Чудесный рог: Народные баллады

Коллектив авторов

Горемыка Швартенгальз

В пути заметил я трактир И постучал в ворота: «Я горемыка Швартенгальз. Мне пить и есть охота!» Хозяйка отворила дверь. Я плащ и шляпу скинул, Налил вина — да стал глазеть И кружку опрокинул. Она тут потчевать меня, Что барина какого. Да только денег не возьмешь Из кошелька пустого. Хозяйка сердится, бранит — Чуть не оглох от крика. Постель не стелит, гонит прочь: «Иди в сарай поспи-ка!» Что делать, братцы! Лег я спать В сарае возле дома. Эх, незавидная кровать — Колючая солома. Проснулся утром, — смех и грех,— Дрожу, от стужи синий. Вот так хоромы! — На стене Засеребрился иней. Ну что же, взял я в руки меч, Пошел бродить по свету. С пустым мешком пошел пешком, Коль не дали карету. А на дороге мне сынок Купеческий попался, И кошелек его тугой По праву мне достался!

Линденшмидт

Еще недавно знаменит Был грозный рыцарь Линденшмидт, Когда у нас в округе Он гарцевал на скакуне В доспехах и в кольчуге. Он слуг скликал не для добра: «Друзья! Отважиться пора! Не трусить — мой обычай. Мы возвратимся

в эту ночь С отменною добычей». Но славный баденский маркграф, О черных замыслах узнав, Велел забить тревогу, И юный Каспар поспешил Маркграфу на подмогу. Вот мужичка встречает он: «Надень монаший капюшон, Прикинься капуцином. Узнай, где бродит Линденшмидт, И сразу напиши нам». А мужичок тот был хитер, Он — шмыг на постоялый двор, Видать, увлекся ролью: «Подайте хлеба и вина, Иду я с богомолья». Хозяин: «Тсс! Отец святой, К нам нынче прибыл на постой Сам Линденшмидт со свитой. Три кубка кряду осушив, Уснул он как убитый». «Эге, — смекает «капуцин»,— Ты мне попался, чертов сын! Теперь погиб ты, леший». И в замок Каспара тотчас Он шлет гонца с депешей. У Линденшмидта был сынок. Зашел в конюшню паренек Узнать, готовы ль кони, И вдруг кричит: «Вставай, отец! Мне слышен шум погони!» Но грозный рыцарь Линденшмидт Не просыпается — храпит. Хмельной под стол свалился. Напрасно сын зовет отца. Сам Каспар в дом явился. «Здорово, рыцарь! Как спалось? Прекрасный сон видал небось? Сейчас поедешь в Баден: Тебе там выстроен дворец Из черных перекладин!» «Нет, — отвечает Линденшмидт,— Пускай наш спор судьба решит. Хочу с тобою драться!..» Но Каспар меч в него вонзил, Чтоб он не смог подняться. «Ну, что ж. Мне жизнь недорога. Но вот мой сын и мой слуга Стоят перед тобою. За ними, Каспар, нет вины, Их я склонил к разбою». Но молвил Каспар: «Всех казнить Куда игла — туда и нить! Суд скор и беспощаден. Три эшафота сколотил Великий город Баден». Свезли их в Баден всех троих И поутру казнили их В награду за злодейство. Во рву, за городом, гниет Разбойное семейство.

Лорелея

Едва засеребрится Высокая луна,— С утеса в Рейн глядится Красавица одна. То глянет вверх незряче, То вновь посмотрит вниз На парусник рыбачий… Пловец, остерегись! Краса ее заманит Тебя в пучину вод, Взгляд сладко одурманит, Напев с ума сведет. Не зря с тоской во взоре Она глядит окрест… Не верь прекрасной Лоре, Беги от этих мест! От песни и от взгляда Спеши уплыть скорей, Спастись от водопада Златых ее кудрей. Не одного сгубила Русалка рыбака. Черна в волнах могила. Обманчива река.

Королевские дети

Я знал двух детей королевских — Печаль их была велика: Они полюбили друг друга, Но их разлучила река. Вот бросился вплавь королевич В глухую полночную тьму, И свечку зажгла королевна, Чтоб виден был берег ему. Но злая старуха черница Хотела разбить их сердца, И свечку она загасила, И ночь поглотила пловца. Настало воскресное утро — Кругом веселился народ. И только одна королевна Стояла в слезах у ворот. «О матушка, сердце изныло, Болит голова, как в чаду. Ах, я бы на речку сходила — Не бойтесь, я скоро приду». «О дочка, любимая дочка, Одна не ходи никуда. Возьми-ка с собою сестрицу, Не то приключится беда». «Сестренка останется дома,— С малюткой так много хлопот: Поди, на зеленой поляне Все розы она оборвет». «О дочка, любимая дочка, Одна не ходи никуда. Возьми с собой младшего брата, Не то приключится беда». «Пусть братец останется дома,— С малюткой так много хлопот: Поди, на зеленой опушке Он ласточек всех перебьет». Ушла во дворец королева, А девушка в страшной тоске, Роняя горючие слезы, Направилась прямо к реке. Вдоль берега долго бродила, Печалясь — не высказать как. И вдруг возле хижины ветхой Ей встретился старый рыбак. Свое золотое колечко Ему протянула она. «Возьми! Но дружка дорогого Достань мне с глубокого дна!» Свою золотую корону Ему протянула она. «Возьми! Но дружка дорогого Достань мне с глубокого дна!» Раскинул рыбак свои сети И вот на прибрежный песок Уже бездыханное тело С немалым трудом приволок. И девушка мертвого друга, Рыдая, целует в лицо: «Ах, высохли б эти слезинки, Когда б ты сказал хоть словцо» Она его в плащ завернула. «Невесту свою приголубь!» — И молча с крутого обрыва В холодную бросилась глубь… …Как колокол стонет соборный! Печальный разносится звон. Плывут похоронные песни, Звучит погребальный канон…

