Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Тамит, смотревшая на нее без всякой жалости и без страха, рассмеялась.
– Кто поверит тебе? Никто не видел, - сказала девица. – И не думай, будто управителю много дела до такой ничтожной девчонки, как ты. Тебя даже не допускают в господские покои, а я прислуживаю самому пророку Амона, и нахожусь перед его лицом.
– У тебя нутро гнилое… - прошептала Ити. – Ты за все ответишь… Ты заплачешь…
Тамит перестала улыбаться.
– Ты заплачешь раньше, если скажешь об этом.
И Ити поверила ее угрозе.
–
Ити развела руками.
– Я не брала его, черное сердце… Я не как ты…
Тамит отвернулась, так что ее густые черные волосы покрывалом упали на стройную спину, прикрытую простым некрашеным платьем. Но вот она полностью обнажилась, без всякого стеснения стянув с себя одежду перед Ити; она стала ходить по комнате, наклоняясь и заглядывая в углы, бесстыдно показывая товарке все, чем обладала. И все это было красиво.
Наконец Тамит нашла пояс – широкую и длинную ленту из тонкого голубого льна, свободно оборачивавшуюся вокруг бедер. Улыбнувшись, повернулась к Ити лицом, сверкнув прекрасными грудями и смуглым животом с черной дельтой волос между ног.
Ити опустила глаза. Тамит закрепила пояс на бедрах.
Она приблизилась к служанке, так что та почувствовала жар и пряный запах ее тела – Тамит благоухала, точно была надушена.
Это был ее собственный аромат.
– У тебя этого нет и никогда не будет, - прошептала красавица, повторив руками линии своего тела. Улыбнулась алыми губами и, покачивая смуглыми бедрами, выплыла из комнаты. Ити посмотрела ей вслед со щемящим чувством страха… и жалости.
Тамит сама не знает, сколько весит ее сердце*.
Тамит пошла сейчас прислуживать великому ясновидцу за ужином – она потеряла свой убор и спешила, и оттого так терзалась, так сердилась, что даже напала на Ити. У Ити нет ее красоты, но и нет такого бесстыдства, злобы и тщеславия… Тамит умрет.
Ити взялась рукой за шею, за которую ее держала Тамит - и думала, что умрет Тамит, а не она. И Тамит подвергнется и загробным мучениям… если ее сердце сохранится. Но таких, как она, уничтожают без следа.
Неб-Амон вернулся домой в сопровождении Тотмеса, третьего пророка Амона, которого пригласил разделить с собой ужин. Разговор о делах храма занял весь их день.
Тотмес был высоким сухим человеком, таким же умным, как сам Неб-Амон, но намного уступавшим ему красотой, хотя он был моложе почти на десять лет.
– Тебе следует жениться, мой друг, - с улыбкой сказал третий по старшинству жрец Амона, когда хозяин проводил его в дом. – Твой дом красив, как его господин, но в нем все еще нет госпожи.
Неб-Амон слегка поклонился.
– Благодарю тебя, Тотмес. Я положусь в этом на великого бога.
– Я слышал… что Амон уже оказал тебе милость, - с едва заметным лукавством сказал Тотмес. – Не встретил
Неб-Амон остро взглянул на него. Кто ему уже сказал?
– Прекрасные девы каждый день приходят к Амону с сердечными мольбами, - ровно ответил жрец.
На лице его не отразилось ничего из того, что он почувствовал – он снова вспомнил Ка-Нейт рядом с этим мальчишкой, недостойным целовать следы ее ног. Неб-Амон чуть не застонал при мысли, что грубый солдат может овладеть ею.
Молодая красивая служанка с поклоном подала ему умывальную чашу. Жрец даже не взглянул на нее, растерев в ладонях натрон*, опустив руки в воду и вытерев их льняным полотенцем.
Тамит была в таком смятении, что не будь Неб-Амон так безразличен к ней, а Тотмес – так увлечен разговором с хозяином, оба жреца заметили бы это. Ее смуглые груди часто вздымались, глаза блестели, точно у пьяной или больной, она чуть не расплескала использованную воду.
Прекрасную деву? О чем говорит этот гость? Неужели великий ясновидец и в самом деле встретил женщину, которую возьмет в свой дом как жену?
Такую красивую, что она затмит даже Тамит, красивейшую из женщин в доме верховного жреца! И знатную – какой Тамит никогда не стать.
Девица даже обрадовалась тому, что господа не смотрят на нее. Она служила им до конца трапезы, болезненно вслушиваясь в их слова: но жрецы не сказали больше ничего о прекрасной деве из храма – они почти все время молчали. Только изредка обменивались замечаниями о своих делах, а тощий гость похвалил ужин.
Тамит поклонилась, хотя никто на нее не смотрел, и пятясь покинула столовую.
Она пошла в свою комнатку, лепясь к стене и задыхаясь от обуревавших ее страстей. Если бы ненависть могла сжигать, прекрасная дева из храма уже рассыпалась бы в уголья.
Тамит хотела зайти на кухню, располагавшуюся отдельно от господского дома – поесть, она ведь не ела с утра – но сейчас не могла даже есть. Ее так распирала ненависть, что даже для еды места не осталось.
Она прошла в комнату; Ити все еще не было. Тамит легла на свой соломенный тюфяк, закрыв голову руками, и отвернулась к стене.
Гортань горела, точно она подхватила лихорадку.
В полусне-полубреду Тамит услышала шаги. Потом ее тронули за плечо. Тамит вздрогнула и повернулась к Ити.
Та в испуге увидела ее огромные блестящие глаза и пересохшие губы.
– Ты заболела? – шепотом спросила Ити. – Позвать врача?
– Нет, - хрипло ответила Тамит. – Принеси воды… прошу тебя.
Ити кивнула.
– Сейчас, Тамит.
Она убежала и вскоре вернулась с чашей, которую сунула Тамит в губы. Девица приподнялась и, перехватив чашу, стала глотать. Она видела над блестящим бронзовым краем темные пятна на шее Ити, которые оставили ее пальцы.