Цветок с тремя листьями
Шрифт:
Тому, что сын Асано Нагамасы решил сопровождать его на том же корабле, Киёмаса тоже не был удивлен. Молодой воин смотрел на него всегда с таким восторгом, что это вызывало у Киёмасы едва сдерживаемую улыбку. Впрочем, кроме восторженных глаз, ничего выдавало в нем буйства чувств, а его талант отличного боевого командира вызывал лишь искреннее уважение. И Киёмаса с большим энтузиазмом взялся учить Юкинагу воинскому делу. Как когда-то учил его самого отец этого юноши.
Киёмаса в ответ не сказал ничего, просто развернулся, убрал меч обратно в ножны и снова скрылся в каюте.
Юкинага появился следующим вечером. Без предупреждения он ввалился в каюту, сжимая в руках флягу с
Да и сам Киёмаса, выпив только третью чашу, упал на пол и забылся долгим тревожным сном.
Как там сейчас юный Асано? Не коснулся ли и его гнев господина Хидэёси? Тогда, на собрании, Киёмаса отчетливо дал понять его светлости и всем присутствующим, что вина, в чем бы она ни заключалась, лежит на нем и только на нем. Но о том, что последовало за решением господина, он не был осведомлен. И, разумеется, сюда ему не приносили никаких новостей. Он видел только слуг и знал, что к нему приставлена охрана — вот и все взаимодействие с внешним миром. Дальше внутреннего дворика, где Киёмаса тренировался, ему выходить было запрещено.
Сколько он еще будет ожидать окончательного решения? Он был готов ждать столько, сколько потребуется. Господин Хидэёси редко тянул с подобными вещами, и Киёмаса знал: ждать осталось недолго.
Он вернулся в комнату. Ему было предоставлено несколько помещений, но использовал он только одно. Здесь он ел, спал, отсюда же выходил на тренировки. Этим и занимал все свое свободное время.
Столик с едой уже принесли, пока его не было. Киёмаса усмехнулся: кому бы ни было поручено присматривать за ним, о его привычках эти люди были хорошо осведомлены. Рис, грибы, соленая рыба. И чайник с горячей водой. Сакэ принесут только вечером: он никогда не пил с утра.
Чай Киёмаса не особенно любил. Он знал о полезных свойствах этого напитка, и ему нравился эффект, но вкус был отвратительный. Однако все время, сколько помнил, он держал свое мнение при себе. Вернув меч на стойку, он снова вышел во двор и, на этот раз раздевшись полностью, принялся поливать себя водой.
Когда он, уже переодевшись, присел за столик с завтраком, одна из створок слегка приоткрылась.
— Господин. Прибыл посланник его светлости.
— Скажи, что я ожидаю его.
Киёмаса отодвинул от себя столик и усмехнулся, порадовавшись, что не успел поесть. Ожидание наконец закончилось, а тянуть в подобных вопросах и Киёмаса не любил. Как и не любил излишних церемоний. Если посланник принес приказ покончить с собой — это совершится еще до заката. В помощи кайсяку [10] он не нуждался, а все необходимое у него было с собой и давно готово. Конечно, следовало бы написать дзисэй, и Киёмаса еще раз усмехнулся. Пожалуй, на это ушло бы дня три, а результат бы сильно рассмешил тех, кто потом прочитает это творение. Так что короткой записки для его светлости будет вполне достаточно.
10
Кайсяку — помощник при совершении обряда сэппуку. Кайсяку должен был в определенный момент отрубить голову совершающего самоубийство, чтобы предотвратить предсмертную агонию.
Двери открылись. Киёмаса поднял голову и нахмурился. Он помнил этого человека: видел его на том собрании. И хоть и весьма смутно, но представлял, кто это такой.
— Господин Токугава?.. Признаться, я представлял себе посланника его светлости несколько… э… по-другому.
Хидэтада улыбнулся и перешагнул порог. Опустился на колени и поклонился.
— Я
Киёмаса наклонил голову.
— И… позвольте узнать, чем я обязан?..
Хидэтада выпрямился и посмотрел на него долгим пристальным взглядом. Улыбка на его лице застыла.
— Я… прошу прощения, что побеспокоил вас и смутил. Но… я рад, что не опоздал.
— Опоздали? Куда? Раз вы не привезли приказ его светлости, полагаю торопиться мне некуда, — Киёмаса хмыкнул.
— Я… имел в виду ваш… вид, господин Като…
— Эх, похоже, я вас смутил гораздо больше, чем вы меня, Хидэтада. Но я все-таки, пожалуй, повторю вопрос. Чем моя скромная персона привлекла внимание семьи Токугава?
— Да… прошу еще раз меня простить, я сейчас все объясню. Я приехал не как представитель своей семьи. Сейчас.
Хидэтада снова поднялся, прошел по комнате, попутно вынимая из-под одежд небольшую стопку писем. Наклонился и протянул их Киёмасе.
— Вот. Это то, зачем я прибыл.
Киёмаса взял письма и принялся их перебирать.
— От госпожи Нэнэ… От Асано… Даже от Масанори? Что это значит?
— Это послания ваших друзей и близких. Чтобы поддержать вас.
— Меня?.. — Киёмаса снова рассеяно начал перебирать письма.
— Да. Госпожа Онэ просила передать вам еще вот это… — Хидэтада запустил руку в рукав и достал оттуда небольшой, завернутый в цветной шелк сверток.
Киёмаса осторожно взял его и поднес к лицу. Ощутимо пахло медом. Он вопросительно и недоуменно посмотрел на Хидэтаду.
— Госпожа Онэ сама их делала. Сказала, что вы очень любите, — проговорил Хидэтада со слегка смущенной улыбкой. — Вы… читайте письма, я подожду. Меня просили обязательно привезти ответы.
— Да… сейчас… — Киёмаса растеряно повертел в руках письма и сверток, потом все-таки положил сверток на край стола и распечатал первое письмо. И коснулся ладонью губ, словно скрывая улыбку.
«Киёмаса, если бы я могла надавать тебе подзатыльников, моя рука бы не дрогнула. Не сомневайся, когда я тебя увижу еще раз, я обязательно тебя поколочу, и тебе придется встать так, чтобы я дотянулась. А пока — ешь данго [11] и не делай глупостей!»
Он опустил голову, подержал письмо в руках и нехотя отложил в сторону. Письмо от Масанори содержало в себе крайне неприличный анекдот про торговца рисом, который привел жену к монаху, чтобы тот помолился о зачатии ребенка. «Жена» на поверку оказалась юношей, и рассказ о том, как именно это выяснил монах, был весьма подробным.
11
Данго — японские сладости в виде шариков, приготовленные из рисовой муки.
Киёмаса не выдержал и открыто рассмеялся. И поднял взгляд на Хидэтаду.
— Я даже не знаю, что мне сказать… — он снова опустил голову и распечатал третье письмо.
«Я не могу быть сейчас рядом с вами. Прошу простить мне это. Нет ничего, что бы мне хотелось более сейчас. Каждый час, поведенный рука об руку с вами, был для меня огромной честью. Как бы ни сложилось все в будущем, я лишь хочу, чтобы вы знали — мое сердце бьется ровно столько, сколько и ваше».
— Что… это все значит?.. — Киёмаса нахмурился и усмехнулся одновременно. — Впрочем, я ему при встрече устрою такое «сердце»… проклятье… — он приложил ладонь ко лбу, — откуда только берутся такие идиоты…