Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Меритамон не могла так легко смириться с тем, что сделала этой женщине – и, тем более, одобрять это, как Уну.
Брат убил его в ссоре, но Меритамон не может уподобиться своему брату и поступать точно так же.
– Я прошу тебя, отец – повремени, - сказала дочь Неб-Амона. – Мой брат перенес столько несчастий – ведь ты знаешь, как умерла его жена… Он осиротел, он совсем один…
Второй хему нечер молчал. Он был совершенно не согласен с невесткой, но не хотел принуждать ее к такому решению – ведь дело шло о ее единственном брате.
Он не знал об угрозе, которая
***
Жрецы и писцы Обители жизни Уасета, конечно, не знали, что в доме Неб-Амона соблюдается траур по какому-то слуге. Поэтому сейчас, когда все родственники и друзья оставили его, Аменемхет мог беспрепятственно и тайно жениться на Тамит. Он сам составил для нее брачный договор, согласно которому женщина становилась его наследницей в случае его смерти…
Он знал, что возлюбленная его не предаст!
Иначе ничему в мире уже нельзя было верить…
– Теперь ты счастлива? – с улыбкой спросил Аменемхет, заключая свою жену в объятия. – Я угодил тебе?
Улыбающаяся Тамит ласкала его взглядом. Она думала в этот миг о том, что второй экземпляр брачного договора хранится в Обители жизни, и даже если Аменемхет одумается и уничтожит первый, ее будущее обеспечено…
Аменемхет видел только горячий взгляд, и чувствовал, как его тело отзывается на этот взгляд.
– Ложись, - шепнула Тамит. – Ты увидишь, как я благодарна тебе…
Аменемхет прильнул к ее губам с наслаждением, которое не притупилось, а только возросло за те годы, что они знали друг друга. Тамит увлекла его, а он увлек ее туда, где никакого траура и смерти не существовало.
***
Великий ясновидец Тотмес как раз окончил дневные дела и возвращался домой – он был утомлен и раздражен. Старый жрец вспомнил о том, что дома его никто не ждет… жена умерла в прошлом году, от лихорадки. Тотмес язвительно улыбнулся самому себе – кажется, он унаследовал судьбу своего предшественника, Неб-Амона; его первая жена Мут-Неджем тоже умерла в сорокалетнем возрасте, и по такой же причине.
Сегодня Тотмесу опять пришлось допрашивать преступника – прислужника, ограбившего одну из кладовых Опета Амона. Его приговорили к наказанию розгами, штрафу и изгнанию из храма: очень большое снисхождение… если бы великий ясновидец решал один, он бы сослал негодяя в рудники. В последнее время часты такие случаи, люди позволяют себе неслыханную непочтительность по отношению к богам и жрецам.
Решая судьбу преступника, Тотмес уступил второму пророку Амона, входившему сегодня в кенбет. Второй хему нечер всегда был неоправданно мягок – но иногда следовало уступать, чтобы не прослыть слишком жестоким; однако обычно Тотмес бывал ничуть не менее строг, чем Неб-Амон… случалось, что и более. Люди так испорчены. Распутство проникает даже в семьи жрецов, что говорить о прочих!
Тотмес воспитывал свою Неферу-Ра так тщательно, как делают сейчас немногие служители богов, и знал, что преуспел. Неферу-Ра была достойна своего имени. Бог никогда еще не имел такой усердной служанки, как она… и она умерла, ужасно, такой молодой.
Великий ясновидец не глядя протянул
Неферу-Ра. Тотмес всегда знал, что сынок Неб-Амона не пара ей – хотя все хвалили Аменемхета, Тотмес знал, что этот красавчик в душе порочен!.. Одно то, что он слишком красив для жреца…
Неб-Амон, правда, был не менее хорош собой, но Неб-Амон был другим. Тотмес это чувствовал так же ясно, как сейчас чувствовал развращенность Аменемхета.
Может быть, он даже изменял его дочери…
При мысли об этом Тотмес затрясся. Если бы он только мог знать наверняка, он не пожалел бы для мальчишки самого сурового наказания. Жаль, что за прелюбодеяние мужчину не казнят – Тотмес не дрогнув приговорил бы Аменемхета к смерти. Он заслуживал смерти. Он был убийцей его дочери…
Тотмес взмахнул рукой, прогнав раба, и направился прочь из храма. Неб-Амон любил колесничие прогулки, а Тотмес – пешие, и сохранил эту привычку, несмотря на свой высокий сан. Прогулки пешком помогали думать.
Он даже не замечал почтительные поклоны горожан – шел, глубоко погрузившись в свои мысли.
Аменемхета нельзя было судить как убийцу – но он был виноват, тяжко виноват. Тотмес был уверен, что если присмотреться к этому молодому человеку повнимательней, отыщутся и другие грехи: крупные, яркие, как раскрашенные глиняные бусы блудниц. Даже копать глубоко не придется. Тотмес хорошо помнил, как Аменемхет, в самый день смерти отца, изображал сочувствие к старому и больному четвертому пророку Амона – разумеется, желая втереться к достойному жрецу в доверие и разузнать, насколько он плох. Понять, когда он умрет, а Аменемхет сможет занять его пост.
Пока жив Тотмес – этого не будет.
Смерть отца…
Тотмесу она показалась какой-то странной – неожиданной. Конечно, Неб-Амон был очень болен, и недуг его не был известен даже искуснейшим врачам. Но Тотмес все равно сомневался. Он сейчас очень, очень жалел, что не поговорил тогда с домашним врачом Неб-Амона, этим многоопытным старым целителем, об искусстве которого слышали во многих богатых домах города. Может быть, сделать это сейчас?
– Великий ясновидец? – услышал Тотмес.
Он остановился, недовольный, что прервали его размышления; но, сам того не замечая, улыбался. Верховный жрец узнал этот голос и этого человека – старый друг, с которым он давно не виделся, управитель из Обители жизни. Может быть, ему не придется сегодня ужинать в одиночестве…
– Каапер, – сказал он.
Управитель почтительно поклонился.
– Я очень рад, что встретил тебя, великий ясновидец.
Тотмес сморщился и махнул рукой, не переставая улыбаться. Льстец, как все. Но это было приятно… и, несмотря на лесть, Тотмес знал, что Каапер более искренен, чем многие из его знакомых.