Цветные миры
Шрифт:
И еще иногда мне приходит в голову мысль об индейцах — брошенных на произвол судьбы, разоренных, истребляемых и развращаемых американских индейцах. Видите ли, у Энн есть примесь индейской крови. Ее отец женился на индеанке из племени, которое еще до сих пор влачит жалкое существование на Лонг-Айленде. До этого я не знал об индейцах ничего — меня просветила Энн. У нас в Соединенных Штатах индейцы медленно, но верно превращаются в американцев, ничем не обогащая Америку и не сохраняя своей самобытной культуры. А ее следовало бы беречь. Но индейцы как раса не исчезли с лица земли. В Центральной и Южной Америке насчитывается сто миллионов человек, а может быть, и больше, у которых преобладает настоящая индейская кровь. Эта кровь, как и культура аборигенов, уже одержала победу над испанцами и португальцами, итальянцами и евреями и вместе с негритянской кровью еще может дать Южной Америке новую цивилизацию, которую оценит весь мир.
В настоящее время Соединенные
Энн подхватила рассуждения мужа:
— У деда была плантация на крутом берегу Миссисипи. Он приобрел ее во времена Реконструкции, и большую часть ее наша семья удержала за собой. Почва там истощена, дома пришли в ветхость, но само по себе место превосходное, а главное — река, которая соединит нас со всем миром. Вокруг живут исконные поселенцы — негры, издавна связанные с нашей семьей как друзья, арендаторы или работники; у нас есть старинные друзья даже среди белых бедняков. Много местной молодежи отправилось на Север и получило там образование; часть этой молодежи находится под нашим влиянием, а с другими мы поддерживаем связь. Мы намечаем организовать небольшую сельскохозяйственную общину, руководить которой будут молодые образованные люди. Мы будем заниматься земледелием и животноводством. Но, кроме того, мы намерены создать домашние кустарные промыслы, чтобы торговать с соседями и со всей страной; хотим построить поселок с больницей и хорошей школой; хотим, чтобы у всех была работа. По возможности у нас не будет никакой дискриминации: и белые и черные смогут, если захотят, посещать нашу школу и лечиться в нашей больнице. Мы не наивные люди и понимаем, что встретим немало препятствий на своем пути — сопротивление со стороны местной невежественной администрации, в которой негры почти не играют никакой роли, возможные эксцессы со стороны толпы, привыкшей к насилию, а главное — козни со стороны крупного капитала, этой огромной, все растущей силы, поставившей себе целью сделать Миссисипи и Луизиану крупнейшими в стране центрами эксплуатации промышленных рабочих, где профсоюзы будут слабы и бездеятельны. Мы готовы оказать сопротивление насилию и будем иметь оружие, вплоть до автоматов. Однако мы отлично понимаем, что, если свое существование и прогресс мы поставим в зависимость только от оружия, мы обречены. Если же осторожность, настойчивость, продуманные действия, помощь науки и школы, дружные усилия взрослых и молодежи дадут нам возможность организовать хотя бы небольшое кооперативное предприятие, то мы откроем путь к будущему. Мы идем на риск. Может быть, как говорят умудренные опытом люди, такой мирный, демократический путь к социальному прогрессу невозможен и для этого нужна революция. Однако я пока не могу еще этому поверить. Джеки и я готовы пожертвовать жизнью, чтобы доказать, что это не так.
— Я полностью согласен с мнением Энн, — подтвердил Джеки, — и отчетливо представляю себе, с чем мы столкнемся. Знаю, что шансы наши невелики. Но, может быть, мы и добьемся своей цели, А пока что перед нами стоит несколько ближайших задач: убедить какого-нибудь хорошего врача-негра поехать в Миссисипи, чтобы работать там на пользу здравоохранения, а не ради денег; превратить местную негритянскую церковь в школу для взрослых с минимумом религиозных обрядов. И главное — постараться последовательно применять достижения химии и физики, садоводства и педагогики в той местности, где издавна господствуют невежество, нищета и болезни.
Судья Мансарт не сводил глаз с молодых энтузиастов, и к горлу его подступал нервный комок. Он вспомнил о всех их предшественниках. Сколько их было? Брук-Фарм, Нью-Хармони, Хоупдейл, Зоар и Орора. Ну и что же? — думал он. Падая, мы снова поднимаемся, да и вообще без затраты усилий никогда ничего не добьешься, пусть даже вначале эти усилия и кажутся безнадежными.
— Поезжайте, — сказал он, — а мы всегда готовы помочь вам и советом, и делом.
Миссис Мансарт добавила:
— Это просто замечательно! Ах, если бы у меня в молодости была такая же высокая цель!
С лестницы донесся шум, и раздался резкий звонок.
— Это наша орава, — подмигнув, сказал Джеки и бросился открывать дверь.
В квартиру ввалилось около десятка белых юношей к девушек. Они были навеселе, и даже, пожалуй, чересчур; со смехом и шутками они окружили Джеки и Энн. Впереди всех вбежала высокая, удивительно красивая и нарядно одетая девушка. Она обняла и расцеловала Джеки.
