Чужое право первой ночи
Шрифт:
Я тоже слегка наклонилась к мужчине, и наши лица оказались теперь совсем недалеко друг от друга. Я хорошо видела огонёк подавляемого желания, разгоревшийся в глазах Ле’Куинда где-то позади зрачков. Чувствовала исходивший от графа запах бушующих водопадов и горных трав. Спинными мурашками ощущала, что мужчина готов был уже вот-вот сорваться, и для этого мне оставалось лишь приблизиться к нему ещё немного и шепнуть в его приоткрытые от нетерпеливого дыхания губы:
– И прошу вас, граф, зовите меня Алиан.
Вино в глазах Ле’Куинда вспыхнуло трепещущим пламенем, и от этого зрелища мне вдруг стало нестерпимо жарко, будто бы в венах разом вскипела вся кровь. Мужчина медленно положил руку на мой затылок, зарываясь пальцами в распущенные волосы, и горячо выдохнул, сводя меня с ума
– Только при одном условии, Алиан. Зовите меня Дейран.
Имя графа, впервые прозвучавшее в отрыве от его фамилии и титула, вдруг показалось мне необыкновенно притягательным. В устах мужчины оно рокотало подобно раскатам грома. В моих же оно могло звучать словно мурлыканье дикой кошки.
– Хорошо, Дей…
Граф не дал мне договорить, запечатав, наконец, мои губы ласковым поцелуем, таким, каким и должен быть первый поцелуй любой невинной виконтессы с её драгоценным избранником. Он не терзал меня, не брал и не требовал. Скорее, он рассказывал мне о том, какой должна быть нежность, расслаблял и внушал мне доверие, благодаря которому я могла бы полноценно открыться. И пусть такая ласка была мне непривычна, пускай для меня прошёл уже тот период, когда я жаждала купаться в бесконечной сладости и наивности, я всё же попыталась отдаться тому потоку чувственности, который хлынул на меня с поцелуями графа, и не осталась разочарована собственным выбором.
С каждым прикосновением губ Дейрана к моим я чувствовала, как сквозь все клеточки моего тела разбегались мелкие, покалывавшие удовольствием мурашки, которые я смогла бы унять, лишь вплотную прильнув к целовавшему меня мужчине, причём желательно без какой-либо одежды, так что пока мне оставалось лишь мучиться нереализованной потребностью в более тесной близости. Граф не спешил в своих ласках, постепенно, почти незаметно смещая свои руки к моей талии, а затем чуть выше, под грудь, где болтались завязанные бантиком шнурки, удерживавшие на мне золотой халат, исчезновение которого с моих плеч я благополучно пропустила, беззаветно отдаваясь всё более настойчивым поцелуям, покрывавшим теперь мою шею и тонкие ключицы яркими огненными цветками.
Оставшись в одной лишь ночной сорочке, я оказалась почти обнажена перед мужчиной: полупрозрачная ткань нежнейшего шёлка едва ли скрывала детали моей фигуры, да и прикосновения сквозь неё ощущались будто бы по нагой коже. Во всяком случае, когда руки Дейрана вернулись мне на талию, я не смогла сдержать жадного вздоха от той волны удовольствия, которая незамедлительно пронеслась от низа моего живота по всему телу словно разрушительное цунами, буйство которого не смогли бы остановить сами Шестеро. Тщетно пытаясь сдерживать переполнявшую меня очевидную страсть, которой не должно было быть у девственницы, за которую я себя выдавала, я стыдливо закусила губу и будто бы испуганно взглянула в лицо графа, однако в ту же секунду издала сдавленный стон, когда ладонь Дейрана будто бы случайно задела моё бедро.
По-видимому, нечто отобразившееся в этот момент в моём взгляде наконец исчерпало казавшееся бесконечным терпение мужчины: он вдруг поднялся с дивана, наклонился ко мне, продев руки под спину и колени, и успел бросить лишь “Держись крепче”, прежде чем пронести меня через всю комнату и бережно уложить на кровать, будто своё самое драгоценное сокровище, уже через секунду возвышаясь прямо надо мной словно непоколебимая горная вершина над изящным дворцом.
