Циклическая ошибка
Шрифт:
– Это чему же? Тому, что ты знаешь, как лучше, лучше чем я?
– Нет. Уведомлять тебя о моих намерениях прежде, чем они будут реализованы, если такая возможность есть. Ты называешь это "не врать".
– Причем из твоих слов следует, что они будут реализованы в любом случае, - присвистнула Аня.
– Красота.
– Это ирония?
– Нет, вообще, это катастрофа. Но я поняла. Хорошо, я не буду ничего предпринимать пока, а ты храни секрет. Дальше видно будет.
В принципе, это был не худший план. "Панацея" полноценно вышла на рынок всего с пару месяцев назад. Ни один идиот не стал бы подбрасывать отраву в первые партии. Для начала следовало основательно раскрутиться. А у Ани как раз было бы время, чтобы придумать, как обшарить загадочные склады и сверить состав таблеток, которые она там найдет - если вообще найдет там таблетки, а не героин - с тем, что сейчас предлагают розничные магазины. И там уже действовать по обстоятельствам, по возможности не засветившись перед Андреем и Гришей. Вот уж проклятая мужская солидарность. Хотя теперь она знала безотказный способ их примирить и сплотить: оказывается, накосячить было вполне достаточно. Выяснила бы раньше, сэкономила бы кучу нервов.
Лето тянулось тихо и лениво. Перманентная война с Тимуром вроде как заглохла и вспыхивала совсем уж редкими зарницами вроде помоев, периодически выливаемых на Аню в инфонете. Она, впрочем, не то чтобы мониторила страничку подростка, просто иногда заглядывала, чтобы без лишних расспросов выяснить обстановку. Например, Аня узнала, что является анарексичкой и наркоманкой. В принципе, она действительно пила на ночь легкое снотворное, потому что частенько открывала глаза в коридоре, ведущем в палату Гавриила, залитом тусклым светом. И шла к двери, чувствуя, что кто-то крадется по пятам в темноте, а потом дверь начинала медленно приоткрываться ей навстречу, и Аня просыпалась с колотящимся сердцем. Андрей же спал чутко и ее ночные побудки ему на пользу точно не шли. Поэтому на таблетки Аня подсела по большей части ради него, все равно, если верить фармацевтам, привыкания те не вызывали. С "анарексичкой" Тимур, в принципе, тоже не промахнулся: видимо, три нервных года подряд скверно сказались на ее аппетите, и Аня только и успевала, что уворачиваться от подсовываемых ей "вкусностей". Причем работали Гриша и Андрей в две смены: один утром, второй вечером, - и шансов уберечься от такой заботы ей просто не оставляли. То есть если раньше ей есть просто не хотелось, то теперь при виде "вкусной и здоровой пищи" Аню просто с души воротило. Разве что могла схрумать ночью упаковку "Веселого рабочего", а на все возмущения Андрея сообщала, что рада бы в рай, да грехи не пускают.
Мир, как ему и положено, жил своей жизнью, мало отвлекаясь на страдания и беготню отдельных двуногих. Леся разрывалась между домом и работой, но для загнанной лошадки, которой она себя позиционировала в редких разговорах, выглядела на удивление счастливой и в муже явно души не чаяла, хоть и несколько ностальгировала по обилию свободного времени в те дни, когда еще была "в поиске". Ни о каких встречах пока речи, к сожалению, не шло, поскольку та на звонки едва время выкраивала. Но, в целом, золотой стандарт оптимизма оставался таковым, разве что сокровище окончательно перешло к Виктору и жизни окружающих могло осиять очень дозировано. Правда, Гришу Лесе в помощь Аня все равно умудрялась сплавлять: ей казалось, что в доме Андрея при полном ничегонеделанье - не от несуществующих же тараканов он бы ее охранял - Гриша бы просто двинулся со скуки, хоть это и невозможно. А так он хотя бы заводил условные знакомства, набирался впечатлений и, надо думать, проникался ненавистью к искусству.
Огр тоже страдал ввиду замужества Леси, но вовсе не так, как могли бы подумать не в меру романтичные личности. Просто на его плечи упала куча новых обязанностей, а аспирантура была дамой ревнивой и таких "походов налево" не прощала. Отчислением еще не пахло, но научный руководитель уже бухтел как злой зауральский пингвин, а кандидатская делить своего автора с какими-то поставщиками и клиентами не желала и по этой причине бастовала, не продвинувшись ни на строчку после первой главы. Огр пока разрывался между двух огней, но уже всерьез подумывал о переходе на соискательство вместо полноценной аспирантуры, чтобы случайно не вылететь оттуда птичкой вслед за Ником. Да и местные барышни добавляли проблем, уж слишком цепко поглядывая на романтически-бледного и вечно невыспавшегося аспиранта и демонстрируя явное желание его утешить и поддержать. "Вот и где они все были три года назад?!" - стенал Огр.
– "Три года назад тебя за них бы еще посадили", - утешала Аня. Не то чтобы друг от этого утешался, но в своем решении остаться работать в индустрии красоты стоял твердо, мужественно игнорируя обилие шуточек известного толку, на которые его друзья не скупились.