— Джеки, милый! Я так рада видеть тебя и Энн! Значит, вы и есть та самая
А мы здорово повеселились! Эта новая оперетка — забыла ее название — просто прелесть! А потом поужинали в Сторк-клубе — там было божественное шампанское. Ну а к вам мы зашли, чтобы проводить на самолет, раз уж вы не хотите побыть здесь подольше. А потом мы еще что-нибудь придумаем — до рассвета. Не забудь, Джеки: отец Хода купается в деньгах, и мы не знаем, куда их девать. Если вам нужны будут деньги там, в Миссисипи, для этой вашей безумной затеи, обязательно напишите мне. Не забудь, Джеки, пиши запросто или телеграфируй!
Вся компания исчезла так же быстро, как и появилась. Энн ушла последней. Она поцеловала Бетти и крепко обняла ее.
— Я буду заботиться о нем, — шепнула Энн на прощанье.
Бетти молча опустилась в кресло, устремив взгляд на дверь.
— Ах эти дети! — вздохнула она.
Судья вдруг спохватился:
— Я совсем забыл показать Джеки письмо Аделберта! Придется послать ему вдогонку.
— Пожалуйста, вложи заодно в конверт и это, — сказала миссис Мансарт. — Тут копия письма, которое президент Трумэн получил от одной моей знакомой.
Судья прочел:
«Уважаемый господин президент!
В мои руки попал — и я сейчас познакомилась с ним — доклад Международной женской комиссии по расследованию зверств, совершенных войсками США и Ли Сын Мана в Корее.
Господин президент, еще никогда за все сорок лет своей жизни я не была так потрясена и не испытала такого ужаса, как сегодня, прочтя это документ, свидетельствующий о крайнем моральном разложении наших обезумевших на почве эротики солдат в Корее.
«…двадцать шесть больных заживо сожжены в здании госпиталя, загоревшемся от напалмовой бомбы… Убито тридцать матерей с детьми… Систематически расстреливались из пулеметов местные жители, пытавшиеся тушить пожары… Дети, спасавшиеся из горящих домов, расстреливались пулеметным огнем с пикирующих самолетов… Взорваны больницы, трамваи, мосты, водопроводы… На улицах хватали женщин и девушек и отправляли в публичные дома для солдат… Один кореец был избит американцами за то, что скрывал от них свою жену… Американские солдаты водили ее, обнаженную, по улицам. Северокорейских военнопленных выводили в поле, обливали керосином и заживо сжигали… Леса на нагорных склонах уничтожались американскими напалмовыми бомбами… Пленные женщины избивались американцами, двадцать из них изнасилованы…
Немало людей убито патронами, которые американские солдаты взрывали у них во рту… В одном лишь Кинвоне 2903 женщины изнасилованы американскими и лисынмановскими солдатами… Их загоняли на рисовые поля, насиловали и убивали…»
Скажите же вы, всесильный президент, до каких пор будут продолжаться эти жестокости, убийства, истребление, пытки, калечение и уничтожение детей и взрослых, этот геноцид, это издевательство над правосудием?
«Лидеры» Америки становятся — как они сами называли во времена второй мировой войны виновников подобных действий — военными преступниками, совершающими гнусные преступления против человечества, за которые нм еще придется держать ответ и, может быть, даже поплатиться своей жизнью по приговору возмущенной мировой общественности.
А когда поведут на суд эту презренную клику оголтелых антикоммунистов, замысливших истребить с помощью атомной бомбы все живое на земле и уничтожить цивилизацию, которая создавалась в течение тысячелетий миллионами людей, то во главе шествия пойдет — быть может, закованный в кандалы — человек, который был в силах прекратить все эти ужасы, но не прекратил, — Гарри С. Трумэн. И это совершится… если только вы не предпримете каких-то решительных действии, и притом немедленно, пока еще не слишком поздно.
Если же день суда все-таки наступит, господин президент, вы сможете вспомнить об одном длинном, на восемь страниц, письме, написанном в среду 19 сентября 1951 года, в котором этот «страшный финал» был «предсказав» малоизвестной и посмертно забытой ничтожной особой.
Глава восемнадцатая
В Африку!
Послав письмо деду, Аделберт позвонил по телефону своему другу д’Арбусье и принял приглашение, которое сам же недавно отклонил, — побывать на собрании Демократического объединения Африки. Ему захотелось попять, какие планы строят эти люди и что наполняет их таким энтузиазмом, такой уверенностью в своих силах. Мысль о распространении русского коммунизма в Африке, конечно, слишком фантастична, но все же какой путь намерены избрать африканцы? Может быть, это нечто такое, что способно его заинтересовать? Хотя вряд ли. У Аделберта не было большого тяготения к Африке. Вообще говоря, он не испытывал особого расположения к чернокожим низам и чувствовал себя таким же чуждым арендатору-негру из Джорджии, как и чернорабочему-англичанину. Оба казались ему принадлежащими к какой-то иной расе.