Чувство льда
Шрифт:
– А вдруг она обидится?
– Значит, она обидится, – невозмутимо ответил Александр. – В конце концов, у нас с ней разные проблемы. Ее проблема – обижаться или нет. А моя – не позволить никому и ничему, никакой бабе и никакому делу встать между мной и моим братом. Между мной и Андрюхой никогда и никто стоять не будет. Я понятно выразил свою мысль?
– Более чем. Саш, а можно я задам тебе очень личный вопрос? Мне давно хотелось спросить, но как-то случая не было.
– Валяй, – согласился он, – я сегодня добрый.
– Вы же близнецы, у вас, по идее, должны быть одинаковые вкусы, и вам должны нравиться одинаковые женщины. Андрей влюблен в Катерину, это очевидно, так неужели она тебе самому совсем не нравится?
Ну вот, она спросила. Ответ на этот вопрос Нане хотелось услышать с того самого момента, когда она поняла, что у нее внутри все обрывается
Тогда, в детстве, ей и в голову не приходило, что близнецы часто влюбляются в одних и тех же девушек, а вот теперь Нана задумалась над этим. Почему так вышло, что Андрюше она нравилась, а Саше – нет? А может быть, он тоже ею интересовался, но скрывал, чтобы не ссориться с братом? Ей было важно услышать ответ, хотя она и не смогла бы сказать, зачем. Что ей с этого ответа? Просто услышать, что когда-то давно она тоже нравилась Саше Филановскому? Ну услышит, и дальше что?
– Катерина-то? – задумчиво переспросил Александр. – Не-а, она совсем мне не нравится. Не мой тип.
– Значит, умные книжки врут и близнецам совсем необязательно влюбляться в одних и тех же или похожих женщин?
– Ну, я не знаю, обязательно или нет, у нас с Андрюхой все было по-другому. Мы с ним совсем разные, нас даже не путали никогда, хоть мы и гомозиготные близнецы. Но это – результат упорного и тяжелого труда.
– Даже так?
– Представь себе. Нам было лет по шесть… – он почесал бровь, улыбнулся каким-то далеким воспоминаниям, сунул в рот очередной крошечный бутербродик с розовой прозрачной семгой, – ну да, как раз летом перед тем, как мы пошли в первый класс… нас же с шести лет в школу отдали… Мы с Андрюхой устроили свару из-за карандаша, я кричал, что карандаш мой, Андрюха вопил, что карандаш его, мы вцепились друг другу в волосы, и тут вошла Люба, разняла нас и строго спросила, как нынче принято выражаться, об чем базар. Выслушала наши сопливые претензии и сказала замечательные слова: «У вас вообще нет ничего своего. Этот карандаш не твой, Саша, и не твой, Андрюша. Этот карандаш – мой, потому что я купила его на свои деньги, которые заработала собственным трудом. А вам я дала его только попользоваться. В этом доме нет ничего вашего, потому что все принадлежит бабушке, дедушке и мне, все это куплено на заработанные нами деньги. Просто вы еще маленькие, сами зарабатывать не можете, а мы вас очень любим и поэтому разрешаем всем этим пользоваться. Понятно?»
– И неужели вам это было понятно в шесть-то лет? – не поверила Нана.
– Ну, не сразу, конечно. Мы еще задали массу дополнительных вопросов, чтобы окончательно прояснить позицию. Я стал выяснять, например, насчет книжек и игрушек, Андрюха начал спрашивать про коньки и футбольный мяч. Надо отдать Любе должное, у нее всегда хватало терпения объяснять и по многу раз повторять одно и то же, пока она не убеждалась, что мы действительно поняли. В общем, базарили мы долго, торговались буквально за каждую пуговицу на рубашке, но и пуговицы, как ты понимаешь, оказались тоже не нашими. А под конец Люба сказала: «Запомните, мальчики, вам принадлежат только ваши имена и ваша внешность. Все остальное – не ваше, и вы этим только пользуетесь». Вот это и стало основным камнем преткновения.
– И что было дальше? – спросила она.
Ей стало ужасно интересно. Никогда она не слышала ни от Саши, ни от Андрея этой истории.
