Чума в Бедрограде
Шрифт:
Что тоже победа — ну и что, что после этой фразы Гошка не смог уйти.
Пришлось медленно развернуться обратно.
— Что именно вас интересует? Все бумаги были направлены по соответствующему адресу. Если это официальное разбирательство, говорить вам полагается с тремя головами Бедроградской гэбни.
— Временно недееспособной ввиду неполноты состава, насколько я понимаю.
Временно недееспособной, но поскольку никто, кроме них, не справится с проведением юбилея, на это прикроют глаза, да?
Хер тебе, водоросль.
— Нас не уведомляли о прекращении дееспособности гэбни, речь шла только о временном отсутствии в ней Андрея Эдмундовича по состоянию здоровья. Если это официальное уведомление, то я буду только рад отправиться прямо в Бедроград прямо сию же минуту.
Фаланга поморщился.
— Ситуация действительно сложная, а вы, Гошка Петюньевич, действительно талантливый человек. Судите сами: Бедроградская гэбня удовлетворительно организовала проведение столь важного и ответственного мероприятия, количество накладок в рамках допустимого. Но при этом один её голова отсутствует. Конечно, на облике мероприятия это не скажется, но халатность, согласитесь, откровенная.
— Андрей Эдмундович заболел, — сквозь зубы проговорил Гошка.
Сломался в неподходящий момент. Это бывает. Не всегда бывает так капитально.
Миленький не стоял на ногах, не мог удержать дрожь в руках и сперва всё твердил и твердил что-то нелепое про трещины, тетрадки, своё отрядское детство и Савьюра. Последнее Гошка ещё более-менее понял по контексту (не сразу, но таки допёр, под кого косил Смирнов-Задунайский), а остальное, кажется, вынырнуло из каких-то не освоенных человечеством недр. Здравый смысл — мол, нехер вестись на очередную атаку университетских, это же всё то же самое, миленький, мозги-то прочисти — на Андрея не подействовал. Тот только бормотал, что ситуацию нужно прекратить, что ему это поможет, что нужно перекрыть каналы восприятия —
Бормотал, бормотал — и прямо на складе стал задыхаться.
Тем и закончилась встреча, насилу успели добежать до ближайшего телефона. На складе его нет, среди захваченных младших служащих сильно квалифицированных медиков тоже не нашлось, а у Андрея в такси все нужные ампулы имеются — да только хером Гошка ебал, что в таких случаях надо колоть, это ж не пулевое-ножевое, а какие-то психические процессы. И пришлось звонить собственным врачам и спокойным голосом спрашивать, что делают в таких ситуациях.
А потом выслушивать краткую энциклопедическую выдержку о панических атаках, вызывающей их тревожности, необходимости как минимум психотерапии и всём таком.
Послать нахер, бросить трубку и обойтись даже без уколов — простыми дыхательными упражнениями.
Миленький не свихнулся, миленький довольно быстро пришёл в себя, бледный, но живой. Миленький окончательно очухался бы как миленький через пару дней (врачи это сказали, он сам это сказал), но — херов юбилей, куда нельзя не прийти и куда нельзя приходить в таком состоянии. Куда миленький не смог бы толком дойти.
Пришлось создавать иллюзию состояния здоровья, благо была в черте города Бедрограда очень специальная психиатрическая лечебница в смежной юрисдикции Бедроградской и Медицинской гэбен. Туда фаланги не сунутся, а с Виктором Дарьевичем уладили постфактум. В лечебнице сказали, что, раз такое дело, можно лечить тревожность Андрея постепенно и поэтапно, без спешки.
Ночные разговоры на складе почти успели стать утренними.
На то, чтобы разобраться с миленьким, у Бедроградской гэбни оставались жалкие три-четыре часа.
И они согласились на постепенно, поэтапно и без спешки.
Андрей, разумеется, был против. Говорил, что это ненадёжно, что лучше ему что-нибудь сломать или хотя бы написать, что сломали, а то лечебницу под Медицинской гэбней, куда фалангам не сунуться, они не простят.
Андрей Эдмундович заболел.
— Андрей Эдмундович не посетил юбилей Первого Большого Переворота, — еле заметно развёл руками фаланга, — а это прецедент. Как вы сами думаете, что нам с ним делать?
— Я сам думаю, что вас совершенно не интересует, что я думаю, потому что вы всё давно решили, — отрезал Гошка.
— Ваша несговорчивость — часть вашего таланта, — растянул губы в улыбке фаланга.
Это была бессмысленная фраза, нужная только для того, чтобы помурыжить. Фаланги не тянут время просто так, им всегда нужно либо додержать до кондиции, либо дать подумать, либо навести на какую-то мысль.
Гошка отчаянно сопротивлялся, но мысль пришла сама собой.
Гэбня не считается недееспособной по причине физического отсутствия (в том числе из-за болезни) одного из голов. Каждый может уехать, каждый может в самом деле сломать ногу.
Гэбня считается недееспособной — временно недееспособной по причине неполноты состава — только в том случае, если в ней официально менее четырёх голов.
Если одного из них решили отстранить.
Насовсем.
Фаланга снова посмотрел на Гошку с любопытством и удовлетворением. Тот факт, что ваш мыслительный процесс столь явно пропечатывается у вас на лбу, Гошка Петюньевич, — это тоже часть вашего таланта, так приятно видеть, что он идёт в нужную сторону.
Интересно, что будет, если вломить ему прямо здесь и сейчас? Ведь с некоторой вероятностью — ничего.
А потом ещё выяснится, что и оно пошло на пользу государству.
Всё ведь всегда оказывается строго противоположным твоим ожиданиям.
— Это официальное уведомление? — мрачно спросил Гошка.
Нынешний фаланга был немного нетипичным — свежим, наверное. Не успевшим выцвести. Со слишком здоровой кожей и слишком заметной радостью.
— Нового голову Бедроградской гэбни назначат в течение трёх дней, — проворковал он.
Не ответив на вопрос.
— Это официальное уведомление? — с нажимом повторил Гошка и шагнул вперёд — достаточно грозно, чтобы водоросль шевельнулась.