Чужак в чужой стране
Шрифт:
Глава 24
Едва они поднялись в воздух, Джубал спросил:
— Ну, Майк, что ты думаешь?
Майк нахмурился.
— Я не грокаю.
— Не только ты, сынок. Что тебе сказал Епископ?
Майк долго молчал.
— Мой брат, Джубал, мне нужно обдумать, пока не придет гроканье.
— Думай, сынок.
— Джубал, как им удается, — спросила Джилл, — как это сходит им с рук?
— Что, Джилл?
— Да все, это же не церковь, а сумасшедший дом.
— Нет, Джилл, это церковь… неминуемый эклектизм нашего времени.
— Чего?
— Новое откровение отнюдь не ново. Ни у Фостера,
— О нет!
— О да. Гитлер начинал с меньшего, и он делал ставку всего лишь на ненависть. Но счастье — более надежный товар. Знаю, как мне Дигби напомнил, я и сам торгую тем же. — Джубал скривился. — Надо было вмазать ему хорошенько, но он сумел выкрутиться, и его похвала пришлась мне по вкусу. Потому-то я и боюсь Епископа — он хитер. Он знает, чего хотят люди: счастья. Мир настрадался за целое столетие страха и вины, а Дигби заверяет их: бояться нечего, ни в нынешней жизни, ни в последующей. Бог велит им быть счастливыми. День за днем он проталкивает свою идею: не бойтесь и будьте счастливы.
— Ладно, согласна, — признала Джилл, — он и впрямь много работает. Но…
— Чепуха! Он много играет.
— Да нет же, у меня создалось впечатление, что он действительно верует, что он все принес в жертву…
— «Чепуха», говорю тебе. Джилл, худшая из бессмыслиц, которые вертят миром, — это понятие «альтруизма». Люди всегда делают то, что им хочется. Если им больно выбирать — если выбор приводит к «жертве», можешь быть уверена: в нем нет ничего более благородного, чем в неприятных ощущениях, вызываемых алчностью… Просто необходимость выбирать из двух вещей одну, когда нельзя иметь обе сразу. Каждый, самый обычный человек, страдает, выбирая: потратить ему доллар на пиво или отложить его и купить что-нибудь собственным детишкам, вставать ли ему чуть свет или лишиться работы. Но всегда он изберет то, что причинит ему поменьше неприятностей, или что доставит ему побольше удовольствия. И негодяй, и святой совершают тот же выбор, но в крупном масштабе. Как Дигби. Святой ли он или негодяй, но он не из тех, кто долго мучается.
— Как вы считаете, Джубал, кто он?
— А есть разница?
— О Джубал, ваш цинизм — всего лишь поза! Конечно, есть разница.
— М-м-м, пожалуй. Надеюсь, он негодяй… потому что святой способен взбаламутить воду в десять раз сильнее. Можешь привесить и сюда ярлычок — «цинизм», словно навешивание ярлыков способно доказать или опровергнуть мою правоту. Джилл, что тебе больше всего не понравилось в их службе?
— Ну… да все! Только не говори мне, что это и есть преклонение перед Богом.
— Имеешь в виду, что у них все устроено не так, как в той церквушке, куда ты ходила в детстве? Мужайся, Джилл: в соборе Святого Петра все по-другому, в Мекке тем более.
— Да, но… да нигде больше такого нет! Танцующая «змея»… автоматы… даже бар! Непристойно!
— Полагаю, проституция в храмах тоже выглядела весьма неприлично.
— Что?
— Думаю, зверь о двух спинах столь же комичен, когда он служит Богу, сколь и в других обстоятельствах. Что до танца, тебе не случалось наблюдать службу у трясунов? Мне тоже. Церковь, запрещающая половые сношения, долго не продержится. Но у танцев во славу Божию долгая история. И они не должны быть художественными — трясуны, например, никогда не смогли бы танцевать на сцене Большого театра; нужен лишь энтузиазм. А индийские танцы, призывающие дожди, тоже кажутся тебе кощунственными?
— Это другое дело.
— Конечно, только чем больше меняется форма, тем меньше различий по сути. А автоматы… ты что, не сталкивалась с игрой в лото при церкви?
— Да, в нашем приходе проводили игры, и собирали средства, но только по пятницам — и никогда во время богослужения.
— Да ну? Это напоминает мне женщину, которая так гордилась своей добродетелью, что спала с другими лишь в отсутствие мужа.
— Джубал, да между вашими примерами расстояние в несколько миль!
— Возможно, аналогии — вещь еще более скользкая, чем логика. Но, моя «маленькая леди»…
— Только попробуйте улыбнуться!
— Шучу. Джилл, если что-то признается грехом по воскресеньям, значит, оно остается грехом и в пятницу — по крайней мере я так грокаю — а, может, и Человек с Марса тоже. Пока я вижу единственное различие: фостериты бесплатно выдают текст с изречениями, даже если вы проиграли. А твои игры в лото как?
— Не изречения, а подделка! Тексты из «Новых Откровений». Босс, вы прочли их?
— Да.
— Ну, тогда вы понимаете. Подделка под библейские фразы. Половина слащаво, половина — чепуха, а многое просто гадко.
Джубал надолго замолчал. Наконец он спросил:
— Джилл, тебе знакомы священные писания индусов?
— Боюсь, что нет.
— А Коран? Любые другие писания? Я мог бы привести пример из Библии, но не хочу задеть твои чувства.
— Вам это не удастся.
— Ладно, тогда воспользуюсь Ветхим заветом, обычно люди спокойнее реагируют, когда его разбирают по кусочкам. Ты ведь помнишь про Содом и Гоморру? Как Лот был спасен, а Яхве разрушил грешные города?
— Да, конечно. Его жена обратилась в соляной столб.
— Мне это всегда казалось чрезмерным наказанием. Но мы говорили про Лота. Петр описывает его как справедливого, богобоязненного, праведного человека, которому досаждает святотатство грешников. Святой Петр, должно быть, авторитет по части добродетели, ему ведь были доверены ключи от Царствия Небесного. Но трудно понять, почему именно Лот стал воплощением всех добродетелей. Он разделил строй животных, по предложению брата своего. Во время сражения попал в плен. Сбежал из города, спасая свою шкуру. Он приютил и накормил двух незнакомцев — но все его поведение свидетельствует: он знал, что перед ним — Очень Важные Персоны. Согласно Корану, равно как и моим убеждениям, гостеприимство его стоило бы дороже, если бы он счел их просто нищими. Помимо названных пунктов, а также рекомендации Святого Петра, в Библии есть всего лишь одно свидетельство его добродетели: добродетели настолько великой, что только вмешательство свыше спасло ему жизнь. Смотри Книгу Бытия, глава девятнадцать, стих восьмой.
— И что там сказано?
— Посмотри сама — боюсь, ты мне не поверишь.
— Джубал! Вы кого угодно доконаете!
— Ладно, ты — самая симпатичная девушка из всех, какие мне попадались, так что я не стану пенять на твое невежество. Так и быть, скажу, но ты потом проверь. Соседи Лота стучались в дверь его, желая увидеть тех типов из неведомой страны. Лот не спорил, он предложил сделку. У него были две дочери, девственницы, как он утверждал, и он пообещал толпе отдать им девушек, дабы толпа поступала с ними, как пожелает, — групповое изнасилование. Он умолял их забрать девушек и сделать с ними, что захотят, только бы оставили в покое его гостей.