Цветок с тремя листьями
Шрифт:
— И ты, разумеется, считаешь его романтичным героем?
— Конечно! А вы считаете иначе?
Нагамаса нахмурился:
— Ты знаешь, когда я впервые услышал эту историю, стрел было две…
— Вы… не верите, что это правда?!
— Почему же? Охотно верю. Но лично я бы предпочел сведения о расположении сил врага, а не голову.
— Отец…
— Все, довольно о романтике и чувствах. Насчет письма… да, в этом я с тобой соглашусь. И с тем, что Киёмасе нужна поддержка, тоже. Господин Хидэёси вспыльчив, да и обстоятельства не способствуют спокойствию духа. Однако он быстро отходит и легко прощает. Я, со своей стороны, постараюсь приложить все силы к тому, чтобы никто не раздул снова пламя его гнева. Не думаю, что Исида Мицунари желает Киёмасе смерти. Его цель совершенно иная. А вот тебе… Именно тебе придется позаботиться о том, как не дать своему другу и командиру упасть духом.
Юкинага прикрыл глаза в знак согласия:
— Но… как это сделать? Передать письмо тайно? Одного моего письма будет недостаточно.
— Хм… стихи, говоришь?.. Есть у меня одна мысль. Кого ты можешь попросить о помощи.
Юкинага распахнул глаза и посмотрел на отца выжидающе.
— Я думаю, тебе стоит пригласить в гости своего друга детства, Токугаву Хидэтаду.
— Друга? Детства?..
Во взгляде Юкинаги появилось такое искреннее недоумение, что Нагамаса хмыкнул:
— Ну да. Ты разве не помнишь его? Ты как-то случайно уронил его с моста во время рыбалки.
— И вовсе не случайно!
— Ну что ты такое говоришь! Хидэтада честный и вежливый мальчик, зачем бы ему лгать?
— Стишки про перья куропатки [6] он бы точно не стал вам читать, отец.
— А очень зря, я бы от души посмеялся. Ты что же, все еще не можешь простить ему эту забавную историю? Ну ты и злопамятный, не ожидал.
— Я?.. Да нет, конечно. И с радостью бы встретился с Хидэтадой. Но… он же совсем ребенок, не понимаю, чем он может нам помочь.
6
В стихах высмеивался родовой герб семьи Асано, на котором изображены перья сокола.
— Ты был на год младше, когда я взял тебя в Одавару.
— Это разве была война? Так, увеселительная прогулка.
— Но тогда она казалась тебе настоящей.
— Я был мальчишкой, отец, — Юкинага склонил голову.
— Ты и сейчас не особенно повзрослел. Послушай меня. Токугава Хидэтада сейчас в большом фаворе у его светлости. До такой степени, что меньше чем через пять месяцев его женой станет госпожа Ого.
— Госпожа Ого?.. Сестра… госпожи Тяти?.. Вы…
— Именно, — Нагамаса слегка прикрыл глаза. — И, кроме того, он довольно юн, однако в подобных вещах разбирается куда лучше тебя. Да, возможно, и лучше меня… — Нагамаса посмотрел куда-то в сторону.
— И… в каких он отношениях со своей будущей супругой? Кроме того, можно ли ему доверять? Когда я видел его в последний раз, он действительно был ребенком.
— А вот это ты у него сам и выяснишь. По крайней мере, одно я знаю точно — его визит тебя развлечет.
Обедал Юкинага с большим аппетитом. Несмотря на беспокойство, а может быть, и как раз наоборот, благодаря ему, чувство голода терзало его с самого утра. Он плохо спал, думая то о письме, которое он собирался написать и отправить Хидэтаде с утра, то об отце, мучимый чувством вины за свое вчерашнее поведение. Но больше всего он думал о том, каково сейчас господину Като. О чем размышляет его командир? Что чувствует? Несколько раз за ночь, едва засыпая, он подскакивал от мысли, что уже поздно. Ему мерещился шелест бумаги, с которым посланник господина Хидэёси разворачивает приказ. Но когда начало светать, сквозь очередной невнятный кошмар он словно услышал резкий отрывистый окрик над ухом:
«Ты тратишь силы на пустые мысли, Асано. Ночь для отдыха, а не для размышлений».
Он улыбнулся и провалился в глубокий сон без всяких сновидений.
Утром он умылся и сразу же сел за письмо. Без особо долгих раздумий и попыток вложить в слова побольше смысла, он написал, что находится в смятенных чувствах и хочет развеяться в приятной веселой компании. Дальше подробно изложил программу предполагаемого вечера и выразил надежду на то, что его приглашение будет принято. Почти полностью успокоенный, он передал письмо секретарю. И стал ожидать ответа.
Едва он закончил с обедом и служанки унесли столик, как створки двери разъехались в сторону и слуга, опустившись на одно колено, доложил:
— Прибыл господин Токугава, молодой господин. Он ожидает вас в саду.
— Прибыл? В саду? — Юкинага нахмурился.
Слуга наклонил голову:
— Да. Господин Нагамаса велел проводить господина Токугаву в сад, в беседку, и подать ему напитки. Сам господин уехал и велел передать, что будет отсутствовать до поздней ночи. Какие будут распоряжения касаемо ужина?
— Потом… — Юкинага задумчиво махнул рукой, отпуская слугу. И вышел на веранду, щурясь от яркого солнца.
Еще трех часов не прошло с того момента, как он отправил письмо. Юкинага ожидал Хидэтаду не раньше завтрашнего вечера, сегодня он рассчитывал лишь на ответ: согласие или отказ. Но, судя по всему, Хидэтада выехал сразу же, как только получил послание. Что это должно было означать?
«Вот сам у него и спросишь». Да, этот совет отца был воистину хорошим. Юкинага осмотрел себя и пришел к выводу, что специально переодеваться не стоит. Лучше предстать перед гостем в обычной домашней одежде, чем заставлять его ждать. Он решительно направился в сад.
Однако в беседке никого не было. Напитки и фрукты стояли нетронутыми. Юкинага огляделся по сторонам, хлопнул ладонью по одному из столбов, поддерживающих свод беседки, вздохнул и отправился по тропинке вниз, к речке. Он был уверен, что знает, в какой именно части сада найдет Хидэтаду.
И не ошибся. Почти сразу же он увидел посреди вчерашнего разгрома коленопреклоненную фигуру в темно-синих одеждах. Вышитые белым листья мальвы на рукавах окончательно бы развеяли все сомнения, если бы они и были. Он подошел ближе. В ладонях Хидэтады покоился увядший бутон пиона.
— Прощай, невинная жертва бессмысленной человеческой ярости… — Хидэтада развел ладони в стороны, и бутон упал в воду. Течение тут же повлекло его вниз, в густую листву опускавшихся к воде ветвей ив. А Хидэтада обернулся.
Юкинага почувствовал, как защипало глаза. Он сейчас испытывал крайне смешанные чувства: одновременно злость и жгучий стыд. Он нахмурился и сделал еще несколько шагов, приблизившись к гостю вплотную:
— Мне… правда очень жаль. Я тоже любил эти цветы. А вы… господин Токугава, совершенно не изменились.