Чума в Бедрограде
Шрифт:
Отчасти дело, конечно, в том, что некоторые ошибки не прощают. Гошку переиграл Университет, из-за чего всё покатилось под откос, и сколько бы оно ни выравнивалось — некоторые ошибки не прощают. Гошка предпочёл бы, чтобы его гэбня об истории с шаманом вовсе не знала, Гошка отмалчивался до последнего (может, это и оказалось последним маленьким гвоздиком в крышку гроба психического здоровья миленького?).
Отмалчивался, чтобы не начали отговаривать.
Потому что на самом деле соль, разумеется, не в этом. Просто госслужба — это херово призвание, и нельзя просиживать форменные брюки или даже полировать табельное оружие в гэбне, если ты не любишь само государство. Нельзя, потому что слишком просто задурить собственную голову и искренне уверовать в то, что ты печёшься о вверенном тебе городе.
Если правда печёшься, если правда хочешь, чтобы людям было лучше жить, стоит задуматься о том, с какого хера ты ставишь знак равенства между «лучше» и «как придумало Бюро Патентов».
Это государство было создано странными людьми со странными целями, и награждают здесь не умных и смелых, а хитрых и пронырливых. В этом государстве между двумя уровнями доступа — пропасть, зияющая дыра, которую не заполнить никакими молитвами и прочей мистической поебенью. В этом государстве тот, кто выше, получает от работы вагон удовольствия, а тот, кто ниже, просто не думает о том, кто выше.
Ведь думать вредно.
Всем, от мала до велика.
Мы живём в прекрасном мире и в прекрасной стране, на которой выросли паразитические надстройки, перебирающие длинными пальцами, стравливающие хороших, в общем-то, людей ради собственной потехи, ставящие свои извращённые эстетические предпочтения выше любого здравого смысла. Способные простить склад смертельного вируса и лишить уровня доступа за несвоевременную болезнь.
Держащих каждого херова нормального человека даже не в постоянном страхе — в постоянной невесомости.
Как можно двигаться вверх, если под ногами нет почвы?
Юный Молевич с его контрреволюционным движением был на удивление прав. Ему не хватило мозгов, таланта и удачи, поскольку личные проблемы всю жизнь застилали глаза, но по сути он был на удивление прав.
Университет с его вечным балаганом нашёл свой способ жить не по-фаланговски.
Гошка так не умеет.
У Гошки броская внешность, медальон на шее, который так легко опознать, а теперь ещё и две дырки в правой руке — та ещё особая примета. Гошка по-прежнему любит Бахту и Соция, Гошка по-прежнему любит институт гэбен. Не любит он всё то, что мешает этому институту работать по-человечески.
Гошка хочет жить в стране, где можно не только думать, но и знать, что думают о тебе.
Ходят слухи, что много хороших людей нынче подались в Столицу, а значит, со Столицы и начинать. Столичную гэбню не жалко (вот уж кто точно сам виноват), да и с Бахтой и Социем так получится подольше не пересекаться. Не говоря уж о том, что некоторые из подавшихся в Столицу хороших людей могут разделять кое-какие дооформившиеся наконец мысли.
Бедроградская гэбня работает хорошо. Бедроградская гэбня работает хорошо и без него, Гошки, он убедился.
В Бедрограде всё будет спокойно — какое-то время.
В конце концов, динамит — это очень просто, а за десять часов дороги до Столицы можно придумать и более изящные решения. Найти сочувствующих, задействовать имеющиеся ресурсы. Предложить интересную сделку томящимся в Медкорпусе.
В Бедрограде всё будет спокойно, потому что Всероссийское Соседство не ограничивается Столицей и Бедроградом, а у института фаланг всё-таки есть одно достоинство.
Все их резиденции во всех городах Всероссийского Соседства располагаются по адресу Революционный проспект, дом 3.
Эпилог
Дорогая Бровь!
Я не писал от руки уже добрых полгода, всё сплошь на печатной машинке, и вот, полюбуйся, что ты со мной делаешь. Писем я не писал вообще никогда, так что, извини, особенностей жанра не знаю. Обязательно ли мне полагается осведомиться о здоровье — твоём и батюшки? Полагаю, нет. Ну, надеюсь, а то вышло бы как-то немного глупо — с учётом того, что вы оба умерли.
Тут невольно хочется заметить, что письма покойникам, как и вообще любая литературная деятельность, куда лучше подходит Габриэлю Евгеньевичу, чем мне, но он, к сожалению, временно недоступен. А может, и не временно. Всероссийская медицина — это хтоническое чудовище, которое проглатывает всех причастных с ногами, я знаю, я там был. Виктор Дарьевич столь добр и щедр, почти и без оговорок, что довольно сложно всегда держать в голове тот простой факт, что из Медицинского корпуса не шибко-то выбираются невредимыми.
Нда.
Актуальная для тебя информация.
В общем, я это всё к чему: помнится, когда-то давно велись какие-то речи про шпионский роман с главной героиней. Шпионские (как и любые другие, прости леший) романы я писать не умею, но базовым навыкам драматургии Охрович и Краснокаменный (о где, о где они теперь?) меня обучили. Дальше списка действующих лиц пока не продвинулся, но, короче, не выпендривайся и радуйся тому, что дают, всё равно никто другой этим заниматься не станет.
На лестнице послышались шаги, и Дима тут же воровато спрятал листы под рубашку. Будучи человеком умным, а также весьма коварным, он засел не в каморке Святотатыча, куда постоянно кто-нибудь вваливался, а в каморке напротив (тем более что там даже имелся стол нормальной высоты). Он не то чтобы стеснялся своего занятия, просто нечего сбивать с полёта эпистолярной мысли.
Шаги потыкались в дверь напротив и позвали Диму по имени.
Он решил пока что сделать вид, что его тут нет.