Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Меритамон слабо улыбнулась.
– Спасибо. Я буду рада, если все обойдется – ведь она беременна, ее дитя ни в чем не виновато…
При этих словах ее носик сморщился, и госпожа снова расплакалась.
Уну сдвинул редкие седые брови. Да, это неприятно – что Тамит беременна, да еще и от господина. Но никакая война не обходится без жертв.
– Подумай, госпожа, ведь эта женщина хотела убить твоего ребенка, - заметил Уну. – Она не пожалела его.
При этой мысли жалость и вина исчезли из черных глаз госпожи; она вскинула голову, и в ее слезах сверкнул гнев.
Уну
– Это жестоко, госпожа – но ты не могла поступить иначе.
Меритамон кивнула и сжала губы.
– Я не буду больше плакать, - с внезапной решимостью объявила она. Уну, внимательно наблюдавший за нею, подумал, что госпожа меньше похожа на свою мать, чем ему казалось – или просто он не знал как следует госпожу Ка-Нейт…
Меритамон закрыла глаза.
– Я очень устала, - сказала она и положила руки на живот. – Мы очень устали…
Меритамон до самого дома не разговаривала ни с врачом, ни с мужем – но и не плакала, лицо ее было каким-то устало-умиротворенным. Вернувшись домой, она в точности последовала советам Уну: напилась, тщательно вымылась и легла в постель. Она проспала до самого вечера, и проснулась… со слабой улыбкой на устах…
Менкауптаху, который так ни о чем и не узнал, и в голову не пришло послать к ее брату узнать новости. Уну тем более не заговаривал с нею о таком. А сама Меритамон как будто забыла о том, что Тамит и ее ребенок существуют.
***
До самых родов – всего неделю, как оказалось – Меритамон ничего не слышала ни о брате, ни о его любовнице. Она закрыла для них свое сердце и разум, она сделала это нарочно. Уну все понимал и одобрял.
Роды начались утром – и Меритамон, вначале почти не испугавшись и почти не морщась от боли, сама сходила за врачом. Она больше никого не хотела видеть… разве что То. В муже она не чувствовала никакой нужды.
Он, правда, постучался в ее дверь, но его услали, наказав передать сестрам, чтобы сидели в своей комнате, а лучше вышли в сад – чтобы девушки не услышали того, что будет происходить. Когда Уну отдал такой приказ, Меритамон сразу же вспомнила о Неферу-Ра и едва справилась с приступом страха, накатившим вместе с приступом боли. Но врач успокоил госпожу. Он знал, что все пройдет хорошо… был почти уверен…
Он сам обеспокоился, когда роды затянулись дольше, чем он предполагал – хотя врач и знал, что первые роды чаще всего длительные, Уну не мог избавиться от воспоминаний о Неферу-Ра. До нее - когда Уну был совсем молод и неопытен - умерла от родов еще одна женщина, за которую он отвечал, но смерть Неферу-Ра была самой страшной из всех, что он видел…
Однако роды прошли хорошо, несмотря на все треволнения. Врач был опытен, а роженица здорова. В середине следующей ночи Уну принял первенца Менкауптаха – мальчика.
Счастливый и еще больше поглупевший от счастья Менкауптах отправил вестника к брату своей жены, чтобы сообщить ему радостную новость. Аменемхет ответил молчанием, полным ненависти…
Меритамон хорошо сделала, что не узнавала о здоровье любовницы брата до самых родов.
***
Когда она бросила Тамит под ноги толпе, женщина действительно сумела вскочить – но не избежала удара спиной и головой о землю; оглушенную
Роды начались в носилках – когда поблизости не было никого, кроме этих очень сильных, но не имевших никакого опыта в таких делах рабов. Тамит всегда рожала быстро. Быстро ребенок вышел и сейчас - на песке, вдали от города мертвых и от реки, вдали от всех, кроме этих существ, которые могли только высадить госпожу из носилок и наблюдать за происходящим, выкатив глаза и открыв рты от страха!..
Тамит всегда знала, что рабы не вполне люди и не обладают разумом… и она казнила бы этих, всех четверых!..
Когда Тамит почувствовала, что выталкивает ребенка, она крикнула, чтобы ее посадили обратно в носилки… чтобы хотя бы родить не на горячий песок, а на полотно; и это оказалось ужасной ошибкой. Ребенок вылетел из носилок и ударился головкой о землю, и умер. Это произошло мгновенно.
Это был сын – ее третий сын, самый желанный из всех.
А потом у женщины открылось кровотечение, и она поняла, что умирает. Ее потащили к реке бегом, положив к ней в носилки мертвое тельце, уже почти безразличное матери; Тамит знала, что ее не довезут живой. Но боги в который раз сжалились… или посмеялись над нею.
Она не истекла кровью, и Аменемхет получил ее назад живой. Полумертвую любовницу и мертвого сына.
Аменемхет любил ее. Тамит только сейчас поняла это, когда увидела его ужасно искаженное лицо и услышала рыдания, какие не исторгались из его груди даже в день смерти отца. Он бил себя в грудь и стенал, обратив к безжалостному небу полные слез глаза и искривленный рот, полный проклятий. Аменемхет приказал, чтобы мальчика бальзамировали и похоронили с почестями как его сына и наследника, а потом вернулся к своей женщине и не отходил от нее, заливаясь теперь счастливыми слезами…
Для него нет выше счастья, чем видеть Тамит живой, шептал молодой человек, осыпая ее поцелуями. Тамит со слабой улыбкой указала на свое окровавленное платье и простыни, и Аменемхет сам, с осторожностью опытнейшего врача, снял с нее одежду и сменил белье. Он сел рядом, прижимая к губам руку своей возлюбленной, и прошептал, что отомстит тем, кто в этом виноват…
“Рабы”, - хотела сказать Тамит.
Но разве это было так?
Виновата была Меритамон, сестра ее господина. И именно ее надлежало покарать.
– Рабы не помогли мне, - сказала она, чтобы испытать любовь Аменемхета.
Аменемхет вскочил, как разъяренный лев, и выбежал в коридор. Он закричал, чтобы всех четверых носильщиков немедленно избили палками и вышвырнули из дома. Потом вернулся к Тамит.
– Кто еще? – спросил он, всматриваясь в ее бледное лицо. – Кто еще, моя возлюбленная? Я вижу – ты утаиваешь главное…
Тамит чуть улыбнулась.
– Твоя сестра. Она ударила меня в лицо, встретив в городе мертвых, и я упала людям под ноги.