Лилофея

В древнем царстве подводном жил-был водяной, Но манила его земля: Он задумал сделать своей женой Лилофею, дочь короля. Он из красного золота выстроил мост И, невесте богатства суля, Вызывал на свиданье при блеске звезд Лилофею, дочь короля. Он коснулся белой ее руки, Красоту королевны хваля, И пошла за ним следом на дно реки Лилофея, дочь короля. И тогда схватил ее водяной (Словно горло стянула петля): «Не уйдешь ты отсюда! Ты будешь со мной, Лилофея, дочь короля». Миновало много ночей и дней, В светлой горнице из хрусталя Семерых родила ему сыновей Лилофея, дочь короля. Но однажды приснился ей странный сон — Поле, небо, крик журавля… И услышала тихий церковный звон Лилофея, дочь короля. «Отпусти, отпусти меня, водяной! Погляди: о пощаде моля, В униженье и в горе стоит пред тобой Лилофея, дочь короля». Но угрюмый супруг отвечает ей, Плавниками в воде шевеля: «Кто же вскормит моих семерых сыновей, Лилофея, дочь короля?» «Ах, не бойся, супруг, я вернусь назад, Хоть мила и прекрасна земля. Разве может покинуть невинных чад Лилофея, дочь короля?» И она восстала со дна реки И в весенние вышла поля. «Здравствуй, — в ноги ей кланялись стебельки,— Лилофея, дочь короля». И вошла она тихо в господень храм, Небеса о прощенье моля. «Здравствуй, — люди склонились к ее ногам,— Лилофея, дочь короля». Прибежала мать, прибежал отец: «Ты пришла, нашу скорбь исцеля, Так пойдем же скорее в родной дворец, Лилофея, дочь короля». Все светилось, сияло вблизи и вдали, Пело небо и пела земля, Когда слуги в родительский дом привели Лилофею, дочь короля. Гости ели и пили всю ночь напролет, Сердце сладким вином веселя: Возвратилась домой из безжалостных вод Лилофея, дочь короля. Вдруг в окно кто-то яблоко бросил на стол. То, внезапно сойдя с корабля, Ищет, требует, кличет незримый посол Лилофею, дочь короля. «Пусть в огне это яблоко нынче сгорит!» — Приговор свой исполнить веля, Оробевшей служанке, смеясь, говорит Лилофея, дочь короля. Но невидимый кто-то ответствует ей: «В светлой горнице из хрусталя Семерых ты оставила мне сыновей, Лилофея, дочь короля». «Ты троих заберешь, я возьму четверых, Пусть им родиной будет земля»,— Так она сыновей поделила своих, Лилофея, дочь короля. «Я троих заберу и троих я отдам. Но, сокровище честно деля, Мы седьмого должны разрубить пополам, Лилофея, дочь короля. Все поделим: и ноги и руки его. Ты возьмешь половину и я. Что ж молчишь? Неужель ты боишься кого, Лилофея, дочь короля?» «Иль ты думал, мне сердце из камня дано?.. Ах, прощайте, цветы и поля! Чем дитя погубить, лучше канет на дно Лилофея, дочь короля».

Пилигрим и набожная дама

Однажды, к местам направляясь святым, С котомкой по городу шел пилигрим И жалобно пел, становясь у порога: «Подайте, подайте, коль верите в бога!» Вот глянула некая дама в окно: «Дружок, отказать в твоей просьбе грешно, Да муж мой, что держит меня в мышеловке, Уехал и запер шкафы и кладовки. Но ты не горюй — заходи поскорей. На мягкой постели в каморке моей Найдешь подаянье особого рода, Которым меня наделила природа». Вошли они в спальню — и дверь на засов, Вдвоем до шести пролежали часов. Вот шепчет она: «Подымайся с постели! Ты слышишь? На улице пташки запели». И только ворота открыл пилигрим, Как видит: хозяин стоит перед ним. «Господь да пошлет тебе вечное благо!» — Крестясь на ходу, произносит бродяга. «Эй, женка! Поклясться могу головой — Ты хлеба дала ему из кладовой!» «Да нет, пустячком я его наградила, Которым мамаша меня наделила». «Ну что ж. Так учил нас господь поступать. Но в дом посторонних опасно пускать. Свои подаянья, невинная крошка, Ты впредь на шесте подавай им в окошко». «Супруг! Разговор мне не нравится твой. Ведь это ж — блаженный, ведь это ж — святой. И небо, раскрыв золотые ворота, Воздаст нам сторицей за наши щедроты!»

