Crysis. Легион
Шрифт:
Я соображаю, к чему он. Соображаю, зачем вся эта протяжная нудятина, бесконечный монолог, бессмысленная, невыносимая и неизбежная трепотня ополоумевшего дядюшки у камина. Это отвлечение, попытка заставить меня не думать о том, что происходит со мной. Это милосердие а-ля Джейкоб Харгрив.
Интересно, понял ли Пророк, что означает, когда тип вроде Харгрива зовет тебя «сынком»?
– Хорошая стратегия, в самом деле, и она, возможно, сработала бы, если б в один прекрасный день некая компания – кажется, одна из моих – не синтезировала таксол. А затем над нами встало
Кажется, голос Харгрива слабеет, тускнеет. Ощущение зыбкое, но сравнивать не с чем. Может, это лишь мое воображение?
– Но цефы намного, намного умнее нас. Они знают: мы видим лишь то, что готовы увидеть, и сделать можем лишь представимое для нас. А природа за четыре миллиарда лет бесконечного экспериментирования, мутаций, селекции, это дивное царство дарвиновского отбора во всей прелести и разнообразии, – она создала множество невообразимого, у нее для нас подарки, каких мы и представить себе не способны.
Да, голос и в самом деле ослабел.
– Цефы это хорошо понимают. Они являются на планеты, где родилась жизнь, оставляют наблюдательные станции, чтобы посмотреть, какие чудеса рождает эволюция, – и оставляют планеты в покое. А каждый миллион лет или около того заглядывают проверить, как растет их заброшенный сад. Заверяю тебя, мой юный друг: им вовсе не понравился рак, расползшийся по лицу нашей планеты с тех пор, как цефы побывали здесь в последний раз. Они увидели бесконтрольно растущее людское племя, уничтожающее все вокруг себя и слишком глупое, чтобы понять: тем самым уничтожает и самое себя.
Приходится напрягаться, чтоб его расслышать. Кажется, он в световых годах от меня.
– Мальчик мой, мы – воплощенные раковые метастазы. Мы – чума, сорняки на газоне, и перед нами вовсе не солдаты. Мы не видели еще цефовских солдат, и молю бога, чтоб не увидели никогда. Нас подвергли обычной прополке, задницы нам надирает кучка садовников, импровизирующих ввиду неожиданной опасности.
Я почти не слышу его. Моя вселенная сжалась до едва различимого шепота.
– И в этом наша единственная надежда на победу.
Голос угас. Исчез.
Интересно, на сколько частей меня разрезали – и какие именно части думают вот эту мысль?
Из бездонного колодца кто-то глухо вещает: «Перегрузка клеточных соединений».
Если рассудить здраво, очень даже неплохо быть здесь, в черной немой пустоте, в нигде. Конечно, далековато от мест счастливой охоты и прочих райских чудес, но, по крайней мере, я не слышу ни сверл, ни пил. Не слышу моего Создателя и Мучителя. Знаю: меня разбирают по кусочкам, но не вижу и не слышу, как оно происходит. Нужно быть благодарным и за малейшую из доступных радостей.
– Проснись!
Ба, это не Харгрив. Это…
– Проснись, морпех!!!
Я знаю этот голос. Но я никак не должен был слышать его, это невозможно. Разве харгривовские лакеи не вырезали его из моей головы?
– Проснись, морпех! Не время умирать!!!
Да это ж фальшивый Пророк, тот самый фальшивый Пророк, его лицо возникает в пустоте передо мной. Оно не слишком похоже на настоящее и даже на имитацию едва тянет – сплошь пиксели и полигоны. Созвездие, тысячи светящихся точек, случайно собравшихся в подобие человеческого лица.
Да это треклятый комбинезон – он орет на меня!
– Морпех, поднимай задницу – и в бой!
Пошел вон, идиот. Ты сдох. Я видел, как ты сдыхал.
– Сам идиот. Думаешь, раз ты мертвый, это оправдание?
Может, это конвульсия БОБРа, тупой биочип старается вдохнуть хоть какое-нибудь желание жить в пассажира нанокостюма, давно поставившего на жизни крест. А может, система притворяется Пророком, потому что наткнулась на базу данных по психике и решила вдруг, что я лучше отреагирую на иллюзию живого голоса и лица. Мать вашу, а может, это и в самом деле Пророк, жалкий, убогий шарж, собранный из записанной болтовни, синаптического эха, застрявшего в системе и бродившего по памяти с тех пор, как родитель их, Пророк из мяса и крови, вышиб себе мозги, убил свой разум – настоящий, живой разум. Может, система свихнулась и думает: она и есть настоящий Пророк?
А может, все по-другому и передо мной попросту галлюцинации умирающего от кислородного голодания мозга – головной слизи мистера траханого киборга модели Мк2 – жестяная версия предсмертных ощущений, и смысла в ней не больше, чем у видений фанатиков из сект нью-эйджевского разлива, сладко себя удушающих и созерцающих ангелочков и райский свет? Кто знает, вдруг мозг мертв уже долгие часы, а мысли мои бегут по кластерам углеродных нанотрубок? Может, они уже распотрошили мой шлем и проблевались от вони давно перегнившей начинки?
Кто ты, говорящий со мной? Ты жив? Ты реален?
– Морпех, кончай в дерьме копаться!!! – вопит оно. – Хватит!!!
Мать твою, да кто ты? И кто я?
Я проснулся. Я вижу и слышу.
Где-то рядом вовсю трезвонит сигнал тревоги. Членистые лапы робота дергаются над головой. Мистер доктор с эластичной клятвой Гиппократа теперь не пытается на меня не смотреть, о нет – глядит, зенки вылупив, и, кажется, готов наложить в штаны от страха. По его лицу бегут отблески света, причудливые тени – отсветы быстро сменяющихся картинок на мониторе, отблески сигналов с оборудования. Слишком быстро оно все скачет и прыгает, очень уж стремительно меняется, но хотя обычному человеку и в голову не придет пытаться восстановить по бесформенным бликам изображение, родившее их, мне это удается без труда. Я вижу изображение монитора на лице доброго доктора, на его халате, маске, в темных зияющих зрачках – таких огромных, что и радужки вокруг них почти не видно.
Я понимаю происходящее еще до того, как несчастный вопит в ужасе: «Это перегрузка – непонятно откуда и почему! Комбинезон – он сопротивляется вскрытию, он не желает…»
– Остановите его!!! – Харгрив берет верхние ноты. – Убейте, если надо, но не повредите комбинезон!
Что, никаких грустных расставаний? Никаких добрых слов на прощание бедному подыхающему сыночку?
Близ головы лязгают двери, ботинки шаркают о кирпичный пол.
– Только в голову! – орет Харгрив склонившемуся надо мной «целлюлиту».