Crysis. Легион
Шрифт:
– Да-да, конечно, – поддакивает растерянный Голд. Военные шишки, читающие фантастику девятнадцатого столетия, не совсем укладываются в его картину мира. Но бравый доктор недолго мусолит непонятное – через секунду вдохновение на месте и красноречие опять бьет фонтаном: – Споры – часть сложной метасистемы, а Н-2 спроектирован на основе технологии, предназначенной взаимодействовать с этой метасистемой, и потому мы можем, мы можем… – Замирает, подыскивая слова, и вдруг выпаливает: – Это как гомонасилие у мух-скорпионниц!
В радиусе десяти метров вокруг нас все умолкают. Даже раненые перестают стонать.
– Прошу прощения, – выговаривает Барклай после мгновенного замешательства. – Если не ошибаюсь, вы сказали…
Но Голда уже не унять.
– Насекомые есть такие, мухи-скорпионницы! – тараторит он. – Иногда самец насилует другого самца, просто
Не знаю, какие мои части отстрелили цефы и какие пошли в расход на ремонт оставшегося, но точно знаю: яйца мои в целости и сохранности, потому что от таких рассказов они леденеют и хочется их понадежней прикрыть.
– Но что здорово: на самом-то деле, это очень неплохая репродуктивная стратегия! Чужая сперма не болтается попусту, она активно выискивает гонады, проникает в тестикулы, и когда виктимизированный самец таки находит самку и совокупляется с ней, он впрыскивает чужую сперму! Размножение через посредника, использование чужой мобильности для разнесения своего генетического кода!
Барклай усмехается.
– Предлагаете использовать их башни против них же?
– Почему бы и нет? В конце-то концов, все мы из мяса сделаны!
Барклай глядит на меня, отворачивается.
– Полковник, проблема вот в чем: комбинезон еще не готов, – вещает Голд. – Согласно логам, Проро… Э-э, Алькатрас уже пытался сегодня взаимодействовать с цефовской техникой, но протокол обмена оборвался. Система Н-2 пытается состряпать протокол входа как может, но без помощи она может немногое. Комбинезону нужен Харгрив, и нам нужен Харгрив. Он на три шага впереди нас и всегда был. Вот эта штуковина, – Голд машет украденным сканером, – не более чем ректальный термометр по сравнению с необходимой нам аппаратурой. В «Призме» – первокласснейший, уникальный госпиталь. Там оборудование, какого на нашей планете нигде больше не найдешь, там приборы, построенные специально для Н-2. Нам нужно войти в «Призму», взять штурмом, если потребуется, и если Джейк не захочет сотрудничать… думаю, в вашем штате есть специалисты по допросам.
Вот она, соломинка, протянутая утопающему, вот оазис, сверкнувший между барханами. Барклай не из тех, кто фантазии предпочитает удостоверенным фактам, но всем так нужны хорошие новости! На пару мгновений показалось: все, согласится.
Но полковник смотрит на толпы гражданских вокруг – под его, полковника, защитой, – на разномастную солдатню, на хлипкие проволочки и резинки, какими собрана воедино барклаевская команда, и я точно знаю, что именно крутится в его голове, какой урок из «Сто и одной стратегии» всплыл в его памяти: «Никогда не дерись на два фронта!» Оазис был всего лишь миражом.
Полковник качает головой.
Голд не сдается:
– Послушайте, полковник…
– Я выслушал вас, доктор Голд. У меня нет ресурсов для атаки на укрепленный комплекс с хорошо вооруженным гарнизоном – в особенности учитывая текущую ситуацию.
– Но вы же должны…
Барклай поворачивается, и в глазах его – приговор и Голду, и его делу.
– Доктор Голд, я должен защищать это здание от превосходящих сил противника, а они минут через десять могут обрушить весь вокзал нам на головы. Я хочу защитить десять тысяч гражданских – включая вас. Хочу доставить вас всех в безопасное место – причем живыми. А вот чего я не должен, так это оставлять людей без защиты ради теорий, могущих оказаться всего лишь красивым научным блудословием.
Его голос спокоен и холоден, как гребаный Плутон, не повышается ни на децибел, но Голд отступает, словно от оплеухи.
Полковник смотрит на меня.
– Морпех, ты нужен мне здесь. Пусть этот комбинезон работает по прямому назначению, в кои-то веки. А вы, – обращается он к Голду, – эвакуируетесь вместе с остальными гражданскими.
Но Голд еще трепыхается, не хочет сдаваться.
– Но, полковник, я нужен вам здесь, я один понимаю, против кого и чего вы…
Барклай жестом подзывает Чино.
– Проводи доктора Голда вниз и проследи, чтоб он отбыл вместе со всеми.
Полковник уходит, стуча на ходу пальцем по сенсорному экрану на запястье.
Чино хватает Голда за руку, Голд хватает за руку меня.
– Он ошибается! – вопит Натан Голд. – Харгрив – наша единственная надежда! Пустите меня наверх!