Господин фон Фалькенштейн

Однажды с охоты граф Фалькенштейн Скакал по лесам и полянам. И вдруг на дороге увидел он Девчонку в платке домотканом. «Куда ты, красавица, держишь путь? Не скучно ль ходить в одиночку? Поедем! Ты в замке со мной проведешь Хмельную, веселую ночку!» «Чего вы пристали? Да кто вы такой? Все хлопоты ваши напрасны». «Так знай же, я — сам господин Фалькенштейн! Теперь ты, надеюсь, согласна?» «А коли взаправду вы граф Фалькенштейн,— Ему отвечает девица,— Велите отдать моего жениха. Он в крепости вашей томится!» «Нет, я не отдам твоего жениха, Ему ты не станешь женою. Твой бедный соколик в поместье моем Сгниет за тюремной стеною!» «Ах, если он заживо в башне гниет,— Бедняжка в слезах отвечает,— Я буду стоять у тюремной стены, И, может, ему полегчает». Тоскует она у тюремной стены, Звучит ее голос так жутко: «О милый мой, коли не выйдешь ко мне, Наверно, лишусь я рассудка». Все ходит и ходит вкруг башни она, Свою изливая кручину: «Пусть ночь пройдет, пусть год пройдет, Но милого я не покину!» «Когда б мне дали острый меч, Когда б я нож достала, С тобою, граф фон Фалькенштейн, Я насмерть бы драться стала!» «Нет, вызов я твой все равно не приму, Я с женщиной драться не буду! А ну-ка, бери своего жениха, И прочь убирайтесь отсюда!» «За что ж ты, рыцарь, гонишь нас? Ведь мы небось не воры! Но то, что нам принадлежит, Берем без разговора!»

Дочь пастора

из Таубенгейма

Там, за рекой, в долине, Умолкли жернова, Не свищут птицы ныне И не растет трава. Там все черно и голо, Все немо и мертво. Ах, там я заколола Малютку своего. Река бежит, не спросит О горести моей И кровь его уносит Куда-то в даль морей. Вознесшись к звездным хорам, Где Млечный Путь пролег, Глядит на мать с укором Мой бедный ангелок. Мы с ним рыдаем вместе Какую ночь подряд… К утру на людном месте Помост соорудят. Но в час неумолимый Умру, того кляня, Кто звал меня любимой И обманул меня. Пусть на исходе ночи Я лягу под топор, Но ворон вырвет очи Тебе за мой позор!

Спор между Жизнью и Смертью

Так Жизнь сказала: «Мир этот — мой, С весельем, песнями, кутерьмой. Я — солнце в небе, я — свет дневной» Так Жизнь сказала: «Мир этот — мой!» Так Смерть сказала: «Мир этот — мой. Я все окутаю вечной тьмой. Умолкнут песни в ночи немой». Так Смерть сказала: «Мир этот — мой!» Так Жизнь сказала: «Мир этот — мой! Хоть из гранита гробницы строй, Не похоронишь любви святой». Так Жизнь сказала: «Мир этот — мой!» Так Смерть сказала: «Мир этот — мой! Иду с войною я и чумой. В могилу ляжет весь род людской». Так Смерть сказала: «Мир этот — мой!» Так Жизнь сказала: «Мир этот — мой! Распашет кладбища плуг стальной, Взойдет колосьями перегной». Так Жизнь сказала: «Мир этот — мой!»

Беглый монах

Я песню новую свою Готов начать без страха. А ну, споемте про швею И черного монаха. Явился к повару монах: «Давай скорей обедать! Что в четырех торчать стенах? Хочу швею проведать!» Вот он поел да побежал, Плененный белой шейкой. Всю ночь в постели пролежал С красоткой белошвейкой. Меж тем колокола гудят, Зовут монахов к мессе: «Эх, что сказал бы мой аббат, Когда б узнал, что здесь я?» Он пред аббатом предстает, Потупив долу очи. «Мой сын, изволь-ка дать отчет, Где был ты этой ночью?» И говорит ему чернец: «Я спал с моею милкой И пил вино, святой отец, Бутылку за бутылкой!..» Весь день томительно гудят Колоколов удары. Монахи шепчут: «Бедный брат, Побойся божьей кары!» И говорит чернец: «Друзья, Погибнуть мне на месте, Но мне милей моя швея, Чем все монахи вместе!» Кто эту песенку сложил, Ходил когда-то в рясе, В монастыре монахом жил, Да смылся восвояси.