Чужие ветры. Копье черного принца
Шрифт:
— Это уже несколько дней, — с усилием произнес он еле слышно. — В Турку мой помощник… отпросился в город… Я вместо него в портовом холодильнике считал груз… Вот и… — Капитан опять закашлялся.
Агата вызвала врача из «Красного креста». Врач нашел у Якоба-Иоганна катарральную пневмонию, иными словами воспаление легких.
— В его возрасте это опасно, — добавил он вполголоса, отозвав Агату в сторону от кровати, на которой, закрыв глаза и тяжело, прерывисто дыша, лежал капитан Якоб-Иоганн Эриксон. — Только тщательный уход может спасти вашего отца!
Агата не поверила
Но и другой врач подтвердил, что у старика воспаление легких, и не сказал ничего утешительного. К вечеру капитан почувствовал себя еще хуже. Ночью у постели больного дежурила сестра. Через каждые два часа делала ему уколы и иногда прикладывала ко рту кислородную подушку.
Метался в жару отец, не спала и Агата. Ночь прошла в тревожном напряжении. Агата не могла думать ни о своем хозяине, ни об Акселе. Только Франца ей хотелось бы увидеть. Вот когда она стала слабой, беспомощной девчонкой! Сейчас ей была нужна твердая мужская рука. Чтобы опереться, чтобы опять почувствовать себя сильной… Что это: часы в столовой тикают так громко или кровь стучит в висках?..
К утру кризис миновал. Так сказал известный врач, который снова приезжал утром. Агата с сомнением покачала головой. Уж очень быстро наступил день кризиса — не успел больной захворать!
Врач улыбнулся.
— Быстро? Нет! Просто ваш отец держался до последнего, переносил болезнь на ногах. Теперь ему нужен полный покой, внимание и заботы. Ваши — потому что вас не заменит никакая сиделка!
Прошло четыре, пять, шесть дней… Мысли Агаты были прикованы только к отцу. На седьмой день он тихо спросил:
— А где Аксель?
«А где Франц? — тут же подумала Агата. Она устала, осунулась и побледнела за эти дни. — Франц! Почему он ни разу не показался?»
Моряки — крепкий народ. Даже в пожилом возрасте. На восьмой день капитан Эриксон, невзирая на протесты дочери, поднялся с постели. Неуверенно отправился в первый рейс по комнате, от стенки до стенки. К вечеру побрился, переоделся в чистое, повеселел.
— Если бы пароходы были способны чувствовать, то они после жестоких штормов наверняка чувствовали бы себя так же, как я сейчас, — пошутил он.
— Завтра я поеду к господину Антону, — сказала Агата без всякой связи с тем, что услышала.
За отца она уже не боялась. Она все больше начинала тревожиться за другого.
Напомни ей теперь кто-нибудь, что было время, когда она терпеть не могла Франца, Агата молча смерила бы такого человека ледяным взглядом и презрительно отвернулась. Но вместе с тем, если бы отец прямо спросил, любит ли она Франца, — Агата сразу бы ответила: «Нет!» Она просто проявляет участие к невеселой судьбе этого немецкого парня. Женское участие! Сколько девушек ловили сами себя на эту удочку!..
На следующее утро Агата поднялась с зарей и принялась хлопотать по хозяйству. Приготовила отцу еду на весь день. За завтраком сказала строго, как ребенку:
— Прошу тебя никуда не выходить, к вечеру я постараюсь вернуться.
Предчувствие чего-то непоправимо-тяжелого не давало ей покоя.
Это заметил и шофер такси, широкоплечий лобастый парень с проницательными карими глазами; заметил сразу же, едва Агата вошла в машину. Назвав адрес, девушка замолчала. Машина тронулась. Справа и слева проплывали дома. Агата смотрела прямо перед собой, уставившись в ветровое стекло невидящим взглядом.
Путь предстоял неблизкий. Покосившись на хорошенькую пассажирку, таксист завел разговор на проверенную тему — о погоде.
— Июль в этом году выдался на редкость теплый… Вам можно позавидовать — целый день будете купаться!
— Я? — Агата невольно улыбнулась наивной попытке добродушного парня завязать разговор. — С чего вы это взяли?
— А как же! — обрадовался шофер, увидев, что его слова не остались без ответа. — Вы же едете к морю, а что делать там, как не купаться?.. Правда, — добавил он, — можно просто выйти к обрыву и долго-долго смотреть вдаль… Туда, где небо сходится с водою…
— Да, вы правы, — оживилась Агата. Она вдруг вспомнила тот день, когда они с Францем стояли на площадке над обрывом… Внизу под скалой море было загадочно-темным… Франц говорил, что там рождаются ветры, которые летят на восток. Почему Франц с такой горькой иронией говорил об этих ветрах? Это было давно-давно. Задолго до того дня, когда Франц сказал ей, что любит ее…
Машина легко скользила по голубому, дышащему жаром асфальту шоссе. Город уже остался позади. Начались повороты: один… другой… третий… Наконец за одним из очередных поворотов показалась знакомая вилла. Агата повернулась к шоферу:
— Вот мы и приехали. Знаете что? — вдруг, неожиданно для себя самой, сказала она: — Подождите меня здесь. Мне почему-то кажется, что я очень скоро вернусь. — Порывшись в сумочке, она вытащила крупную ассигнацию, почти не глядя сунула ее шоферу и, натянуто улыбнувшись, повторила: — Обязательно подождите.
Машина стояла метрах в пятидесяти от ворот виллы. Агата легко выпрыгнула на дорогу и быстро, мелкими шажками, засеменила к воротам.
Наверное, в поведении девушки было что-то такое, что показалось странным водителю. Напрасно некоторые думают, что шоферам такси нет никакого дела до их пассажиров. Это заблуждение — они очень наблюдательны, эти немногословные люди; просто работа у них такая, что выражать свои чувства им не положено.
Шофер подал машину вперед, догнал девушку, бросил ей на ходу: — Я развернусь! — и поехал дальше, туда, где у обочины шоссе стоял дорожный знак, предупреждающий о крутом повороте. Сам поворот начинался метрах в ста за виллой господина Антона. Проехав еще метров двести, водитель развернул машину, направил ее опять к вилле и остановился у кустов так, что машину за поворотом не было видно. Выключил мотор, спрятался за куст и принялся наблюдать за пассажиркой.
А та тем временем подошла к знакомой решетчатой ограде. Первое, что бросилось Агате в глаза, был черный лакированный «бьюик» господина Антона. Машина стояла во дворе. Агата облегченно вздохнула — значит, Франц дома.