Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Что с тобой, господин? – спросил старый жрец. – Отчего ты не радуешься встрече со своей сестрой? Видишь – это ее сын, внук твоего великого отца…
При словах о великом отце Аменемхет дернулся со злобой. А может, злобу вызвали слова о сестре и ее сыне.
– Я рад, - бросил он, потом снова замолчал. Он особенно старался не смотреть на Меритамон.
Меритамон подумала, что будет, если она именно сейчас – воспользовавшись тем, что брат раздавлен, а его любовница больна или мертва – объявит, что стала хозяйкой этого дома. Меритамон
Захныкал ребенок, и мать стала шепотом успокаивать его. Теперь Аменемхет смотрел на нее с сыном, смотрел мрачно, насмешливо и ненавистно. Его нисколько не смягчил вид маленького племянника.
Уну думал, что мог бы сейчас признаться в том, что ему известно; это было опасно для старика, но Уну не боялся за себя. Он боялся за свою госпожу… Уну не мог сказать ей такое, лишить ее последней надежды на то, что брат спасется. Аменемхет уже не спасется – врач это знал. Даже если молодой человек в дальнейшем не испачкает своих рук, то, что он сделал с отцом и своей душой, непоправимо…
– Есть ли у тебя друзья, Аменемхет? – спросил хозяина важный гость – сейчас он выглядел и говорил как добрый отец, и, наверное, от этого Аменемхет застонал, а потом заплакал, прямо при всех. Уну почувствовал, что чуть не плачет сам. Но что можно было сделать? О каком прощении можно было говорить – как бы ни каялся Аменемхет, великий ясновидец сейчас лежал в своем саркофаге, в толще скалы, убитый руками собственного сына.
Второй хему нечер встал со своего места, подсел к молодому человеку и отечески обнял его, чувствуя, как он нуждается в друзьях, в том, чтобы огонь в их сердцах прогнал тьму его одиночества. Это было так. Но из темницы, в которую Аменемхет запер себя своими руками, был выход только в смерть.
Только Уну знал пока об этом – но оттого Аменемхет не переставал быть отцеубийцей и убийцей верховного жреца.
Меритамон мучилась, глядя на страдающего брата, но даже она не знала ничего!..
Аменемхет взглянул на врача – и вдруг Уну прочитал на красивом лице мальчика, которого он любовно вырастил, желание, чтобы кто-нибудь его освободил. Аменемхет почти просил своими глазами старого слугу о снисхождении… просил выдать его…
Но это прошло.
– Вы желаете остаться у меня? – спросил молодой господин. – Ты, сестра?
На слове “сестра” он как-то приободрился и мрачно обрадовался, вспомнив, что не он один в семье преступник.
Ты ошибаешься, мальчик, грустно думал старый врач. Ты здесь единственный преступник – твоя сестра всего-навсего воздала гадюке по заслугам…
– Да, Аменемхет, мы останемся, если ты позволишь, - сказала Меритамон. – Мы хотим побыть с тобой. Ты нуждаешься в этом, милый…
Она очень его любила – любила прелюбодея и обманщика; но смогла бы она любить убийцу своего отца?
– Хорошо, я очень рад, - устало сказал Аменемхет.
Меритамон, не выдержав, ссадила с рук ребенка, передав его врачу.
Аменемхет закрыл глаза, уткнувшись лицом в ее живот. В их объятии, как сестры, переплелись любовь и ненависть.
Потом Аменемхет отпихнул сестру – так, что никто этого не понял, кроме них двоих. Меритамон, плача, села обратно. Угощение давно принесли, но никто в этом зале к нему даже не притронулся.
Свекор взглянул на Меритамон с возрастающим недоумением. Он был кроток, но вовсе не глуп, и, конечно, понял, что с ее братом что-то неладно. Потом второй пророк Амона посмотрел на хозяина – пригласив их погостить, тот, конечно, должен был их разместить; но Аменемхет сидел на месте. Бездействие так затянулось, что стало просто неприличным.
Но в конце концов молодой человек пересилил себя и встал. Только Уну понимал, чего это ему стоило.
Меритамон, давно забывшая о том, что приехала с мужем, первая последовала за братом – она до сих пор горела желанием изменить его, помочь, вернуть в семью…
Уну, с Анх-Осирисом на руках, следовал за ними на расстоянии – достаточном, чтобы ничего не слышать, но при этом угадывать, что происходит между братом и сестрой.
– Аменемхет, - снова начала Меритамон.
И отшатнулась, чуть не упав – Аменемхет резко повернулся к ней, и его руки взметнулись к ее шее. Глаза его горели так, словно он не был человеческим существом. Меритамон замерла, глядя в эти глаза, чувствуя прикосновение дрожащих пальцев к горлу…
Врач застыл в дверях столовой, не выпуская больше никого и загораживая своей спиной сцену, которую отлично видел сам. К счастью, второй хему нечер решил не идти напролом и остановился тоже, поняв, что впереди какой-то непорядок.
– Ты убила моего сына, - прошептал Аменемхет в самые губы сестры. – Убила.
Меритамон смотрела ему в глаза.
– Где Тамит? – спросила она.
– Ты не найдешь ее, убийца, - шепотом бросил брат. Он повернулся и пошел дальше, а Уну, переведя дыхание, двинулся следом. Он понял, что частично его горячее желание сбылось: Тамит потеряла ребенка. Слава Амону, мысленно говорил себе старик, надеюсь, она потеряла и способность рожать. У женщин это происходит в возрасте около сорока лет…
Где же спрятана любовница Аменемхета? Если бы Уну знал, он мог бы повторить попытку устранить ее, даже если бы Аменемхет за такое прикончил его самого. Уну уже и так… готов к последнему суду.
На этом суде ему нечего будет стыдиться.
Менкауптах наконец нагнал жену, и она посмотрела на него с выражением глубочайшей вины и ужаса. Муж не понимал этого выражения, а Меритамон, конечно, не могла ничего объяснить… здесь. Рядом был второй пророк Амона. Меритамон захотелось, чтобы он ушел, захотелось быть главнее его, чтобы можно было заставить старого жреца удалиться. Этот дом наполнен позором, который все прибывает и прибывает.