– А дальше я взял инициативу в свои руки, я же как-никак старше на целых десять минут, – засмеялся Филановский. – В тот же день, вечером, когда мы с Андрюхой укладывались спать, я потребовал, чтобы он надел другую пижамку. Нам же, как и всем близнецам, вещи покупали одинаковые, и мы до того момента всегда бывали одинаково одеты. Белье мы меняли тоже одновременно. Как сейчас помню, в тот момент мы уже неделю спали в синих пижамках в желтую клеточку. Я свою надел, гляжу – Андрюха такую же надевает, и стоим мы с ним такие одинаковые-одинаковые. Что ж, думаю, такое творится, у нас всего-то и есть своего, что имя и внешность, так даже и внешность одна на двоих. Не бывать этому! У меня все будет свое! Представляешь, во мне уже тогда проснулся оголтелый собственник, – он снова рассмеялся и подлил в чашку еще кофе. – Короче, я велел ему эту пижамку снять, а надеть другую, зеленую с полосочками. Резоны свои я Андрюхе объяснил, так что он переоделся и со мной согласился. А утром я попросил Любу отвести нас в парикмахерскую, чтобы Андрюху постригли по-другому. В общем, с этого момента у нас появился пунктик: сделать все возможное, чтобы внешность у нас была разной, у каждого своя. Лет в пятнадцать я начал отпускать усы, Андрюха тоже хотел, но ему пришлось бриться, чтобы не быть похожим на меня. Но внешность, Нанусь, – это было только начало, причем далеко не самое сложное. Вот все остальное оказалось куда труднее, но мы и с этим справились.
Как интересно получается, думала Нана, слушая своего шефа, вот шестилетний Саша захотел, чтобы внешность у них с братом была не одна на двоих, а у каждого своя, и что же он сделал? Изменил собственный облик? Да ничего подобного! Свой облик он сохранил, а вот от Андрюши стал требовать, чтобы он подстраивался. И тот согласился с такой постановкой. Поменял пижамку, перестригся, не стал отпускать усы… Неужели даже в таких ситуация проявляется тандем «лидер – ведомый»? Все в тех же умных книжках Нана прочитала когда-то, что тот из близнецов, который рождается первым, становится лидером, а второй – ведомым.
– А что – остальное? И почему было труднее? – спросила она.
– Ну, мы же боролись за собственную индивидуальность, значит, у нас должны были быть разные вкусы, разные привычки. А любили-то мы на самом деле одно и то же, и привычки у нас были одинаковые. Мы, например, оба обожали творожную массу с изюмом, молочную пшенную кашу, жареную картошку и овсяный кисель. А тут пришлось разделиться. Я оставил себе творожок и картошку, а Андрюхе достались каша и кисель. Представляешь Любино удивление, когда мы сели за стол и Андрюха отодвинул от себя блюдечко с творожной массой и заявил, что не будет это есть, он это разлюбил и теперь будет любить простоквашу с сахаром. Это был цирк! Люба бесилась, потому что надо было покупать для нас разные продукты и готовить разную еду, но мы твердо стояли на своем: это будем, а это – не будем. Я вместо пшенной каши стал требовать манную, хотя и не любил ее, но ничего, со временем привык, потом даже понравилось. Я ведь и до сих пор пшенную кашу не ем, – улыбнулся Филановский. – А Андрюха, бедолага, давился простоквашей вместо сладкого творога, но тоже пообвыкся со временем. Самым трудным оказалось менять привычки. Не все, конечно, а только те, которые проявляются на людях. Как сидим, как стоим, как ходим, в какой руке портфель носим и все прочее. Но ничего, справились. Книжки разные читали, по телику передачи разные смотрели, я все больше по части спорта ударял, а Андрюха – «Клуб кинопутешествий», «В мире животных», в общем, все такое образовательно-познавательное. Правда, фигурное катание мы вместе смотрели, да и то только до тех пор, пока сами катались.
– А что насчет девочек? – осторожно поинтересовалась Нана.
– Да тоже договорились сперва, а потом втянулись. Тут я на правах старшего брата проявил благородство и сам про себя решил, что пусть Андрюха влюбляется в тех, кто ему действительно нравится, а уж я подстроюсь как-нибудь. Буду ухаживать за принципиально другими девочками. Он – за брюнетками, к примеру, а я – за блондинками, он – за худенькими, я – за пышечками. Главное, чтобы нам не понравилась одна и та же девушка.
– И что, неужели ни разу одна и та же не понравилась?
Филановский пожал плечами.
– Да вроде нет. Я, во всяком случае, такого не припоминаю. И потом, это же только в первые два-три раза внешность имеет значение, а потом, с годами, начинаешь понимать, что дело вообще не в этом, я имею в виду, не во внешности. Вот тут и проявились наши с Андрюхой различия: для него важна внешность, а для меня характер, менталитет. Ты посмотри, у него же все бабы на одно лицо, что бывшая жена, что подружки его бесконечные. Дружить и сутками вести разговоры он может со всеми, кто ему близок по духу, независимо от характера, а в постель ложится только с одним типажом, с другими у него то ли не получается, то ли желания не возникает. А у меня все наоборот, я могу трахнуть любую бабу, даже самую страшную, у меня нет таких проблем, лишь бы меня ее характер устраивал.