Чужие дети
Шрифт:
Мэтью и Рори переложили матрас с кровати Клер на пол около постелей в комнате мальчиков, а Бекки вымылась в душе в полной тишине, приняла прописанное ей снотворное и закрыла изнутри дверь в свою комнату. Джози постелила чистое белье на ее кровать — тщетная забота! Она знала о том, но все, что она делала, было тщетно. И приемная дочь улеглась на кровать и заснула, и спала целую вечность.
Прежде, чем лечь самой, Джози нашла Мэтью, сидящего на остове кровати Клер и пристально смотрящего на заснувшую дочь. Было непонятно, что теперь
— Приходи, когда захочешь, — сказала Джози. — Или оставайся здесь. Это не имеет значения. Делай, что хочешь.
Она окинула взглядом комнату. Обувь Бекки лежала на полу возле медвежонка Клер с искусственным голубым мехом. Рядом валялись обертки от плитки шоколада.
— Прости, — снова проговорила Джози.
— Привет, — сказал Мэтью.
Бекки очень медленно подняла голову от подушки.
— Привет.
Отец подошел и встал возле кровати, глядя на дочь. Продолжительный сон и отсутствие еды придали Бекки прозрачный, почти хрупкий вид. Возле кровати на полу стоял поднос с тарелкой супа, к которому так и не притронулись. Сэндвич девочка тоже не съела.
— Джози принесла тебе ленч, как я вижу.
— Я не хотела есть.
— Но ты ешь шоколад. — Он посмотрел на обертки от конфет, разбросанные по ковру.
— И что с того?
Мэтью присел на краешек постели.
— Как долго ты намерена оставаться в постели?
Она пожала плечами:
— Я не думала об этом.
— Ты не больна, Бекки.
Она ничего не ответила.
— Мы не можем продолжать ухаживать за тобой, словно ты больна, когда на самом деле ты абсолютно здорова. Особенно, если ты не хочешь есть то, что приносит Джози, специально готовя для тебя.
Бекки вздохнула.
— Джози взяла больничный на работе, — сказал Мэтью, — чтобы побыть с тобой. Я не смог, а она уладила все сама. Осталась здесь специально, чтобы ухаживать за тобой.
— Я не просила ее, — ответила Бекки. — Ей не нужно этого делать.
— Она чувствует, что должна это делать.
— Ее проблемы.
— Нет. Это ее чувство ответственности. Она предлагает свою помощь мне, ради моего спокойствия, — и ради твоего блага.
Девочка бросила быстрый высокомерный взгляд на поднос с едой.
— Я этого не ем.
— Тогда я скажу, чтобы она прекратила приносить еду.
— Как угодно, — ответила Бекки.
— Я хочу тебе кое-что сказать.
— О, Боже…
— Это не о том, что случилось. Я никогда не спрошу тебя об этом. Если хочешь мне рассказать, то пожалуйста. Но сам не буду расспрашивать. Все, что меня беспокоит — это твоя безопасность.
Бекки ждала, зевая. Густой пучок ее волос на затылке рассыпался по спине.
— Я люблю Джози, — сказал Мэтью.
Девочка поежилась.
— Я хочу, чтобы ты знала об этом. Я люблю ее. Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю и тебя. Что бы ни случилось, что бы с нами ни стало — это так. Ты моя дочь, и я люблю
Бекки состроила гримасу.
— Да ну? — елейно поинтересовалась она.
— Никаких «да ну».
— А тогда что же?
— Ты, кажется, думаешь, — сказал отец, отводя взгляд в сторону, — что я должен сделать выбор, что должен выбирать между тобой и ею. Но я не буду. Я хочу, чтобы ты знала об этом, как знаешь, что я люблю тебя. Я не должен делать выбор. Я могу любить вас обеих — тебя и ее.
Она уставилась на него.
— Ты не можешь, — грубо пробормотала Бекки.
— Могу, — ответил он, поднимаясь. Казалось, отец вдруг стал необычайно высоким, стоя так близко возле ее кровати. — Это ты не можешь.
Это был удар. Бекки не могла взглянуть на него. Она опустила взгляд к своим ногтям, покрашенным металлическим синим лаком, потом отвела глаза в сторону.
Мэтью прошел от ее кровати к двери.
— Так что решай сама, — сказал он.
В доме было очень тихо. Бекки решила, что Джози внизу, может быть, расставляет книги или готовит свой «мамочкин лучший пирог». А может — штопает. Девочка никогда не видела раньше заштопанной одежды. Ее мать этим не занималась, вряд ли пришила хоть две пуговицы на памяти дочери. А вот Джози штопала одежду. Она поставила заплату на джинсы Рори и зашила длинную прореху в спортивном костюме Клер — том самом, с персонажами Диснея.
Бекки не могла понять, как ей позволили это сделать.
Она сидела на краю кровати. Бекки оделась и чувствовала себя довольно беспокойно, правда, без конкретной причины. К тому же, девочка была голодна. Несмотря на указания отца, Джози предложила ей сэндвич во время ленча, стоя внизу на лестнице и позвав ее. И Бекки, перекрикивая музыку, начала снова кричать, что сыта и ничего не хочет. От мысли о сэндвиче у нее потекли слюнки. В комнате мальчиков нашлось полпакета чипсов, две пачки леденцов обнаружилось в карманах ее джинсовой куртки. Она проглотила все это. Сигарет не было. Последнюю Бекки выкурила неделю назад, когда мужчина, владелец кафе, куда нагрянула полиция, поделился с нею. Заодно он угостил Бекки и подгорелым завтраком, один запах которого казался невероятно аппетитным.
— Глупая дурная девчонка, — сказал ей владелец кафе. — Как будто бегство когда-то помогало.
Но он дал ей сигарету и завтрак, а когда пришла полиция, стоял возле ее стола, чтобы защитить, если понадобится. Хотя в том не было необходимости. Бекки никогда не скажет этого никому до конца своих дней, но она была настолько благодарна, когда увидела пришедших полисменов, что почти бросилась в объятия людей в форме.
Внизу зазвонил телефон. Раздался второй, третий звонок, потом Джози подошла и сняла трубку. Бекки прекрасно слышала ее голос, но не могла разобрать слова. Через секунду-другую дверь в гостиной открылась, и мачеха позвала: «Бекки?» Ее голос звучал тревожно.