Чино – парень некрупный, но с ним шутки плохи. Чино хочет, чтоб Голд двигался в нужную сторону, и Голд движется в нужную сторону. Но не сдался, кричит мне:
– Да не слушай его, делай по-своему! Расскажи про мух-скорпионниц! Это их убедит!
– Солдат! – вдруг раздается за спиной.
Я поворачиваюсь, почти напуганный.
Барклай смотрит на меня из-за трех рядов коек, полных искалеченными гражданскими.
– Ты – со мной, – говорит полковник.
Экстренное заседание тайной комиссии CSIRA
по расследованию Манхэттенского вторжения
Предварительный допрос свидетеля, выдержка, 27/08/ 2023. Субъект: Натан Голд.
Начало выдержки:
Да, конечно, не было у меня приборов, чтоб такую микроструктуру обнаружить, даже когда я в «Призме» работал. Я ж системщик, а с нанозаковырками пусть студенты разбираются, как раз по ним дело. Но если б и были приборы, вряд ли я стал бы такое искать. С какой стати ожидать, что шкура боевого доспеха окажется утыканной протеинами-рецепторами? Да на кой ляд такое проектировать, зачем?
Думаю, Харгрив и сам поначалу не подозревал, что у него получилось. Это обычная проблема, когда приспосабливаешь для себя чужую технологию. Ведь не знаешь, зачем та часть или эта, не понимаешь назначения, просто копируешь кусок за куском, а к чему они – не понимаешь. Ага, скопировали, и оп-ля: самый лучший искусственный мускул из всех, какие видели! И к чему эти наноштучки – без понятия, но если их выкинуть, чертова штука не работает, потому лучше их оставить на месте. Откуда нам знать про, мягко говоря, необычный подход цефов к терраформированию, про свойства «Харибды»? Откуда нам знать, что каждый кусок цефовской снасти оснащен интерфейсом для взаимодействия со спорами прямо на молекулярном уровне? Мы попросту копировали и переносили – и, конечно, выдали на-гора первоклассный боевой доспех, но каждый его квадратный миллиметр утыкан рецепторами, и кто знает, какие сигналы они подают, когда к ним прицепится не тот энзим?
Я речь веду не просто про базовую нанохимию. Дело и в структурах высшего порядка, в нейронных сетях. Харгрив загнал в них свою операционную систему, запрограммировал комбинезон под наши потребности. Но я уверен на все сто: не программировал он его заваливать все наши машины при попытке связаться с глубинными протоколами. Не любит Н-2, когда люди суют туда нос. Это как злого кота к ветеринару носить: тварь шипит и царапается. Н-2 вышиб все сервера в Сети – я такого в жизни не видел. Даже Харгрив не рассчитывал, что у Н-2 могут быть свои цели.
Жаль мне бедняг, кому довелось внутри оказаться. Я уже двоих знаю, и оба парни что надо. С Пророком я давно вожусь, и он – крутой на все сто! Алькатраса я недавно встретил, дня два-три всего, но и он вроде парень толковый и порядочный. Но загадочный. Пару раз замечал: смотрит на меня – ну, я лица его не вижу, но мне кажется, смотрит, и такое чувство, странное очень, будто он уже на пределе и вот-вот вспылит, раздерет меня в клочья. Но – не разодрал, вы же знаете.
И заметьте, Пророк и Алькатрас – хоть оба и солдафоны до мозга костей, но очень разные. Пророк ни на минуту не замолчит, всегда шутит, Алькатрас же… скажем так, не дока он по части социальных навыков. Но их сунули в Н-2 – и даже такие разные люди стали похожими. И структура голоса, и энцефалограммы, и прочее – от побывки в комбинезоне все становится одинаковым.
Конечно, ничего страшного – это человек и система друг к другу приспосабливаются, только и всего. Но честно скажу: временами у меня от такой подгонки просто волосы дыбом. На первый взгляд Н-2 превращает тебя в колесницу Джаггернаута, со всей этой искусственной яростью, подстегнутыми рефлексами и сверхпроводящими мозгами. Но бедняга внутри чувствует и делает только то, что ему позволяет чертова скорлупа. Снаружи-то да, выглядит, будто он – абсолютный надиральщик задниц кому угодно, дикая неукротимая мощь, но на самом деле человек внутри на коротком поводке, он, хм…
Укрощен!
Вот самое то слово – укрощен.
Арьергард
Я следую за Барклаем к грузовому лифту, и мы спускаемся.
– Твой приятель – мешок с дерьмом, – замечает полковник.
Я за день не сказал и слова, но сейчас кажется важным поддакнуть полковнику, и я киваю.
– Говорит, в неразберихе удрал – то есть удрал от Тары Стрикланд. Я ее знаю. Прежде чем сорваться с катушек, она была офицером «морских котиков», причем не из последних. От нее так просто не убегают. Она отпустила его.
Кабина дергается, останавливается, двери открываются со скрежетом.