Цитадель
Шрифт:
Но Ло хватило выдержи промолчать.
– Я не хочу испытания, - ответил он.
– Хорошо, не буду настаивать, - прищурил холодные глаза Клахем. Хоть он еще не оправился от удара, но властность и умение прижимать к стене в нем не убавилось.
«Не настаиваешь, но сделаешь все, чтобы она отказалась от меня?» - закралось тревожное подозрение у Долона. Почувствовав его сомнения, Отец улыбнулся, вроде бы добродушно, но Ло охватило беспокойство.
– Однако ты, мой мальчик, должен помнить, - продолжил Глава, - я не готов жертвовать тобой.
– Я не мальчик!
– Разодранная штанина, израненная
– Я не откажусь от нее.
– Ло, мальчик мой, лишь бы она не отказалась от тебя!
Долон отвернулся, больше не желая разговаривать.
– Завтра она придет к тебе. Я разрешил.
Ло посмотрел на Главу из-под лобья.
– Знаю, знаю, ты рад и благодарен мне, - уходя, съязвил старик.
Когда дверь закрылась, Ло прикрыл глаза от навалившихся слабости и раздражения. Он устал и злился, что почти каждый видел своей целью раскрыть ему глаза, доказать, что Тамаа не такая, какой кажется.
«Почему не могут отстать и дать нам разобраться самим?
– злился он. – Пусть и коварна, сам разберусь! Или до старости будут опекать, называя мальчиком?!»
Так же его очень тревожил взгляд Клахема. Хорошо зная неверское коварство Отца, Ло был уверен, тот сделает всевозможное, чтобы искусить ее.
***
Весть о Тхайе, как о страстной, с горячей кровью девице, разнеслась по округе молниеносно. Иначе и быть не могло. Ее грудной, надрывный, полный ярости рык: «Ур-р-род!» перед нанесением удара подносом, показался мужчинам необычно страстным и зажигательным. А обсуждение ее белых ног шло за каждым столом соседних таверн.
– Верная девица! – с восхищением вздыхали посетители, обсуждая ее силу, меткость и рисковость. – Оглушила такого громилу! И откуда столько сил?!
– Повезло счастливчику!
– Вдвойне! Не прирезали, не покалечили, и такая красавица рядом, – соглашались другие.
– А ножки какие!
– А исподнее!
Если Калиса переживала, что злая молва опозорит Тхайю, то ее опасения оправдались лишь наполовину, потому как, чем больше женщины разносили скандальные новости, смакуя развязное поведение певуньи, тем больше мужчины стремились посмотреть на ретивую красотку хотя бы одним глазком.
Набившиеся в «Погребок» люди, не оставляли надежд, что Тхайя еще разок покажет ножку или приподнимет невзначай юбку, но теперь Калиса лично, как строгая мать, проверяла у Томки длину исподних штанин. Тамара злилась, но молчала, понимая, что хозяйка в какой-то мере заботится о ней, потому со вздохом поправляла юбки и выходила в зал.
– Не забывай, глупцов и развратников полно, и теперь им не дает покоя любопытство. Такое зрелище пропустили! – брюзжала женщина. Но особенно настроение у нее портилось, когда вечером выплачивала вознаграждение нанятому охраннику – громиле Току. Испепеляя Томку взглядом, хозяйка красноречиво показывала глазами, мол, ранее все было чинно - мирно, не то, что с твоим появлением… одни расходы и скандалы. В ответ Тамара кивала головой на переполненный зал, показывая, сколько, благодаря ей, пожаловало народу.
– А доброе имя? – не выдерживала Калиса и начинала читать мораль.
– Остались одни лохмотья, но если соседки ждут слез и раскаяния – не дождутся! Здесь, - Тома приложила руку к сердцу, - я знаю,
Теперь петь приходилось чаще, потому что услуги громилы Току стоили не дешево, да и расстраивать Калису Тома больше не хотела.
– Скрывая боль в душе, я через силу улыбаюсь. Мне говорят, что "время лечит", а я им только задыхаюсь... – душевно тянула она, больше не смущаясь посетителей. А чего смущаться, если о тебе теперь почти все знают? Как ни пытайся стоить лесу или томную неженку, но короткий вопль: «Ур-р-род!» и взмах подносом рассказал больше, чем все другие поступки.
Понимая, что Тхайя о любви поет от души, зрители умилялись и просили спеть еще, хорошо закусывая и выпивая. После выступления, Тома металась по залу, обслуживая прибывающих посетителей.
– Нечего женщинам в драку встревать, - услышала она краем уха за одним из столов, что стоял поодаль, у окна.
– А нечего на одного вчетвером нападать, - ответила она, не сдержавшись. Ведь ясно, что говорили именно о ней.
– Их было не четверо!
– Если быть точной, трое с половиной!
– Он первый!
– Он единственный, кто заступился за меня!
– Да кому ты нужна! – мужчина сверлил ее глазами необычайного редкого орехового цвета с красноватым отливом.
– Выходит, у твоих земляков дурной вкус, - с презрением ответила Тамара, подметив, что внешне мужчина похож на тех иноземцев.
– У моих людей хороший вкус, – шипя, огрызнулся незнакомец.
– Тогда ты противоречишь сам себе, - не слушая более, Тома отошла от стола и больше не подходила, заставив Неноса самого обслуживать неприятных типов. Музыкант отчаянно сопротивлялся, утверждая, что его руки созданы для музыки и струн, но Томка научилась смотреть на него не менее грозно, чем хозяйка.
Опасаясь за Долона, что он может умереть от заражения, не могла дождаться, когда же солнце войдет в зенит, чтобы отпроситься и навестить Ло, но время текло медленно. В конце концов, от нетерпения у нее начали дрожать руки, вещи падали из рук.
– Иди уж! – великодушно бросила Калиса, заметив, как Тхайя нервничает. – Но вечером чтобы улыбалась и смеялась!
– Хорошо – хорошо! – обрадовалась Тома и, бросив фартук на спинку стула, выбежала на улицу.
«Нужно успеть привести себя в порядок, а то приду, он откроет глаза, а я лохматая и взмыленная! Нет, нужно быть спокойной. Спокойной и выдержанной! Главное не броситься ему на шею и не разрыдаться, пусть первый признается, что скучал. И еще извинится!»
Носясь по комнате, она быстро натянула скромное темное платье, пригладила волосы, припудрила лицо. Краситься не стала, опасаясь расплакаться при виде ослабленного Ло.
«Рыдающая панда – это не гордо и не романтично, так что обойдусь без боевого раскраса!» - решила она, но не забыла воспользоваться маслянистыми духами.
Собрав гостинцы – сладкие пирожки с ушками, перекрестилась, прошептала местную короткую молитву:
– Веди звезда по светлому пути! – и выбежала из дома.
Как назло, солнце светило в лицо, ослепляя ярким светом. Натянув шаль на глаза, Тома бодро шагала в гору, придумывая вариант приветствия Долона и пытаясь успокоиться, но чем ближе подходила к Цитадели, тем больше охватывал мандраж.