Цветок с тремя листьями
Шрифт:
Киёмаса отвернулся к проему, раздумывая позвать слуг, и Хидэтада в это время наполнил чашки.
Киёмаса снова обернулся и озадачено на них уставился.
— О! Я же говорил! Ты большой хитрец, юный Токугава, — наконец рассмеялся он.
С улицы раздался негромкий стук деревянных подошв.
— Смотри-ка… Женщина, ты просто на удивление вовремя! — Киёмаса вскочил, подошел к проему и откинул одеяло.
Служанка поклонилась настолько низко, насколько ей позволял поднос в руках, и прошла в комнату. Опустилась на колени и стала расставлять на столике закуски и столовые приборы. Следом за ней вошла девочка лет двенадцати-тринадцати на
— Дочь? — Киёмаса махнул рукой в сторону девочки.
— Да, господин… — служанка опустила голову, как могла низко.
— Старшая?
— Да, господин, — женщина сделала попытку подняться.
— Куда собралась? Я разве разрешал тебе уходить?
Плечи служанки мелко затряслись. От порога послышался тихий всхлипывающий звук.
Киёмаса резко повернулся и подошел к девочке.
— Голову подними.
Девочка медленно подняла вверх испуганное личико. В ее глазах стояли слезы.
— Красивая, — Киёмаса криво усмехнулся. И, продолжая усмехаться, подошел к полкам у противоположной стены. Наклонился, покопался в одном из ящиков и вытащил оттуда связку монет. Затем вернулся к трясущейся от страха служанке. Сунул ей связку в руки и снова уселся рядом с Хидэтадой.
Женщина с ужасом уставилась на монеты. Потом подняла голову и ошарашенно посмотрела на Киёмасу.
— Купишь девке яркий наряд. И заколки. И сладостей остальным. Поняла?
— Д-да… господин, благодарю вас, господин, — женщина принялась быстро и часто кланяться.
— Я не понял, почему вы обе еще здесь?
Служанка вскочила и выбежала из комнаты, схватив попутно девочку за руку. Киёмаса посмотрел им вслед и покачал головой:
— Видал?
Хидэтада, уже не сдерживая улыбку, беззвучно рассмеялся.
— Чего хохочешь? Думаешь, им тут за меня доплачивают?
— …А он голову задрал и орет: «Я буду преследовать тебя, пока в моих жилах есть хоть капля крови!» Ну, я отсек ему ноги и кинул меч. И ты знаешь — он не соврал! — Киёмаса расхохотался и выронил пустую чашу. — Эй! Ты меня слушаешь? Или спишь?
— Да?.. — Хидэтада дернул головой и слегка покачнулся, — нет… я… задумался просто.
Киёмаса придвинулся и хлопнул юношу по плечу:
— А ты не думай, ты наливай. И молчишь все время. Не верю, что ты не знаешь ни одной смешной истории.
Хидэтада поморгал и нашарил на полу перевернутую чашку. Поднял ее, задумчиво повертел, зачерпнул ковшиком сакэ, медленно понес, чтобы не расплескать, но все равно умудрился пролить часть содержимого себе на рукав.
— Во-о!.. Я же говорил, что они только мешают. Давай сюда! — Киёмаса выхватил из его рук чашку и тут же осушил. — История!
— Да… я думаю.
— Если ты будешь долго думать, мне окончательно станет скучно. Давай, пока ты думаешь, я расскажу, как Мицунари подцепил блох?
— Блох?! — Хидэтада прыснул сакэ и старательно вытер лицо рукавом. Глаза его округлились.
— Ну да. Блохи, мерзкие твари, хуже китайцев! — Киёмаса снова рассмеялся и демонстративно почесался в нескольких местах.
Хидэтада хихикнул:
— Это в Корее, да?
— Я не знаю, кто там прыгал на Мицунари в Корее… — Киёмаса сделал паузу, чтобы подчеркнуть двусмысленность своих слов, но Хидэтада никак не отреагировал, поэтому он продолжил: — Он все в штабе отсиживался, там ему,
12
Фуро (офуро) — традиционная японская ванна.
— Да! Знаменитая водная осада, гениальная задумка его светлости и…
— Да, да, — перебил его Киёмаса. — Так вот, грязища, дожди, воды полно, а вымыться толком негде. Все чесались, одежду стирали, как придется. И только Мицунари ходил все время чистенький и причесанный, словно по двору замка прогуливался. И к нам не подходил, разговаривал на расстоянии. Ох, мы на него злились тогда. Седзю, помню, подбил нас в него грязью кидать, но случайно своему отцу попался. Как нас отчитали! — Киёмаса хмыкнул. — Но я не об этом. Так вот, приходит как-то Мицунари с докладом к его светлости, мы на земле сидим, а он стоит, как натянутая тетива, и медленно так вещает. Прямо словно проповедь читает, лицо каменное и взгляд, как будто он пришел истину до нас до всех донести. Его светлость послушал, махнул рукой: иди, дескать. Ну, Мицунари и вышел, высоко подняв голову. Вышагивал, как в строю на параде. Тут мы не выдержали уже. Нас тоже отпустили, и мы потихоньку за ним пошли — решили, что сейчас уж точно в грязи изваляем, чтобы не задавался так. Смотрим, а он за кусты зашел и как давай там чесаться. Тут уж мы сами в грязь и попадали!
Хидэтада откинулся назад в приступе хохота, потерял-таки равновесие и упал на спину. С трудом перевернулся и снова сел, не переставая смеяться. По его щекам потекли слезы, которые он старательно принялся вытирать рукавом.
— Вы… давно не любите Исиду Мицунари? — всхлипывая, проговорил он.
— Что? — Киёмаса нахмурился. — Не люблю? Что он, девка, любить его? Или, может, печеный угорь?
Он навис над все еще всхлипывающим от смеха Хидэтадой и тихо прошипел:
— Голову в задницу затолкаю тому, кто тронет этого дурака. А надо будет — сам ему шею сверну, так и знай. Кониси… Укита… Вот что бывает, когда вместе собираются те, кто любит подумать. Где моя история?! — внезапно рявкнул он над ухом Хидэтады.
Хидэтада вздрогнул и подскочил от неожиданности:
— Я… я только сплетни столичные знаю. А со мной ничего интересного и не было никогда. По крайней мере, смешного.
— Эх ты… — Киёмаса покачал головой и отодвинулся. — О, ты опять врешь! А ну-ка, расскажи, за что тебя твой приятель Юкинага в реку скинул?
— Вы знаете об этом? — Хидэтада округлил глаза.
— Конечно. Нагамаса мне жаловался на этого балбеса. Вот с кем вечно что-то приключается. Я тебе потом расскажу.
— Да там… из-за стихов все вышло. