Crysis. Легион
Шрифт:
– Атака электромагнитным импульсом, – говорит некая часть меня, не разберу уж какая. – Отключение системы.
– Да-с, – доносится голос Харгрива с другой стороны Вселенной. – Идеально. Благодарю вас, мисс Стрикланд.
Я ослеп. В глазах – мутная рябь, дикие всплески цвета. На экране мельтешение пикселей и полный хаос.
– Пожалуйста, проверьте параметры его жизнедеятельности, а затем препроводите в лабораторию. Следует освободить комбинезон как можно скорее.
Свет перед глазами гаснет – я вижу, как пол несется мне навстречу, будто пинок в лицо.
Что
Ну и отлично. Перегруппируй-ка все подальше от меня, то-то будет здорово.
Слышу шаги по голым шлакоблокам – акустика хреновая. Над головой размытые, расплывчатые полосы яркого света. Закрыть глаза не получается, поэтому усилием воли фокусируюсь: флюоресцентные лампы. Эффект импульса уже проходит, но двинуться не могу – я прищелкнут к тележке на колесиках.
Подымаю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как въезжаю через двустворчатую качающуюся дверь в просторный серый зал со стенами, облицованными керамической плиткой. Из пола торчат машинные блоки, гудящие и урчащие. Место это напоминает котельную или канализационно-насосную станцию, типичное унылое, грязное, скучное место, насквозь проткнутое ворохом труб и стоков – безрадостный подвальный аппендикс обычной офисной башни.
– Всего лишь солдафон, обычный рядовой солдафон, – вздыхает Харгрив, еще скрытый за таинственной занавеской, общаясь с кем-то по соседству со мной. – Пророк бы рассказал намного, намного больше.
Увы, я не в котельной – в операционной. Лакей в синей хирургической ливрее стучит по клавиатуре, подле него – ухмыляющийся «целлюлит». И операционная эта смахивает на заводской цех – под потолком висит робот-резак, сверкающий эмалью металлический паук, в каждой членистой гидравлической лапе – лазер, скальпель и…
Честное слово, никогда не видел отвертку, совмещенную с иглой для инъекций.
– В конце концов, наномеханика осталась неповрежденной – и это главное. Остальное придется домысливать самому, уже оказавшись в нанокомбинезоне.
Паук падает, тихо застрекотав, останавливается в метре от груди. Ноги распрямляются, подрагивают, шевелятся – будто бегун разминается перед марафоном. Детали и приспособления пощелкивают, позвякивают – точно палочки для еды.
– Начнем!
Мое ложе шевелится подо мной, захватывает меня крепче. На концах паучьих лап вспыхивают огоньки, крошечные пилы визжат в ультразвуке, трясутся, клонятся и – ныряют в меня! Мои кости трясутся в скорлупе Н-2, и внезапно перед глазами – кровавая пелена.
Краем глаза вижу: лакей в халате уставился в монитор на столе, глазки так и сияют над хирургической маской. На меня – ни взгляда.
Да, да, мы просто исполняем приказы.
– О, мой юный друг! – Это Харгрив соизволил обратиться ко мне. – Я надеялся сохранить твое сознание, но, увы, нанокомбинезон оказался упрямее, чем я рассчитывал. Весьма сожалею о столь постыдном предательстве, но, опять-таки, увы – другого выхода не было. Этот комбинезон – единственный шанс победить цефов, а использовать его могу лишь я. У обычного солдата просто нет возможности это сделать.
Тело мое немеет. Зал еще качается и дрожит перед глазами, но вибрации я не чувствую.
– Пойми меня правильно: я не сомневаюсь в тебе как в солдате. Ты проявил себя чудесно, оказался куда крепче и сноровистее, чем я ожидал. Ты чертовски хороший солдат, ценнейший кадр для отражения любой агрессии, земной либо инопланетной. Но позволь открыть тебе маленький секрет…
Прямо вижу, как Харгрив подмигивает, как заговорщицки склоняется над микрофоном.
– Сынок, это не вторжение. Совсем не вторжение.
Кажется, привязывать Н-2 к столу больше не нужно – по-моему, мне уже перерезали спинной мозг.
– Если задуматься, все совершенно очевидно. К чему расе, способной переделывать миры, планировать на миллионы лет и световые годы вперед, строить на расстоянии парсеков от своей родины, к чему ей хвататься за вещь столь вульгарную, как территория одной небольшой и не слишком выдающейся планеты?
Зрение отключается. Я в черной пустоте, я не вижу индустриализированной бойни вокруг, не чувствую, как надо мной проводят вивисекцию, я отрезан от всего и слышу лишь голос Харгрива, визг режущих кости пил, шипение лазерных лучей, врезающихся в твердь.
– Сынок, когда-то люди хотели сохранить тропические джунгли. Да, те люди были большей частью эмоциональными крикунами, неорганизованными и с кашей в головах, но кое-кто из них уяснил: никак нельзя заинтересовать близорукую и равнодушную публику судьбой кучки деревьев за полмира от нее. Люди и ломаного гроша не дадут, если не сказать им четко и прямо, какая лично для них будет выгода.
Все, в моем мире больше нет лазеров, нет пил. Я глух, слеп, нем, бесчувствен, парализован. Но отчего-то еще могу слушать голос Харгрива. Верный слову, он остается рядом со мной, ведет сквозь долину смертной тени. Джейкоб Харгрив теперь – вся моя Вселенная.
– И вот разумнейшие из защитников окружающей среды нашли, как продемонстрировать публике выгоду. Смотрите, господа, тропический лес дал нам таксол, дал антиоксиданты, лекарства от старения, в лесу отыщутся лекарства от рака и фильтры от любой гадости, выбрасываемой нами в атмосферу. В лесу – миллионы средств, миллионы важных ингредиентов, тропический лес, возможно, в один прекрасный момент сделает всех нас бессмертными, но если мы уничтожим его, не понимая, что же именно уничтожаем, – потеряем все.