Чужак в чужой стране
Шрифт:
Это не «коммунарская» любовь, когда все опять-таки принадлежат всем. Своеобразная философия героя романа Майкла Валентина Смита строится на ином принципе: каждый добровольно, по внутреннему позыву предлагает разделить счастье с каждым. И как гроканье (что это такое, вы, надеюсь, поймете… грокнете в процессе чтения!) фактически объединяет всех мыслящих существ в «братство разума», так и описанные в романе ритуалы «разделения воды» объединяют обитателей гнезд в единую Семью (которая предполагает и «единую плоть»).
Впрочем, разделять фазы этого Великого Объединения на «духовное»
Вот такая любовь.
Конечно, при желании можно увидеть (и увидели!) в романе проповедь вселенского свального греха — в качестве альтернативы «моральной» моногамной любви, принятой за нравственный эталон христианской цивилизацией. Но было б, как говорится, желание опошлить — а за святыми (и оттого обязательно чуточку наивными) идеями дело не станет. И весьма популярные, несмотря на их вздорность и откровенную сфабрикованность, «обвинения» Хайнлайну, что он-де прямо подтолкнул к чудовищному ритуальному убийству знаменитого Чарлза Мэнсона, верны в той же мере, что и похожие обвинения в адрес автора «Графа Монте-Кристо» (пропагандировал же, как пить дать, наркотики!).
Стоит задуматься, почему аморализм, извращения и сексуальное насилие так же часто, если не в большей степени, произрастают на обильно удобренной христианскими нравоучениями почве, что и на «дикой» целине язычества. Ведь не где-нибудь, а именно в западной цивилизации возникло уродливое (многие со мной не согласятся) явление феминизма — как естественная реакция на столь же уродливый имидж «мужественности», предполагающий ограничить женщину кухней и детской.
Между прочим, постоянно обвиняемый критиками (особенно критикессами) в «сексизме» и «мужском шовинизме», Хайнлайн во многих своих произведениях необычайно благородно, я бы даже сказал, уважительно-трепетно относится к слабому полу. Военно-морская выучка подсказывает ему, что «женщины и дети — первые», и он постоянно демонстрирует джентльменскую заботу о тех, кто не может себя сам защитить.
И если будущие читательницы самого «сексуально-распущенного» хайнлайновского романа смогут взглянуть на него без предубеждения и злобы на «мужиков-козлов», вряд ли в адрес автора и его героя прозвучат стандартные обвинения в агрессивности, безответственности, невнимании, стремлении сломать и подавить, эгоизме. Словом, стандартный набор, которым награждают представителей сильного пола воинствующие феминистки (и не без оснований…). Хотя ведь и Майкл Валентин Смит — мужчина не обычный. Бог, одним словом…
Впрочем, это точка зрения автора предисловия. Писатель же сознательно провоцирует читателя, вызывая споры, а порой и резкие возражения.
Что бесспорно, так это удивительное для «низкого жанра» множество живых персонажей, образов во плоти и крови, а не манекенов, излагающих авторские идеи. И самая яркая звезда среди них — земной наставник марсианского «Маугли». Калифорнийский адвокат, жуир, циник и резонер, а в «свободное время» и немножко писатель — Джубал Хэршо.
Одна подсказка будущим читателям: устами этого отъявленного индивидуалиста и в то же время законника до мозга костей, «готового бороться с целым государством, имея в кармане один перочинный ножик», скорее всего говорит сам автор…
Хэршо достаточно умен и критичен по отношению ко всему на свете, включая себя, чтобы серьезно претендовать на роль учителя — ведь его «ученик» интеллектуально и физически превосходит кого бы то ни было из живущих на Земле (благодаря своим первым марсианским «университетам»). В одном Хэршо мог оказаться полезен «божественному младенцу» — обучить того, как с большей пользой применить свои уникальные способности в Америке. В Америке же, особенно в Калифорнии начала 60-х (это не время действия романа, а время, когда писалась и впервые читалась книга Хайнлайна) нет ничего более выгодного для прирожденного чудотворца, как основать новый религиозный культ.
Вообще подобной литературе критиками давно был «присвоен» термин «Bildungsroman» (в переводе с немецкого означает «обучающий роман»). Традиция эта давняя, идущая от просветительской литературы XVIII века и — хотя немногие это признают — пронизывающая всю научную фантастику. Последняя ведь всегда претендовала на роль учителя, наставника, поводыря, а Хайнлайн это ее стремление просто декларативно высветил.
В романе все и всех поучают и просвещают. Кого-то это может раздражать (меня, во всяком случае: всякий раз, когда герой научно-фантастического произведения «встает в позу» и начинает вещать, хочется зашвырнуть книгу подальше…), но Хайнлайн смело идет на риск. И — выигрывает! Может быть, ему помогает юмор, самоирония, чувство дистанции. Писатель словно бы улыбается, поглядывая на читающего: не принимай, дескать, слишком серьезно все, что я тут навыдумывал…
Кто не согласен, пусть обратит особое внимание на короткое авторское предуведомление к книге — насчет того, что «все персонажи, места действия…» и т. д. А по прочтении романа — неплохо задуматься, не напоминает ли трагический финал некие священные книги [3] . Не думаю, что серьезный религиозный проповедник-мессия позволил бы себе шутить на такие темы!
Однако я уже вторгаюсь в сюжет, хотя обещал этого не делать. Книга — перед вами.
3
Не зря же название романа впрямую перекликается с цитатой из Библии: «Для чего Ты — как чужой в этой земле, как прохожий, который зашел переночевать?» (Иеремия, 14, 8).
Я же пожелаю вам приятного чтения «лучшего за 1962 год»!
Вл. ГАКОВ
ПОСВЯЩАЕТСЯ
РОБЕРТУ КОРНОГУ
ФРЕДЕРИКУ БРАУНУ
ФИЛИППУ ХОЗЕ ФАРМЕРУ
ВНИМАНИЕ:
Все люди, боги и планеты в этой истории являются вымышленными.
Любое сходство имен — чистая случайность.
Перевод Н. Коптюг
Часть первая
Его сомнительное происхождение
Глава 1
Жил да был марсианин, и звали его Валентин Майкл Смит.
Первую экспедицию на Марс набирали, исходя из той старой истины, что опасней всего для человека сам человек. Тогда, всего лишь через восемь лет после основания первой Земной колонии на Луне, люди совершали межпланетные перелеты по инерционной траектории. С Терры на Марс — двести пятьдесят восемь земных дней, столько же обратно. Да плюс четыреста пятьдесят пять дней ожидания на Марсе, пока планеты не доползали до позиции, пригодной для возвращения.