя готов: Жестокой Смертью прозван я, В любом краю подлунном Известна власть моя. Коса — мое отличье, И вестником потерь Я предстаю и кличу, Стучусь в любую дверь; И коль пришла кому пора, Будь поздний час иль ранний,— Сбирайся со двора!» Тут девушка в испуге, Томясь, скорбя душой, С мольбой простерла руки: «Смерть, милый гость, постой, С тобой попозже я пойду, Мне, девушке несчастной, Позволь пожить в саду! Воздам тебе богато, Рука отца щедра, Получишь много злата И всякого добра. Оставь мне только жизнь мою — Все, все, что я имела, Тебе я отдаю!» «Сокровищ не взыскуя, К их блеску хладен я! Но жизнь твою возьму я, Красавица моя. Пойдешь со мной в мой хоровод, К нам тысячи сойдутся, Чтоб верен был мой счет». «О рыцарь-Смерть, немало Есть верных слуг у нас. Чтоб я беды не знала, Умрут они тотчас, Уступит их родитель мой, За дочку он заплатит Хоть всей своей казной». «Отцу приспеет время, Возьму его в свой срок. Приду и к вашим слугам, Коль час их недалек, Но нынче срок — тебе одной, О юная красотка, Идем плясать со мной!» «О, сжалься, — возопила,— Над юностью моей, Я б злого не свершила Во весь остаток дней. Меня тотчас не уводи, Дай жизни хоть немного, На время пощади!» Ей Смерть в ответ: «Все тщетно. Уйти — не властен сам, На просьбы нет ответа Ни женам, ни мужам. Малюток увожу с собой, Любой послушен зову, Лишь стукну в дверь косой». Ее увел он рано, Пока была хрупка, Ее повергла в травы Жестокая рука, Задел он сердце ей косой, Красавица лежала, Пронзенная тоской. Лицом бесцветна стала, Глаза как бы во мгле, Привстала, вновь упала, Забилась на земле, Уж ей блаженства не знавать, Вовек в траве зеленой Ей цветиков не рвать.

Бок и Блок [*]

Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Сколько сукна на шлафрок? Семь локтей! Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где мой шлафрок? Маловато Сукна-то, Семь локтей — какой же шлафрок? Что ж выйдет, Бок? Камзольчик, Блок! Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где камзольчик, Бок? Да маловато Сукна-то, Семь локтей — ни камзол, ни шлафрок. Что ж выйдет, Бок? Штаны, Блок. Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где штаны, Бок? А ведь сукна-то Опять маловато, Семь локтей — ни штаны, ни камзол, ни шлафрок. Что ж выйдет, Бок? Да пара чулок. Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где чулки, Бок? Да все маловато Сукна-то, Семь локтей — ни чулки, ни штаны, ни камзол, ни шлафрок. Что ж выйдет, Бок? Перчатки, Блок. Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где перчатки, Бок? А сукна-то Опять маловато, Семь локтей — ни перчатки, ни чулки, ни штаны, ни камзол, ни шлафрок. Что ж выйдет, Бок? Напальник, Блок. Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где напальник, Бок? А ведь сукна-то Опять маловато, Семь локтей — ни напальник, ни перчатки, ни чулки, ни штаны, ни камзол, ни шлафрок. Что ж выйдет, Бок? Прикинешь четверть, Блок,— Выйдет поясок. Когда сдашь работу? Как нельзя скорей — Под вечер в субботу Сдам, ей-ей. Как сказано, в срок Пришел Блок. Мир всем, Бок! Дай бог, Блок! Ну, где мой поясок? Сукно все порвалось, За восемь недель истрепалось. Тут в лавку Блок бежит, Сукна прикупить спешит. И, сам не скончайся Блок, Его бы прикончил Бок.

У, лежебок! [*]

Раз в кабачок жена пошла. У, лежебок! А муженька с собой не взяла. Ха-ха-ха! В дому довольно дела. У, лежебок! Телят пасти велела. Ха-ха-ха! Ты так-то, муж, добро охранял? У, лежебок! Все сливки с молока слизал. Ха-ха-ха! За ремесло такое — У, лежебок! — Получишь палок вдвое. Ха-ха-ха! Муж — в подворотню и на двор. У, лежебок! Повел с соседом разговор. Ха-ха-ха! Соседушка, мой милый! У, лежебок! Жена меня побила. Ха-ха-ха! Бывало то же и со мной. У, лежебок! Ну, видно, поплетусь домой. Ха-ха-ха!

Ленора

Зажглися в небе звезды, Высоко месяц встал, Мертвец к луке припал: «Впусти меня, подружка, Окно скорей открой, Недолго мне быть с тобой. Петух пропел двукратно, Рассвет вещает он, В дорогу я снаряжен. Длинна моя дорога: Две сотни миль позади — И столько же впереди. Не медли, дорогая, В седло ко мне садись, Мы б вихрем понеслись! Там, в Венгрии далекой, Есть домик у меня, Там отпущу коня. На свежей луговине Построен домик мой, Приют для нас с тобой. Не мучь меня, не медли, Садись ко мне, дружок, Поскачем на восток! Нам звездочки мерцают, Высоко месяц встал». Мертвец к луке припал! «Куда меня зовешь ты? Что вздумал, бог с тобой, Еще и в час лихой? С тобой не поскачу я, Кровать твоя узка, Дорога далека. Один ты нынче ляжешь, Мой милый, навсегда! До Страшного суда».

