Crysis. Легион
Шрифт:
В общем, три года назад харгривовские инженеры вздумали сунуться на цефовский форпост в Южно-Китайском море. Задумка вышла боком: цефы пробудились, и отец Тары Стрикланд не вернулся домой. С тех пор Харгрив ожидал, пока аукнется на другом конце Земли. Готовился он уже сотню лет, предупрежден был за три года и заранее выпек план победы над иноземными пришельцами. Хозяева Стрикланд хотят узнать, что за план.
Я-то план знаю, своей шкурой узнал. Главное: выдрать меня из Н-2, как выдирают человека из собственной кожи, выкинуть ненужные части и втиснуться в остальное. Насчет последующего не уверен. Но Стрикланд
Мы снова едем вверх. Грузовой лифт – платформа без стен, с решетчатым полом; тавровые балки, пучки тросов и кабелей, жирно-белые шлакоблоки уныло проплывают мимо, пока Стрикланд читает лекцию:
– Он спрятался на этаже, где центры управления и комнаты директоров. Сопротивление будет ожесточенным. Никому не удавалось увидеть Харгрива воочию, даже мне. Поверь, я пыталась изо всех сил – а я ведь глава его службы безопасности. Тебе придется прорываться.
Кажется, Тара не замечает мертвого сотрудника «Призмы», лежащего подле нас на платформе лифта. На дуло его М-12 наверчен приличный глушитель. Сотруднику он уже ни к чему, и я с удовольствием прикарманиваю находку.
Дернувшись, лифт останавливается на уровне, явно не приспособленном для жилья: повсюду ящики с амуницией, шкафы, этажерки. И над головой – еще одна крутящаяся желтая мигалка.
Ах да, не забудьте про камеры.
– Я замкнула местную беспроводную сеть – у тебя минут пять, прежде чем Харгрив взломает ее и спустит на тебя всех собак. – Тара фыркает тихонько. – Не только на тебя – на нас. Попробую подняться наверх, на вертолетную площадку, и обеспечить нам с тобой путь отхода. Вытаскивай Харгрива и иди с ним на крышу. Мы его вытягиваем, увозим и заставляем разговориться. Иди!
Включаю невидимость. Бегу незримый мимо камер наблюдения к лестнице, а за спиной лифт снова приходит в движение.
На этот раз никаких указателей, никаких полезных стрелочек и дружеских голосов, указующих, куда идти и что делать. Лестницы, крутые повороты, а двумя-тремя этажами выше – встревоженные голоса.
– В зале, где жестянку потрошили, коммуникации до сих пор отключены.
– Куда Стрикланд подевалась?
– Наверное, отключилась – сам не могу достучаться.
– Дело хрень, и дерьмом пахнет.
Да, дело хрень, но быстрое и легкое. Никто не успел и вздохнуть, не то что выстрелить. Глушитель просто творит чудеса.
Я – акула, кружащая среди обломков кораблекрушения. Бедные наемники озадачены и растеряны, слишком много у них хозяев: и Локхарт, и Стрикланд, и Харгрив – и все говорят разное. Они не понимали, куда бежать и что делать, и до того, как Стрикланд перекрыла им коммуникации. А я тем временем перемещаюсь из убого и скудно обставленных складов на этажи безукоризненных офисов, конференц-залов, отделанных дубом и кожей. Каждый следующий этаж роскошнее предыдущего, отделан в более темных тонах, с мебелью древнее и солиднее – будто бредешь назад во времени. Тут курсоры и указатели не требуются – путь к Джейкобу Харгриву очевиден, просто иди к Викторианской эпохе.
Харгриву потребовалось почти десять минут, чтобы управиться с саботажем, и еще тридцать секунд, чтобы передать всем приказ найти нас и пристрелить. Но
Я бы их избавил от необходимости ждать и сходить с ума от ужаса, но цефы успевают раньше.
Не знаю, откуда они явились. С тех пор как я ступил на остров Рузвельта, осьминожек не видно было, но вот они здесь, во всей красе, наглая банда охотников, глаза пылают, щупальца так и машут во все стороны. Они ломятся сквозь стены и рвут людей на части, будто подрядились мне в помощники. Охотников лишь четверо – и быстро становится трое после удачного целлюлитского выстрела. Потом и я валю одного, ныряю в подвернувшийся лестничный пролет и оказываюсь этажом ниже. Забиваюсь в подходящий угол, обеспечивающий защиту и хороший обзор, наставляю пушку и жду.
Но цефы за мной не торопятся.
Это явно не атакующий отряд – всего-то четыре жалких охотника. Наверняка лишь разведка, но для чего? Стрикланд права: цефы хотят заявиться на остров Рузвельта.
И весьма благоразумно было бы унести Харгрива до того, как это произойдет.
– Я вижу, вопреки моему предательству, вопреки всем проблемам и опасностям, ты все же полон решимости унести меня отсюда. Замечательно! Можно сказать, геройски.
В голосе больше не слышится истерических ноток, злобы, гнева, но лишь усталость, решимость, нечто похожее на удовлетворенность – и даже тень радости.
– Но боюсь, наши головоногие друзья питают сходные надежды. Тебе лучше поторопиться, если хочешь опередить их.
Хм, а головоногие друзья уже смылись из зала, где была потасовка.
– Иди же ко мне, я больше не стану тебя сдерживать. Я даже отозвал приказ найти тебя и убить – ради моих солдат, еще оставшихся в живых.
А-а, вот она, дорожка золотого пунктира на экране, цепочка хлебных крошек, ведущая в святая святых: через зал, затем налево, затем направо. Постучать.
– Настало время признать: наши цели едины и больше нет смысла во вражде. Мы должны встать заодно против общего врага.
Отчего-то – и только БОБР знает отчего – я наконец верю Харгриву.
Мраморные колонны, меж ними – двойные узорчатые двери с бронзовыми ручками. Высоченные, широченные двери – визгун пройдет не сгибаясь.
Я вхожу без стука.
Распахиваясь, двери скрипят, нет – скрежещут, визжат и ноют. Неужто Харгрив, с его-то капиталами, сэкономил на банке смазки?
Но с другой стороны, какой смысл? Вряд ли эти двери открываются очень уж часто.
А за ними… там не просто комната, там гребаный собор, музейный зал, библиотека. Бесконечный кирпично-красный ковер трехметровой ширины рассекает центр этого исполинского мавзолея. Ряды мраморных колонн по обе стороны, в двадцати метрах над полом – тусклые лампы дневного света, между колоннами – рыцарские доспехи в стеклянных шкафах. У одной стены, едва различимые вдалеке, массивные этажерки с книгами, другие закрыты – бесконечными темными занавесами.