Чужая женщина
Шрифт:
Я дернул дверь джипа на себя, сел на водительское сидение и трогал все в салоне автомобиля, включая руль и коробку передач.
— Ты… ты что? — кинулась, впилась мне в рукав, потянула на себя.
— Пойло твое адское где?
Она отрицательно головой качает, поняла все.
— Нееет. Нетнетнет. Ты этого делать не станешь.
— Да. Мать твою. Да. Ты пьяная была. Тебя припечатают, даже несмотря на деньги Дениса. И скандал этот на хрен не нужен. Конец твоей карьере настанет. Вызывай ментов и скорую, и дай мне то, что ты пила.
— Нету… нету ничего. Ты с ума сошел. Денис меня
— Ну значит, посадят. Звони, вызывай ментов, я говорю.
А потом к себе ее за локоть дернул.
— Жвачка есть?
— Нету… я не могу так. Не могуууу.
— Сможешь. Раздвигать ноги под нами двумя могла? И это сможешь.
Пока ментов ждали, я нашел у нее в бардачке какой-то сувенирный виски в маленьком пузыре с металлической пробкой. Выпил до дна. Думал лихорадочно, как выстроить все так, чтоб на нее ни разу не подумали.
Я за рулем сидел, а она о приоткрытую дверцу облокотилась, бледная как смерть, смотрит в никуда глазами пустыми.
— Ты что делала здесь?
— К сестре ездила. Живет неподалеку.
— Это родная сестра?
Она кивнула.
— Замужем? — нам еще байку ее мужу состряпать надо… Твою ж мать. Как это все мерзко.
— Нет… с сыном живет.
— Ясно. Денису скажешь, к сестре поехала, потом дозвониться ему не могла. А я… я скажу, что к другу хотел заскочить. Живет тут один. Мы, правда, давно не общались. В жизни бывают совпадения. Увидел, как ты сбила и… в общем поняла? Сотри все свои смски и звонки ко мне. Ментам скажешь, что я твоя охрана, и ты не знала, что пьяный я. Позвонила, я приехал забрать. Только отъехали, я ее не увидел, и все. Поняла?
Она принялась лихорадочно в сотовом ковыряться. Пальцы дрожат, еле на ногах стоит.
А потом началась херня какая-то непонятная. Менты приехали, с ними Гера — район его. На нас сильно не давили, но в сторону отвели и под присмотром оставили. Гера мою версию выслушал, а Зоряна в стороне стоит и молчит.
Я надеялся, что так и будет молчать и лишнего ничего не скажет, а она вдруг кинулась к Морозову, в рукав впилась.
— Не так все было, не тааак. Он обманывает. Выгородить меня хочет. Они с мужем моим дружат, вот и выгораживает. Я за рулем была. Я ее сбила. Он мимо проезжал и увидел. Вы записывайте-записывайте. Это я ее задавила. Чистосердечное признание.
Твою ж сука, мать. Ты что творишь-то, а? Какое на хер признание?
— Гер, заткни ее, — прошипел я. — Уведи. Пусть Иваныч не пишет ничего, не в себе она. Слышишь?
Друг исподлобья на меня посмотрел.
— Вы оба не в себе. Это что за гребаный спектакль вообще? Вы что мне тут за трагедию разыгрываете? Судмедэксперт предполагает, что зарезали ее перед тем, как она под колеса упала.
— Как зарезали?
— А вот так. Пырнули бабку вашу ножом в спину, а она на дорогу и вывалилась. Так что дай все формальности уладить, в участок поедем, показания дадите, и все свободны.
Теперь уже ни черта не понимал я. Но постепенно все прояснилось — Зоряна бабке серьги свои отдала зачем-то. Вроде та гадала ей по руке, и она сжалилась, а денег при себе не было. Собутыльник покойницы видел все, в кустах рядом прятался. Он женщину ножом и ударил,
Я смотрел, как она рассказывает о серьгах, о разговоре с женщиной, и в ушах ее голос стоял, как она кричит, что солгал я, что сама виновата. Повтором. Снова и снова. И внутри впервые за эти несколько дней тепло разливается. Не жар ядовитый, а именно тепло. Не дала вину на себя взять, дура сумасшедшая. Неужели чувства ко мне есть какие-то, кроме похоти, кроме желания получить то, что хочется?
Когда в кабинете Геры вдвоем остались, я ее к себе за обе руки дернул и в глаза ее, подернутые нескончаемой тоской, заглянул. Как отражение своей собственной увидел. Соскучился по ней, так соскучился, что смотреть больно. Хочется и за горло сдавить и… и к себе прижать, чтоб все кости захрустели.
— Зачем? — тихо спросил и щеку припухшую погладил, внизу на скуле еще отпечаток моего пальца остался.
— Люблю…
Едва слышно. Но я по губам прочел, и меня снова закрутило. Резко с пол-оборота. Сердце так сжалось, что я шумно выдохнул, а она ладонями скулы мои обхватила и гладит по щетине, цепляет нежными подушками пальцев.
— Не хочу жертвы от тебя. Не смогу с этим… прости меня. Олег, прости меня, пожалуйста. Я без тебя больше ни дня дышать не могу.
За дверью шаги послышались, и она отшатнулась назад. Услышала, видать, голос мужа, а я нет. Меня повело на ней, как обычно. Как и каждый раз, когда она рядом оказывалась. Дверь открылась, и Денис с Герычем зашли в кабинет. Он тут же по-хозяйски сгреб Зоряну в объятия, и тепло во мне превратилось в ядовитую серную кислоту. Меня разъело за доли секунд с такой силой, что от едкой черной боли пришлось челюсти сжать так, что щеку прокусил до крови.
— Девочка моя, как же так… с ума сойти. Перенервничала маленькая.
Целует ее лицо и снова к себе прижимает.
— Давайте быстрее все формальности улаживайте. Она бледная как смерть и дрожит вся. Долго что-то у вас тут все.
На меня глаза поднял, и меня передернуло всего:
— Спасибо, брат. Я теперь тебе по гроб жизни. Вот что значит друг настоящий. Мне уже рассказали, как ты вину на себя…
Я тут же лихорадочно принялся думать, кто в бригаде был и кто мог тут же стукнуть Денису? Точно кто-то из наших его набрал. Зоряна не звонила никому, я видел. Мозги одно думают, а глаза, кровью налитые, следят за его ладонью на ее талии, за тем, как сильно сжал, в себя почти вдавил. Столько страсти в этом жесте. И я челюсти еще сильнее… вкус крови собственной не отрезвляет. Я ни о чем думать не могу, кроме как о том, что он ее сейчас домой привезет и…
— Ты чего мне не позвонила, любимая? Я бы приехал сразу же…
— Я звонила, — шепотом. — Ты трубку не брал. Вне зоны доступа.
— Странно, я уже пару часов как в городе. Ну и не важно. Поехали домой. Я подарки тебе привез… ты же помнишь, какой завтра день?
И вот от этого стало тошно еще больше. Не только от того, как к себе ее прижал, и не от того, что права на нее имел, а от их общего… от того, что являлось ими. Секреты, словечки какие-то, интонации.
— Неважный день. Я не хочу ничего.