Чудесный рог [*]

Кто к госпоже во двор Летит во весь опор? Коня он осадил, Учтиво стан склонил. Приветны взоры жен, Вновь юноша склонен; Несет он рог резной В оправе золотой. Горит без счету в ней Прекраснейших камней, Рубин, жемчуг, алмаз — Пленительны для глаз. Слоновой кости рог — Громадней быть не мог, Прекрасней быть не мог, В придачу — перстенек. Сияет серебром, И сто звоночков в нем, Из золота литых,— То дар глубин морских. Дар феи то морской — Владычице земной, Прекрасной, мудрой — ей, Кто светлых фей светлей. Тут юноша сказал: «Чтоб рог мой зазвучал — Лишь пальчиком нажмите, Лишь пальчиком нажмите — И все звоночки вдруг Сольются в сладкий звук, Что ни одна струна, Певунья ни одна, Ни птички в облаках, Ни девушки в морях — Никто б не пробудил!» Тут всадник в горы взмыл. У госпожи в руках Тот рог, что пел в веках; Лишь пальчик приложила — О, сладостная сила!

Пальма [*]

К Анхен из Тарау посватался я, В ней все именье, вся радость моя. Анхен из Тарау душой мне верна, В счастье и в горе мой спутник она. Анхен из Тарау, ты — царство мое, Плоть моя, сердце, душа, бытие! Пусть нас все бури обнимут тесней, Будем стоять неразлучно мы с ней. Скорби, недуги, гоненья, беда — Крепче нас свяжут в любви навсегда. Стройная пальма тем боле стройна, Чем долгосрочней под градом она, Так же любовь в нас чудесно растят Крестные муки, страданья и ад. Нам разорвут ли объятья любви, Ты хоть в бессолнечных землях ж и в и — Путь я найду чрез леса, океан, Чрез лед, железо, чрез вражеский стан. Анхен из Тарау, ты — солнце мое, С твоим сливаю свое бытие!

Римский бокал [*]

Стояла я на высокой горе Да глядела в глубокий, глубокий Рейн, Вдруг вижу — скользит там лодка, Пируют рыцари в ней. Тут самый молоденький из них, Он поднял свой римский бокал, Манит меня бокалом: «Иль даром наливал?» «Зачем меня зовешь ты, Что потчуешь вином? Отец в монастырь меня отдает, Мне богу служить суждено». Тут снится в ночной да в полуночный час Рыцарю тяжкий сон, Будто подружка ушла в монастырь, Он с милой навек разлучен. «Слуга, седлай нам двух коней, На душе, в голове — тяжело. Осушал я без счета свой римский бокал, И лодку волной понесло. Мне снилось, монахиню видел я, Бокал ей протягивал свой, Она не хотела идти в монастырь, Туманились глазки слезой. Ну вот, ну вот, стой здесь у ворот, Подружку зови сюда!» Сама игуменья к ним идет: «Пусть выйдет подружка сюда». «Здесь нет никакой подружки И некому выйти к вам». «И если нет здесь подружки — Обитель огню предам». Подружка в одежде белой Тут встала на пути: «Мне волосы обстригли, Во веки веков — прости!» Он пред обителью упал, Глядел он в глубокий, глубокий дол, Тут разбил он римский свой бокал, Разбил и сердце свое.

Ослушались мастеров [*]

Подмастерья, не робей! Наши в Гамбурге, ей-ей, Мастеров нагрели; Роммодедом и фальдрида, Мастеров нагрели. В две недели взяв расчет, Удирайте без забот, Странствуйте по свету; Роммодедом и фальдрида, Странствуйте по свету! Да чтоб всюду вы кричали: Мастера у нас украли Денежки из кассы; Роммодедом и фальдрида, Денежки из кассы! Всем, кто крутит языком, Шею набок мы свернем, Станут молчаливы; Роммодедом и фальдрида, Станут молчаливы! Пришли к Альтону подмастерья — Знай, пируют без похмелья На кошту хозяйском; Роммодедом и фальдрида, На кошту хозяйском. Прогуляли две недельки — Как вернуть нам в кассу деньги, Как беду поправить? Роммодедом и фальдрида, Как беду поправить? Подмастерья тут решили Обсудить беду в трактире — Там мертвецки пили; Роммодедом и фальдрида, Там мертвецки пили. Вдруг — снаружи заперт дом, Барабаны гремят кругом, Город бьет тревогу; Роммодедом и фальдрида, Город бьет тревогу. За дверьми военный стан, Тридцать тысяч горожан, Да еще солдаты; Роммодедом и фальдрида, Да еще солдаты. Столяры — те сдаться рады, Сами вышли из засады — Ну, чего вам надо? Роммодедом и фальдрида, Ну, чего вам надо? Справедливости одной! Из-за вас в беде большой Будет город Гамбург, Роммодедом и фальдрида, Будет город Гамбург. Трубочисты — те востры: Не робейте, столяры, Не сдадимся в драке! Роммодедом и фальдрида, Не сдадимся в драке. Отпустили столяров, Тут раздался трубный зов, Тут рожки запели; Роммодедом и фальдрида, Тут рожки запели. Всяк ремесленник был рад, Все кричали тут: виват! Слава нашим братьям! Роммодедом и фальдрида, Слава нашим братьям! Песню спел — и с глаз долой! Мастерам пора домой, Продавать именье; Роммодедом и фальдрида, Продавать именье. Кем пропета песня эта? Пареньками песня спета, Что странствуют по свету; Роммодедом и фальдрида, Странствуют по свету.