Цвет сакуры красный
Шрифт:
Я ему так, глазами указываю на плакат: «Рукопожатия отменяются». Он за взглядом проследил, хмыкнул, и к столу. Подошел, стул придвинул, сел и на меня уставился. Представляется:
— Я — Волков. С Тутаевского завода. Которого вы телеграммой вызвали. Прибыл.
И опять смотрит на меня. Ждет.
Я в ответ:
— Прибыли? Замечательно, — а сам припомнить стараюсь: что за Волков такой? И на кой, извините, черт, его вызвали? Нет, все-таки, какая эта служба хлопотная. Вот в крайкоме, где я секретарем вместе с товарищем Эйхе[10] работал — вот там спокойнее было… А этот, наверное, партийный секретарь завода, если
— Что же это у вас, товарищ Волков, партийная работа отстает?
— Почему отстает? Насколько мне известно, вовсе не отстает. Я, правда, хотя и член Партии, но в ячкоме не состою, и точных сведений дать вам не смогу. Это вам с нашим партсекретарем, товарищем Куприяновым, переговорить бы — он вам все с цифрами и фактами изложит…
Ай, как нехорошо вышло! Промашка! Так он, верно, директор? Ну, точно! Вроде же на Тутаевском фамилия директора как раз на букву «вэ»…
— С партсекретарем это пусть райком говорит, а мы с вами, как с руководителем…
— Так это вам уж лучше с директором нашим, товарищем Власовым, пообщаться.
И улыбочка у него по губам скользнула. Нехорошая такая, ехидная…
Боже ж мой! Но если он не директор и не партсекретарь, так зачем же его вызывали? Да еще телеграммой? Может, наградить за что-то хотели? А для чего в Москве? В Иваново-Вознесенск вызвать не могли? А улыбка мне его решительно не нравится. Он, верно, за собой силу чувствует, что очень неприятно. Эдак еще и на парткомиссию[11] попадешь… Надо что-то срочно придумать. Вот только что?..
— Но вы ведь, товарищ Волков, тоже не рядовой работник, а заслуженный, отмеченный орденом… — Ну, кто ты там? Попробуем так… — Вы — грамотный специалист, и должны по своему положению и со всей партийной ответственностью разбираться во всех проблемах вашего завода, так?
— Так, — соглашается проклятый Волков и начинает обстоятельно выкладывать все проблемы завода. Да когда ж этому конец будет? Эх, вот бы ты сейчас провалился б куда-нибудь…
А он, негодяй такой, все мне рассказывает. И про нехватку топлива, и про насосы, что каждую неделю из строя выходят, и про то, что уровень подготовки работников ниже нижнего, а средств на курсы подготовки и какого-то «повышения квалификации» Всехимпром не отпускает… Это он что же? Под меня копает?..
— …Кроме того, на втором кубе сложилась совершенно недопустимая ситуация с ремонтной бригадой, которой, можно сказать, и вовсе нет. Хорошо еще, что у нас сильные партийная и комсомольская ячейки, и в выходные коммунисты и комсомольцы добровольно участвуют в проведении планово-предупредительных ремонтных работ…
Что еще за «планово-предупредительный ремонт»[12] за такой? Вот наберут старорежимных спецов, а нам, честным партийцам, потом разбирайся: что они там несут?
— …недочеты приводят к тому, что заводские трубопроводы из-за смешения фаз часто входят в режим пульсации. Иной раз труба прямо скачет! А все наши предложения по установке устройств, рассеивающих энергию пульсации натыкаются у вышестоящих на стену какого-то непонимания…
Еще бы! Боже мой, о чем он вообще говорит?! Какая-такая «пульс… плюс… акция» и что это такое?!!
— Ну вот и все, если вкратце.
Наконец-то! Прекрасно! Ну, и что с этим Волковым прикажете делать? Наговорил тут, нагородил черте чего, а ведь надо какое-то решение принять. Средства им выделить?
— Спасибо вам, товарищ Волков. Большое спасибо! Вот как хорошо, когда вот так: кратко, сжато, но всеобъемлюще… — Боже, что я говорю?!! — Разумеется, все эти вопросы нам известны по отчетам и справкам, но там они как-то размазаны, а вот вы — верно, коротко и по существу. Немедленно займемся, примем соответственные решения. Особенно по вопросу плюсации…
Ишь ты! Улыбается. Доволен, значит. А ведь придется его вопросы поднимать. И как прикажете докладывать про эти предупреждения плановой плюсации?.. А что если?.. Только надо говорить по тверже, посолиднее…
— Вот что, товарищ Волков. Есть мнение — да, есть мнение послать вас в командировку. В Японию. На комбинат. Химический. Осмотритесь, подучитесь, — опять улыбается. Но это уж ты, Волков, зря. У япошек есть чему учиться… — А уж потом…
— Спасибо, — произносит орденоносный Волков, вставая. — Спасибо, товарищ Серебрянцев. Постараюсь оправдать ваше доверие.
— Не сомневаюсь, товарищ Волков. Даже уверен, что не подведете. Давайте мы с вами так сделаем: сейчас идите отдыхайте. Секретарь свяжется с «Метрополем» — устроим там для вас номер. А завтра — завтра придете, отдадите секретарю документы — заполним, оформим, подготовим. И — в добрый путь!
Велел товарищу Бородаевой проводить Волкова, получить талоны на питание, и сел за бумаги Редэлема. А кто таков этот Волков и зачем его вызывали, весь день вспоминал-вспоминал, да так и не вспомнил…
Две следующих шестидневки вышли у Всеволода Николаевича довольно насыщенными и разъездными, но, как ни странно — спокойными. Никуда не бежишь, никого не подгоняешь… Съездил обратно в Тутаев и выправил себе заграничный паспорт. Зашел на завод, передал дела и пообещал, что как только вернется — сразу назад. Договорился с домохозяином, что квартиру оставляет за собой, на всякий случай внес плату за два месяца вперед. И, наконец, успокоил Грушу, объяснив, что она как была их домоправительницей, так и останется. Это оказалось сложнее всего, но Волков справился и с этой задачей. И снова отбыл в Москву, где его уже ожидали билеты и командировочные. В результате, через двенадцать дней Всеволод Николаевич, изрядно вымотанный, но довольный собой уселся в мягкий вагон поезда Москва-Владивосток и курьерской скоростью двинулся туда, где восходит солнце…
[1] Жаргонные названия веретенного и индустриального масел соответственно.
[2] Вплоть до середины тридцатых годов не существовало единого термина «танк», в результате чего часто использовались слова «танка» или «танока», с соответственным изменением по числам и падежам.
[3] До 1934 г. в СССР существовала система «партийного максимума», при которой член Партии просто не мог получать выше определенного процента от суммы оклада. Так заработок квалифицированного инженера на заводе мог достигать 800 рублей, но партийный максимум позволял получать только 193 рубля 40 копеек. Зарплата И.В. Сталина составляла 225 рублей. Остальная часть оклада направлялась в равных долях в пользу государства и в партийную кассу, причем этот факт не избавлял от необходимости платить партвзносы.