Толя-два-нуля все так же отвратительно сбивал кегли, но сколотил команду взамен той, что сама жизнь разметала во все стороны не хуже, чем асс в кегельбане, и турнир "Сибирь. Возмездие" все же выиграл. А после собрал по ящику пива со всех, кто до его победы имел глупость в ней усомниться. Пару раз звал Аню обратно, но она совершенно не могла стрелять даже в "вирте". Видимо, на всю жизнь настрелялась. Так что, сделав положенное число промахов, скорчила грустную мину и сообщила, что окончательно утеряла квалификацию и переходит из "вольных стрелков" в разряд "офисного планктона". Для всех она работала системным администратором. В планы Ани как-то не входило рассказывать, что без малого четыре сотни тысяч, оставшиеся ей после Харриэт, позволили бы не работать еще лет сто. Тем более что она серьезно подумывала инвестировать их в скромное шале где-нибудь в Альпах. Канувшая в Лету Лаура была права в том отношении, что принцам следовало приносить какое-то еще приданное, кроме своей сомнительной внешности и души, для которой сомнительно было уже само существование.
А вот кто стрелял в свое удовольствие - или, по крайней мере, вдоволь - так это Ник. Он даже уже успел получить свое первое ранение в Сибири (причем не по дури, пьяни или удали молодой, а на вполне себе боевом задании) и был тем страшно горд. Упросил Аню наладить "безопасный канал" и прислал пару десятков фото своего "боевого ранения", еще не успевшего переквалифицироваться в мужественный шрам, кучу пейзажей и отдельно почтой - вырезанного из дерева пингвина, определенно, откормленного, злого и совершенно гипоаллергенного. Ранение Аня, помнившая свои множественные переломы ребер и вид Лауры после драки с Лучией, скорее назвала бы царапиной, но в ответном сообщении, конечно, рассыпалась в ахах и охах, которые Ник, как мужчина и защитник Родины, разумеется, веско пресек. Конечно, он просто не мог не пасть жертвой черных глаз Глафиры, но, увы, пока без видимого результата. Глафира, впрочем, тоже иногда отправляла Ане весточки, где характеризовала Ника как "тот еще увалень, но толк будет, как дурь выйдет". Ухаживания его она воспринимала как молодую придурь, хотя если и была старше Ника, то только по званию. Граф вернулся в строй. Количества вылазок и тем паче их задач никто Ане, конечно, не описывал, но и так было ясно, что не грибы они там собирают. Надежды было немного, но она все-таки спросила Глафиру, не слышала ли та о парне по имени Гавриил, компьютерщике, приезжавшем в Сибирь лет пять назад или даже раньше, приложив собственноручно собранный в программке портрет. Глафира не слышала, но обещала поспрашивать, в конце концов, по ту сторону гор люди, как ни странно, друг друга знали и держались куда менее обособленно, чем в городах Загорья. Несмотря на то, что миллионные мегаполисы с километрами заснеженной тайги по плотности населения даже сравнивать было глупо.
Пожалуй, Аня даже себе не могла бы объяснить, почему пытается раскопать прошлое Гавриила. Наверное, в ней жила глупая детская надежда, вроде найти его престарелую мамочку, сестру, да хоть кого, помочь им деньгами или еще чем, ну хоть как-то расплатиться за произошедшее в японской больнице. Она, разумеется, ни мгновения не верила ни в воздаяние, ни в полезность покаяний, да и вообще убийство человека было необратимой вещью и ничем не искупалось. Это было не тачку угнать, а потом протрезветь и вернуть на парковку с некоторой суммой в бардачке "за беспокойство". В общем, всю бессмысленность своих изысканий Аня понимала. Но все равно хотела как-то очиститься. Иногда ее преследовала совершенно параноидальная мысль, что Тимур ее так невзлюбил потому, что дети чуют убийц. Что, конечно, было несусветной чушью: вот уж у Андрея на совести, как ни крути, покойников было поболее. Аня, впрочем, никогда его об этом не спрашивала. А он не спрашивал подробностей ее японской эскапады.
Аня почти месяц рылась в фотоархивах технических ВУЗов Москвы. Чем-то это напоминало ее фотоохоту на "принцесс" в "МыВместе", только Гавриил был неуловим. Она видела нескольких похожих на него людей, не имевших страничек в соцсети - вот по этому признаку отфильтровать можно было почти без риска - ломала аккаунты их одногруппников, читала старые сообщения, но зацепок пока не было. Работая над чем-то, Аня обычно погружалась с головой, так что окружающий мир воспринимала очень дозировано и с некоторым подтормаживанием. Именно поэтому она не обратила внимания, однажды увидев, что Гриша стирает футболку в ванной. В конце концов, разок кофе на себя не опрокидывал только тот, кто его никогда не пил. А вот на второй раз - где-то дня через три - уже напряглась. Протерла слезящиеся глаза, буквально выползла из-за монитора и приперла его к стенке с вопросом, какого черта происходит.
– Испачкался, - немногословно сообщил Гриша.
Наверное, не трещи Анина голова, она бы не поверила. Но та готова была взорваться, так что было не до долгих выяснений.
А буквально на следующий вечер увидела, как Тимур окатывает Гришу водой из кипятильника. От нее еще пар шел.
– Случайно вышло, - невозмутимо сообщил он влетевшей в кухню Ане, правда, сильно побледнев. Ее же буквально затрясло. Наверное, Тимур тут же получил бы по первое число, но дорогу Ане перегородил Гриша, ловко перехвативший ее за руку.