Чужие дети
Шрифт:
Надин отчетливо произнесла:
— Да.
— Ты спрашивала их?
— Нет.
— Прежде чем начать перевозить их куда-либо, не мешало бы спросить о том?
Бывшая жена сказала, чеканя каждое слово:
— Для этого не было времени.
— Потому что ты не захотела предоставить им никакого выбора?
Она закричала:
— Потому что есть один выбор! Если ты не поможешь, если они пойдут по той дорожке, по которой пошли, тогда никто из нас не сохранит их!
— Что?
— Кое-кто следит за мной, — сказала Надин нерешительно. — Этот человек видел других детей, сбившихся на дурную дорогу, и этот некто… — она остановилась.
—
Надин ничего не ответила. Он слышал ее частое и громкое дыхание. Что-то близкое к жалости пробудилось в нем на секунду, — но сразу же исчезло.
— Понимаю, — ответил Мэтью. Он посмотрел на закрытую дверь в кухню. Сердце подпрыгивало у него в груди от неожиданного, светлого счастья. Потом он сказал, пытаясь придать своему голосу равнодушие, несмотря на все провоцирующие эмоции:
— Ты хочешь обсудить теперь условия?
— Нет.
— Завтра? Я позвоню тебе из школы…
— О-кей, — сказала она, снова начав плакать.
Он открыл рот, чтобы произнести: «Передай детям, что я люблю их», — но промолчал, иначе выдал бы свою радость. Вместо этого пришлось проговорить:
— Тогда — до завтра. Пока, — и повесить телефонную трубку.
Теперь он сидел в комнате рядом с телефоном, закрыв глаза. Мэтью горячо благодарил кого-то. Его дети возвращаются, они снова дома, их возможно подбодрить, защитить, проконтролировать, просто увидеть после почти что восемнадцати месяцев драгоценного, но банального хода размеренной повседневной жизни. Он чувствовал почти головокружение, слезы наворачивались на глаза. За последние недели пришлось готовиться к длительному мерзкому и выматывающему спору с Надин из-за детей, за разумный доступ к ним, за право получить возможность звонить, как за проявление свободы. Мэт даже не мечтал, что может существовать альтернатива, что ему просто вручат детей — неожиданно, почти ошеломляюще.
Мэтью называл их по именам, мысленно представил детей.
— Благодарю тебя, — говорил он тихо. — Благодарю тебя, благодарю.
Затем Мэт открыл глаза. Дверь в кухню была прикрыта. Он слышал, как Джози гремит посудой, как звучит классическая мелодия по радиоприемнику, работавшему целый день (жена носила приемник из комнаты в комнату).
Он встал. Первая волна восторга и счастья медленно погасла. Надежда, что Джози разделит его радость, была невелика. Мысль о том, что жена встретит новость о переезде его детей с тревогой, оказалась неприятной. Да она должна прийти в ужас, рассердиться, даже сопротивляться.
Мэтью прошел через гостиную и открыл дверь на кухню.
— Привет.
Джози мыла кастрюли, оставшиеся после приготовления их ужина. Жена не обернулась, говоря:
— Почему она настолько чертовски эмоциональна?
— Она эмоциональна, — подтвердил Мэтью. — Она такой всегда была. — Он прошел дальше в комнату и остановился позади Джози. — И Надин сегодня вечером попала в затруднительное положение.
— Что на сей раз?
— Джози, — произнес Мэтью.
Жена обернулась, держа в руках сковородку и металлический ершик; с ее рук стекала мыльная пена.
— Что случилось?
— Своего рода кризис. Я не знаю точно, что, потому что я не спрашивал, а если бы спросил, то получил бы очередной нагоняй — как будто все это моя вина…
— Что-то с детьми?
— Да.
Джози опустила кастрюлю и ершик и вытерла руки о чайное полотенце.
— Какие-то проблемы?
— Да.
— Серьезные
— Я не знаю.
Жена посмотрела на него. В глазах Джози мелькнула догадка, а внутри у нее все сжалось.
— Она хочет, чтобы ты поехал туда?
— Нет…
Джози закусила губу. Мэтью обнял ее, но она не позволила прижать ее к себе.
— Дорогая, Надин не может с ними справиться и посылает их сюда.
— Сюда! — воскликнула Джози. — Жить?
— Да, — он наклонился вперед и поцеловал ее неотзывчивую шею. — Да, чтобы они жили здесь, ходили в школу. Жили с нами.
Жена ничего не ответила. Он коснулся кончиком своего носа ее, но не мог заставить Джози улыбнуться.
— Все в порядке?
Она закрыла глаза на миг, а потом сказала твердым и ясным голосом, непохожим на ее обыкновенную речь:
— Конечно.
Глава 11
Руфус лежал в кровати и смотрел на занавески. Он выбрал их, когда ему исполнилось четыре года. На ткани были цветы — синие цветы на бледно-желтом фоне. Год или два назад он настолько привык к ним, что просто не замечал. Но теперь мальчик вновь увидел занавески с цветами, и они не на шутку удивили его. Пусть это и те самые цветы, которые понравились ему в четыре года, но не следовало ли маме все-таки предложить что-нибудь другое?
Мальчик посмотрел на свой новый письменный стол. Он стоял здесь и ждал Руфуса, пока тот не приедет в Бат. В столе было два выдвижных ящика и угловая лампа на шарнирах, наподобие тех, что помещались у отца в офисе. Пока Руфус еще ничего не делал за своим письменным столом, разве что сидел на стуле поодаль и плавно выдвигал и задвигал ящики. Они двигались очень хорошо; мальчик любовался ими. Элизабет дала ему огромную коробку с цветными карандашами — целых семьдесят две штуки. Все цвета почти незаметно переходили один в другой подобно радуге. «Это карандаши для профессионального художника», — сказала она. Прежде у нее тоже была такая коробка. Руфус размышлял, что, пожалуй, не возьмет с собой эту коробку с цветными карандашами обратно в Седждбери, а оставит ее здесь, в одном из ящиков своего нового письменного стола. То, что Рори теперь находился с ним вместе все время в одной комнате, оставляло для мальчика очень мало личной территории. Хотя реакция сводного брата на коробку с цветными карандашами была неясна Руфусу, он с тревогой думал об этом.
Мальчик сел на кровати. Было очень приятно лежать на этой постели, в этой комнате, оказаться одному и в тишине. Дейл, конечно, находилась по соседству, поскольку совершенно неожиданно для всех решила остаться на ночь. Но стены этого дома гораздо толще, чем стены другого, который Руфус считал домом Мэтью. Поэтому все равно создавалась иллюзия одиночества.
Если он встанет с кровати и раздвинет занавески (а это он сразу же сделает, и тогда цветы не станут заметны из-за образовавшихся складок на ткани), будет виден привычный пейзаж — стена дома напротив. Между домами росло дерево, которое покрывалось летом бледно-зеленой листвой. По осени листья осыпались наподобие крошечных аэропланов. Зимой дом напротив отлично виден, можно наблюдать за людьми, чистящими зубы или читающими газеты, пылесосящими ковры. Но летом зелень надежно загораживала соседей от чужих взглядов. Однажды кто-то заметил наблюдавшего Руфуса и помахал ему рукой, но мальчик сильно смутился, бросился прочь от окна и упал на пол, чтобы скрыться из виду.