Чужая птица
Шрифт:
— Раз не хочешь в «Линдагорден», остается «Бургомистр», «Дуббе» или средневековый погребок «Клематис». Надеюсь, где-нибудь для нас найдется столик, а то в последнее время в ресторан не попасть из-за новых ограничений: два метра между столами и только одна компания за одним столом.
Они подошли к «Клематису». Вход украшали уличные свечи и чучело кабана. На стенах погребка пылали факелы, в камине тоже горел огонь. Юнатан поведал Марии, что ресторан расположен в пакгаузе тринадцатого века. Изначально, до пожара, здание было куда выше.
— Поговаривают, здесь обитает неприкаянный дух по имени Хертвиг. Он погиб в двадцать один год, убитый собственным
— Но почему он задержался на земле и стал неприкаянным духом? — полюбопытствовала Мария, когда распорядитель усадил их за столик, ближе всех расположенный к камину. Приятно было посидеть в тепле — вечер выдался промозглым.
— Кто знает? Может, он остался, чтобы научиться прощать? Непросто, наверное, примириться с братом, который всадил тебе нож в спину. Тут и семи сотен лет не хватит.
Они заказали кувшин вина и так называемое средневековое угощение, которое включало хлеб, яблоки, орехи, засахаренные лепестки роз, копченую баранью ногу, колбаски, сыр, жаренные в меду листья капусты, баранью отбивную, ребрышки и грушевую тянучку. Только они собрались всем этим полакомиться, как распахнулась дверь, и в зал вошел шут, провозгласив громким голосом:
— И пала тень на людей, когда трубный глас ознаменовал чумной тысяча триста пятьдесят первый год. Озноб и жар, потухший взор и головокружение, неутолимая жажда и одышка поразила тебя, надменный город. Но мало того. Черные волдыри размером с гусиное яйцо появлялись под мышками, под челюстями и в паху. Речь твоя стала бессвязной, походка шаткой, но ты увидел более того. Кровохарканье, кровь и в моче, и в кале. Так поразили тебя чума, когда дракон, сам дьявол был выпущен на землю. Порочный круг: страх породил безумие, а безумие увеличивало страх. Но внял ли ты предостережению? Я вижу сквозь крепостные стены, сквозь стены из камня, все твои мерзости, как ты меряешь неверной мерой и вешаешь на весах неверных. Горе тебе, град падший, когда повлеку я душу твою на правеж! Горе тебе в Судный день, когда буду вешать душу твою на весах правосудия, и блуд твой станет явным. Зло все еще водится в твоих переулках, оно летит на черных крыльях, оставляя зараженный помет на твоих гордых монастырях и купеческих домах, и клюв его отметит твое тело ранами…
— Ну все, Кристоффер, покривлялся, и будет! Присядь лучше с нами, выпей пива, — позвала шута Мария и, ухватившись за колпак с бубенцами, притянула его лицо к своему. — Хватит, я сказала. Ты всех пугаешь.
— Правильно. Не зря друзья кличут меня Чумой, — ответил он и, смерив Юнатана взглядом, добавил: — А кто этот книжный червь, которому ты столь милостиво уделяешь внимание? Выглядит он так, будто просидел, уткнувшись носом в пергамент, веков семьсот аж со времен Магнуса Ладулоса. Бьюсь об заклад, его удилище размером не больше дождевого червя. — С этими словами Кристоффер помахал мизинцем прямо перед носом Юнатана. — У тебя доброе сердце, Мария, но не все же тебе водиться с сирыми и убогими, иногда следует и себя ублажить. Не хочешь пойти со мной в мое скромное жилище, где я сделаю тебя самой счастливой женщиной этого города? Нет, не благодари! Для меня это сплошное удовольствие.
— Что это за
— Врежь-врежь, он заслужил. Как поживают Мона и Улов? — дружелюбно спросила шута Мария, а тот уселся к ней на колени и невозмутимо принялся есть из ее тарелки.
Кристоффер не отличался ни ростом, ни плотным сложением, поэтому на коленях у Марии он походил на ребенка, нацепившего рубаху с чересчур длинными рукавами и колпак шута. Засунув за щеку пол-отбивной, он рассказал о последних новостях из Эксты. Юнатан сидел мрачнее тучи, казалось, вот-вот начнет метать гром и молнии, но на него внимания никто не обращал.
— Мона с Хенриком живут душа в душу, и я им малость завидую. Даже от родной матери я не получаю той любви, коей заслуживаю.
— Отсутствие материнской любви ты компенсируешь сполна любовью других женщин, верно? — рассмеялась Мария. — А что нового в городе? Какие слухи ходят? Нам, полицейским, всегда важно знать.
Кристоффер тут же сделался серьезным.
— В прежние времена, когда в городе разразилась чума, народ не преминул найти козла отпущения. Им стали местные евреи, которых обвинили в том, что они отравили колодцы, заразив всех жителей. История повторяется. Сегодня вечером разбили стекла в двух ресторанах. С наступлением темноты появилась группа людей в черных плащах с дубинками и начала громить кафе и магазины, принадлежащие иммигрантам. Народ лишился рассудка! Ходят слухи, будто зараза пошла от приезжего, которого нашли мертвым в Вэшэнде, и что иммигранты закупают зараженное мясо птицы для своих ресторанов. В переулках Висбю настоящая потасовка. Я тоже схлопотал по шее, когда проходил мимо. Пришлось облить их водой из садового шланга. Не того они заслуживают. Вот бы облить их кипящим маслом, а не водой, мигом бы пасть закрыли.
— Да что ты говоришь! Кристоффер, неужели это все правда, а не фантазия, родившаяся в твоем воспаленном мозгу? — ужаснулась Мария, взяв его за руку.
— Клянусь своим мужским достоинством и мамиными пречистыми наволочками, вышитыми крестиком, — истинная правда! Болтал тут с одним газетчиком, так он рассказывает, что за последнюю неделю редакцию завалили письмами, причем такого содержания, что утром за кофе ты их читать не захочешь.
— О чем же они пишут? — Мария почувствовала, как с нее сошел весь хмель.
— Что приезжие налогов не платят и заработали себе денег, чтобы купить место в очереди на лечение. Что зараза не уйдет, пока мы будем пускать их к себе в страну. Ну и еще предлагают перейти к кровопусканию, так сказать, и принять другие средневековые меры типа пыток.
— Это ужасно! — Юнатан вскочил из-за стола. — В беспорядках может погибнуть больше людей, чем от самой болезни. Не могу спокойно сидеть и ужинать, когда на улицах такое творится. Пойду посмотрю, в чем там дело. Вы, я так понимаю, останетесь и будете предаваться воспоминаниям?
— Подожди, Юнатан, надо ведь рассчитаться. — Мария надеялась, что Юнатан заплатит за ужин, раз он пригласил ее, и теперь прикидывала, хватит ли у нее денег в кошельке, чтобы расплатиться. И какая муха его укусила?
— Речь о презренном металле? Сущая мелочь для герцога Книжного червя. Только не говори, Мария, что тебе и вправду приглянулся этот тип. Ну, такой он с виду зану-у-уда. Бери лучше меня или хотя бы Улова. А нет — так уходи в монастырь. Всяко лучше, чем иметь несчастье лицезреть его трупного червячка, не прикрытого одеждой.