Цирк Обскурум
Шрифт:
Яркие краски цирка сливаются воедино, когда я пробираюсь между палатками на костылях. Все заняты подготовкой к сегодняшнему шоу или отдыхают, и никто не обращает на меня никакого внимания, как будто я невидимка. Все они признали, что я здесь, но никто не осмелился приблизиться ко мне. Мне становится любопытно, как часто тут бывают новенькие, раз они так привыкли к этому.
Мне также интересно узнать об их историях, даже о Даймонде, Харте, Спейде и Клабе — не то чтобы они мне их рассказывали. Несмотря на то, что они поклялись мне в этом или спасли, они предоставили меня самой себе, за исключением того, что время от времени тихонько проверяли, как я. Иногда они появляются, когда мои кошмары слишком
Я теряюсь в своих заботах, когда спотыкаюсь об оставшуюся банку из-под попкорна. Выпрямившись, я наклоняюсь и поднимаю её, ковыляя к мусорному ведру, чтобы ни одно животное, которое днем бродит по территории, не съело его. Это еще одна вещь, которая меня шокировала. Они действительно имели это ввиду. Здесь нет клеток.
Когда я отворачиваюсь от мусорного бака, я смотрю на знакомую палатку. Я не видела ее с тех пор, как впервые оказалась здесь, и что-то внутри меня шепчет мне войти. Это тот самый мрачный голос, который часто шептал мне взять нож и прикончить Роджера за обеденным столом. Это не то, к чему я должна прислушиваться, но я ловлю себя на том, что придвигаюсь ближе, как будто меня притягивают неподвластные мне силы. Прежде чем я успеваю это осознать, я открываю дверь и вижу, что она сидит там и ждет. Перед ней на столе лежит колода карт, и она смотрит на меня так, словно ждала меня.
Она улыбается.
— Я ждала тебя, Куинн.
Глава
14
— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, подходя и садясь на стул напротив нее, совсем как в детстве. Здесь мало что изменилось, несмотря на то, сколько прошло времени. Она старше, годы делают ее только красивее и загадочнее, и я наблюдаю, как ее рука нависает над картами, прежде чем перевернуть их все, чтобы показать дам каждой масти, выстроенных в ряд.
— Мне сказали, что ты придешь, — отвечает она.
— Карты? — Спрашиваю я. Мне следовало бы усмехнуться, но за короткое время я повидала здесь такое, что заставляет меня поверить ей. Это не обычный цирк. В Цирке Обскурум происходят противоестественные и невозможные вещи.
Несмотря на непривычность и интенсивный травяной запах, я чувствую себя здесь непринужденно. Моя тревога исчезает, а мышцы расслабляются. Я подаюсь вперед, горя желанием услышать, что она мне скажет.
— Я знала, что рано или поздно ты найдешь свой путь ко мне. Ты нашла его тогда, нашла и сейчас. Я могу научить тебя, Эмбер. — Я отрываю взгляд от карточек, и она машет руками. Они снова переворачиваются. — Я могу научить тебя читать карты. Я могу научить тебя быть похожей на меня, если захочешь. — Она ждет, ее рука парит над картами, как будто ожидает, что я сама выберу свое будущее. Никакого давления, поскольку она с любопытством ждет, что я буду делать.
Я могла бы уйти и найти себе другое занятие, но мое сердце бьется здесь. Мое рвение и любопытство берут верх надо мной. Что-то подсказывает мне, что для того, чтобы я лучше узнала этот цирк и людей в нем, я должна сначала понять его, и тут будут ответы.
— Мне бы этого хотелось.
Улыбка, которой она одаривает меня, заставляет меня выпрямиться, а когда она машет руками, карты переворачиваются еще раз. Выстроенные по порядку бубен, пика, трефа, черви и королева. Этот порядок что-то значит? Я не знаю, но она переворачивает их еще раз и тасует.
— Тогда давайте начнем. Нет времени лучше настоящего. Есть много вещей, которые ты должна понимать, чтобы читать карты, читать будущее
Я встречаюсь с ней взглядом, мое сердце бешено колотится.
— И цирк…
— Тоже живой. — Она кивает. Внезапно она бросает карты вверх. Я откидываюсь назад, ахнув от неожиданности, а затем снова, когда они на долгие секунды зависают в воздухе, прежде чем снова упасть. — Здесь, Куинн, мы не хозяева. Мы просто отвечаем на зов, как и все. Мы все отвечаем. Мы — его проводник. Чистая магия течет через нас. Мы выполняем его приказы. Чем раньше ты поймешь, что не можешь это контролировать, тем лучше. — Карты раскладываются на столе рубашкой вверх в случайном порядке, когда она постукивает по ним. — Прошлое и будущее связаны, и я, а теперь и ты, являемся ключом к тому, чтобы сохранить все это вместе, но чтобы понять будущее, ты должна сначала понять прошлое. Выбери карту. — Она терпеливо ждет, и я трясущейся рукой протягиваю руку через стол и наугад беру карту.
Когда я убираю руку, она переворачивает карточку, показывая мне пики.
— Интересно, что ты выбрала именно ее.
— Почему? — Спрашиваю я, нахмурившись. Она говорит загадками, но часть меня, кажется, понимает их и почему они важны.
— Интересно, что ты, которая была в плену в вашем браке, выбрала карточку мужчины, который тоже был в плену. Ты задавалась вопросом, почему здесь нет клеток, верно? Это его рук дело. Большую часть своей жизни его держали в клетке, привязанным к желаниям и нуждам людей, выдававших себя за родителей. Он был вторым из наших ребят, кого позвали в цирк, но его сильные стороны родились вместе с ним, а не выросли здесь. Животные всегда откликались на его призыв, и цирк увидел это и позвал его домой, где он мог быть свободен, так же как и его животное. — Прежде чем я успеваю задать вопросы, она переворачивает карты и ждет, приподняв бровь. Я выбираю другую наугад, отчаянно нуждаясь в информации, которую она мне дает о мужчинах, завладевших моими мыслями. Они такие же загадочные, как лежащие передо мной карты.
На этот раз она переворачивается, показывая красное сердечко, и она улыбается. — Харта, несмотря на его имя, часто называют бессердечным. Иронично, что он выбрал это имя, хотя я думаю, что, вероятно, именно поэтому он так и поступил. Он всегда стремится встретиться лицом к лицу со своими страхами. Он был рабом, когда цирк нашел его, вынужденным спать на деревьях возле передвижных лавок своего хозяина. Он был предоставлен природе, и многие думают, что именно это свело его с ума, или многочисленные побои, которые он перенес во имя своей сути. — Я, должно быть, выгляжу смущенной, потому что она улыбается. — Только любовь может вынести такое безумие, Куинн, и Харт любил сильнее всего, пока его не забрали.
Она переворачивает колоду еще раз, и я выбираю другую. На этот раз черная трефа переворачивается, и она проводит по ней большим пальцем. Клаб родился как артист. Мы, конечно, не единственный цирк. Он родился в этой жизни, но, в отличие от нас, у него не было семьи. Он научился уважать острое лезвие, сделав его своим после того, как оно было использовано против него. Его красота была его величайшим оружием, а также его самым темным грехом. Его хотели все, и они это использовали. Он не был закован в цепи, как ты, Эмбер, но ты слишком хорошо знаешь, как легко можно попасть в ловушку даже без оков.