Чумовые истории. Пёстрый сборник
Шрифт:
– Хм. Знаешь… Я всё же постараюсь тебе помочь. Тебе и твоим… друзьям. Мне пора что-то менять в жизни.
– "Я устал, я ухожу"?
– Да, черт побери, именно! Да, я не миллионер. Моё имущество – всё, что ты видишь. Но! Есть еще дача. На даче есть мастерская. А в мастерской… Поехали, покажу, что. Что у тебя в рюкзаке? – поинтересовался брат.
– Несколько доз подготовленного эритропоэтического глобулина в шприцах для инъекций, сухая плазма на черный день. Смена белья. Несколько фоток, которыми хотел тебя одновременно удивить и напугать.
– Там есть я?..
– Нет. Только
– Покажь.
– На.
– Ааааа, узнал, узнал. Кто это? Твой коллега?
– Главврач Осипов.
– А это?
– Буйный пациент.
– Тот самый?..
– Ага, он. Роковой шизофреник. Мастер-вампир.
– И ты приехал просить помощи вот для него?
– Нет. Твоя помощь очень нужна мне. Но он поедет с нами, уж как пить дать. Такая гнилая натура. Он взял отпуск.
5.2 Любовный многоугольник
Долгих двадцать лет квартира на канале Грибоедова пустовала. Наследники бывших хозяев никак не могли поделить имущество. Судились, разрезали квартиру на несколько коммуналок, пытались сдавать долями, снова судились. Пока волокита продолжалась, жилье стояло опечатанное. Бабка Нюра из шестнадцатой лопалась от любопытства, кто же и когда наконец станет её соседями. Железная Нюрка жила тут с семидесятых и многое могла порассказать про последних хозяев. Нет, она ничего не видела. То есть нет. Она видела, кто и когда приходил, кто и когда уходил. И слышала. И делала дедуктивные выводы.
У бабки был чуткий слух. Особенно ночами, о, да, как там, за стенкой, проходили ночки-то! Ух! В этом доме царской постройки уцелели старинные воздуховоды. Или это была система связи, домовой телефон, более примитивный, чем телефон Бэлла, для вызова челяди? Короче, бабка Нюра слышала каждый вздох, каждый чих у соседей, попивая чаек на кухне. И каждый глухой вопль, каждый удар плёткой – в спальне.
В девяностые она даже завела тетрадку, где записывала номера машин гостей, время приезда и приметы входивших и выходивших из подозрительной квартирки. Боевые дежурства бабки Нюры, борца за нравственность. Тетрадка эта так и лежала под комодом, заставленным керамическими фигурками кошек, пока бабку осенью не хватил удар, и она возьми да и помри.
Внук бабки, Эдуардо Фокин (о нем в другой раз) по большей части жил в Москве, перепоручил разбор хлама и вывоз рухляди фирме "Весело и с ветерком!" Два ядовито-розовых фургона уже были доверху забиты книгами, тюками с одеждой и мебелью. Служба клининга с промышленным пылесосом, а за ними маляры с побелкой поднялись на третий этаж. Да так там и застряли, сгрудившись вокруг выцветшей тетради.
– Погоди, я запутался. Кто с кем-то?
– Это была его вторая жена, бывшая.
– Но как же бывшая, если они снова стали вместе, ну, того?
– Ей просто некуда было идти, вот она и вернулась. А так, он ей не рад был совсем.
– Стойте, а как же тот мальчик светленький, молоденький? Саша? – печально вскрикнула уборщица Жанна, вырывая тетрадку. – Он же в ту ночь…
– Да, бабка Нюра пишет, как он входил с тем высоким страшным типом, но больше нигде не упоминает.
– Ой, что здесь было-то?! Ой, и милицию не вызвали?!
– Бабка говорит, ментам он платил, и они его не трогали. Они явно тут притон организовали. Место отличное.
–– Прочитайте, еще раз кто-нибудь, про ту ночь…
"В восемь двадцать приехала черная волга прокурора, за ней черный хозяйский бмв ? в 666 дд, а затем в девять ровно бежевые Жигули слащавого завитого директора клуба, они немного постояли вместе, поговорили, похоже, спорили, и пошли в парадную. Внизу остался водитель бмв, что на цыгана похож, ждал сигнала хозяина. До полуночи проверял гостей. После десяти так и хлопали дверьми, туда-сюда, окаянные. Девиц привез на зеленом запорожце крашенный блондин, кажется, Свят, сначала трех, потом еще за двумя съездил. За ним Федьку Слепого привезли те богатые англичане и француз-юрист. Покурили, сбегали за выпивкой и в дом. Ближе к полуночи, как заведено, танцы, и до трех ночи. Я уже хотела им стучать по трубе шваброй, но они внезапно выключили и тишина такая, страх. Какая-то заварушка случилась. Подрались, что ли? Выстрелов не слышно было. Никто не кричал. Или отравление, или задушили, изверги. Скоро вышли все девки, я их пересчитала, все пять были в целости. Маргарита еще час с ними курила на набережной, у фонаря, но с ними не поехала. Потом мужики иностранцы. Значит, в квартире остались Федька, Виктор, двое Сашек и Свят. И с а м. Ой, страх какой. Слышать то слышала, говорили громко, но ничего не поняла, по-немецки они что ли, по-французски говорят? Точно, наркотиками торгуют. Как бы не убили они кого."
– Вань, Лёша… Какого числа это было?
– Тридцатого.
– В ночь на первое? Вам это не кажется символичным?
– А что?
– Бабка была советской женщиной, она не могла заметить одну деталь.
– Какую, Жень? Опять свою мистику разведешь! Всё банально: бордель тут был.
– Нет, посмотри на даты. Все сходится.
– Что сходится? Что, шабаш чертей и ведьм? То полнолуние, то солнцестояние?
– А, нашел чему удивляться! Мне удивительно, как он с третьей женой сошелся, а сам свидания кому назначал, а?
– Гонимые извращенцы, что с них взять.
– Жаль, пленки бабка не записывала.
– У хозяина, сто пудов, были пленки. Надо же было их всех чем-то шантажировать.
– Он их сжёг, когда женился в четвертый раз. На негритянке из Сомали.
– Я бы за такого не пошла. Это себя не уважать.
– И куда они потом уехали? В Молдавию? В Венгрию?
– Нет, в Венгрию уехал Федька с его бывшей второй женой.
– А в Италию?
– Не знаю. Актер с Анной в Германии, это я запомнил.
– А Вика вышла потом за прокурора. И удочерила Лизу, младшую, от Владика и Маргариты.
– Содом и Гоморра!
– Да нет, обычное общество совместного проживания.
– Комбинат общественного питания зла!
– Любовь зла, полюбишь и…
– Ребят… Что с этой пакостью делать?
– Я бы сфоткал и слил на ДЗЕН.
6 С.А.Л.О.
Острава. Чехия. Март.
Проехали чешские деревни Дольни Мокропосы и Горни Мокропосы, и Дрльно Хабры. Надо читать не Дрльно Хабры, а Дольни Хабры. Мои будут произносить Дрельно Храбры. И дивитися, что их никто не понимает.