Чужие дети
Шрифт:
— Это для чего? — спросил Руфус.
— Чтобы отпраздновать.
— Что?
— Мое поступление на работу. Я получила работу.
Мэтью с улыбкой окинул стол.
— Это здорово, верно? И к тому же с первой попытки. Ты — умница.
Бекки встала, слегка толкнув свою тарелку:
— Я не хочу этого.
Джози, держа за горлышко бутылку вина, ровно сказала:
— Это запеканка с курицей.
— И что?
— Ты же любишь запеканку с курицей.
— Нет, не люблю.
Клер опустила вилку. Она произнесла
— Я тоже. — И посмотрела на Мэтью.
И посмотрела на Мэтью.
— Сядь, — сказал отец, обращаясь к Бекки.
— Ты не можешь заставлять меня.
— Я и пытаться не буду, — ответил Мэт, — но хочу предложить тебе бокал вина в честь Джози.
Бекки презрительно сказала:
— Алкоголь — это наркотик.
Мэтью посмотрел на Рори. Тот уже ел, опустив голову, уплетая запеканку за обе щеки и едва ли обращая внимание на остальных. Руфус тоже начал есть.
— Хочешь немного?
Рори кивнул.
— Руфус?
Мальчик порозовел от удовольствия. Том и Элизабет дали ему полбокала белого вина, когда взяли с собой на ужин, — и ему понравилось. Ему хотелось и сейчас немного. А еще хотелось сказать матери, что он рад за нее. Руфус поглядел на Мэтью и тоже утвердительно кивнул.
— Итак, больше всего мне и тебе, — сказал Мэтью, обращаясь к жене. Он взял у нее из рук штопор и встал, чтобы вытянуть пробку из бутылки.
— Я не буду есть, — заявила Бекки. — И я не останусь.
— Пожалуйста, останься, — проговорила Джози. В ее голосе не звучало приказа.
— Почему?
— Так мы можем поужинать вместе.
— Я не хочу ужинать, — настаивала Бекки. — И я не буду сидеть вместе…
— Тогда уходи, — ответила Джози.
Мэтью перестал вывинчивать пробку.
— Джози…
— Уходи, — повторила Джози снова. — Просто уходи.
Бекки сильно отпихнула назад свой стул, так что он полетел на пол и ударился о ближайший буфет. Потом она развернулась и направилась ко входной двери, которая оказалась запертой. Она ударила по ней пару раз кулаком, а потом, чувствуя, что все взгляды прикованы к ней, как лучи прожекторов, развернулась, метнувшись через дверь в холл, и взлетела по ступенькам. Позади Бекки услышала, как отец сказал сердито: «Зачем, черт побери, тебе понадобилось это говорить?» Потом кто-то хлопнул дверью, и девочка расслышала только сбивчивое бормотание.
Она открыла дверь в комнату, которую делила с Клер, бросилась на кровать сестры — на ту, что стояла ближе к двери. Бекки уткнулась лицом в одеяло, забив рот тканью — так крепко были сжаты ее зубы. Потом она мутузила подушку Клер, пнула ее ногой о ближайшую стену. «Коза, — говорила себе Бекки, — чертова коза со своей проклятой работой! Как она посмела? Как она может хвастаться своей проклятой работой перед нами, словно хочет, чтобы мы одобрили это? И почему меня должно волновать, что происходит с ней? Почему меня должны волновать ее дела, ее проклятая стряпня и уборка, все старания быть
Бекки села. Она не включала свет, когда пришла, но в вечерних сумерках могла видеть осколки стекла и обломки рамы, лежащие на ковре. Это была картина, которую она всегда хотела видеть — репродукция Климта. Там была изображена экзотичная, опасная, похожая на змею женщина. Но именно Джози повесила ее в комнате для Бекки, и, поступив так, одним махом лишила картину всей былой привлекательности. Мачеха старалась дать Бекки то, о чем девочка страстно мечтала, и, тем самым, вторгалась в пределы ее личной зоны, поглядывая свысока. Это было вторжением — вкусная еда, выстиранная одежда, работа по дому, которую делала мачеха, все слова, которые Джози, сдерживаясь, не говорила вслух.
Бекки поставила ногу на ближайшие кусочки разбитого стекла и раздавила их. Потом встала на колени, нагнувшись, и выложила круг из осколков…
— Со мной все в порядке, — говорила Надин всякий раз, когда Бекки ее и не спрашивала. Голос матери внешне бодрым и наигранным. — Со мной, правда, все в порядке.
Она занималась лепкой горшков. Тим нашел ей подержанную печь для обжига. У нее появился радиоприемник — какая-никакая, но компания.
— А ты как? — спрашивала она. — Вот что я на самом деле хочу знать. Как ты? Тебя достаточно кормят? Все ли в порядке в школе? Расскажи, что вы делаете. Расскажи обо всем…
Бекки медленно подняла голову. Снизу она слышала звук телевизора. Возможно, Рори включил его. Большинство вечеров брат включал «ящик», когда улучал момент, причем так громко, что, когда Джози просила убавить звук, ей приходилось кричать. Иначе не было слышно. Потом начал звонить телефон. При этом звуке в животе у Бекки закололо, и ее охватил новый порыв гнева — столь сильного, что она физически почувствовала, как злость закипает в груди, застилает глаза.
Она неуверенно встала. Стекло лежало под ногами, мерцающее и зловещее. Бекки неуклюже переступила с ноги на ногу и начала топать по разбросанным осколкам. Кто-то должен заплатить за это, кто-то должен страдать за всю несправедливость, за давление, за напряжение, за мучительное разочарование и боль. «Кто-то, — думала Бекки, топая ногами, — должен быть наказан».
Мэтью позволил Клер делать домашние задания в комнате на чердаке. Она часами сидела там наверху. Иногда, когда отец возвращался домой после школы — всегда позже, чем кто-либо, девочка уже была там. Она приходила из школы мимо мачехи, обычно не говоря ни слова, и поднималась сразу на чердак. Там и сидела в отцовском кресле, иногда надевая один из его джемперов. Когда он приходил, Клер бежала к нему, пытаясь забраться на колени. А если Джози что-нибудь говорила, Клер отвечала: «Ты не моя настоящая мать» И обнимала Мэтью.