Я не успела опомниться, как мои щёки, шею и плечи вновь начала покрывать россыпь клеймящих огнём поцелуев. Мужские руки ласково оглаживали мою талию, бережно касались бёдер, но всё отказывались подбираться к самым чувствительным местам, которые уже сводило от желания ощутить тот жар и сладостный трепет, который раз за разом приносили мне прикосновения ладоней Дея. Я плавилась под его поцелуями, трепетала от его воспламенённого взгляда, покрывалась мелкой дрожью от собственного неодолимого возбуждения, которое мне было всё сложнее сдерживать. По моим венам круговоротом неслось бешеное пламя, с каждым новым витком всё жарче опаляя каждую клеточку моего естества, каждую частицу моей тёмной души, заставляя её сиять словно
Треськ! Мужчина вдруг разорвал моё одеяние по шву, идущему вдоль ноги, чтобы я могла осуществить свою задумку, и вдруг, будто бы извиняясь за то, что испортил собственный подарок, сбросил лямку сорочки с моего плеча, обнажая левую грудь, и со всей существовавшей в мире нежностью припал к ней губами, вызывая в моём разуме какую-то неописуемо яркую вспышку, от которой всё моё тело выгнуло дугой навстречу Дейрану, будто меня ударило самой настоящей молнией, пробежавшей сквозь меня разрядом лихорадочного возбуждения.
Больше не в силах сдерживаться, я всё же забросила ногу на спину графа и притянула его к себе, обрушивая на себя его мощное тело и с неприкрытым наслаждением ощущая размеры возбуждённого мужского члена, очутившегося в таком положении между моими бёдрами. Дейран, к счастью, не видел моего торжества, слишком ехидного, чтобы принадлежать истинно невинной девушке. Закрыв глаза, мужчина сосредоточился на моих ощущениях и продолжал ласкать языком мою грудь, безошибочно руководствуясь моими тягучими стонами, а свободной рукой оглаживал мою ногу, обнажённую вдоль вероломно разорванного шва сорочки. Постепенно его ладонь поднималась всё выше и выше, приближаясь к давно уже пульсирующему испепеляющим жаром средоточию моего желания, и чем меньшее расстояние до него оставалось, тем болезненнее становилось тянущее ощущение, с которым моё лоно призывало меня как можно скорее вместить в себя тот самый орган моего партнёра.
Но у графа были на этот счёт собственные планы.
С лёгким нетерпением, промелькнувшим в его глазах, мужчина оторвался от моей груди, ненадолго поднялся выше, даруя мне очередной пьянивший безграничной нежностью поцелуй, а затем начал опускаться всё ниже и ниже, прокладывая ласковыми, словно солнечные лучи, прикосновениями губ дорожку вдоль моей шеи, плеч, груди и далее к тому самому месту, до которого уже давно беззастенчиво задралась разорванная сорочка, обнажая моё ничем не прикрытое лоно, требовательно сочившееся влагой моего вожделения. Достигнув своими ласками чувствительного треугольника в соединении моих ног, Дейран ненадолго замер, должно быть, в удивлении от того, как именно я подготовилась к сегодняшней ночи, отчего внутри меня торжествующим вихрем пронеслось ликование, а после, ничего не сказав, продолжил меня целовать, но только теперь будто бы ещё более пылко, чем ранее, опускаясь всё ниже меж моих разведённых бёдер, с каждым своим движением посылая под мою кожу тысячи маленьких искорок.
Язык мужчины наконец-то коснулся того самого бугорка, что долгое время тягуче, призывно ныл, томительно нуждаясь в ласке, отчего пульс в моих висках застучал в оглушительном, безудержном, будто бы первобытном танце, а мои руки сами собой до боли в пальцах вцепились в разбросанные вокруг одеяла, пытаясь как-то сдержать нестерпимое блаженство, которое подарил мне Дейран одним своим лёгким движением. Незримая волна лавы промчалась по моим конечностям, оставляя за собой полыхавшие костры желания и лёгкую сладостную дрожь, от которой мне становилось будто бы тесно в собственном теле. Впрочем, это ведь было лишь начало: увидев, какой эффект произвело на меня всего одно прикосновение к средоточию моего удовольствия, и поняв, что я по-прежнему не собиралась от него сбегать или падать в обморок, граф немедленно продолжил свои ласки. Он бережно услаждал меня своим ртом, отчего раз за рядом я издавала сдавленные, призывные всхлипы, целовал мои бёдра и припадал к моей сводимой похотью женственности, неглубоко проникая внутрь языком, а после того как я уже готова была действительно лишиться сознания от бесконечного наслаждения, электрическими разрядами проносившегося сквозь моё тело, он, наконец, сосредоточился на том самом бугорке, принявшись терзать его так чувственно и умело, что от каждого движения в моей голове будто бы взрывался диковинный фейерверк.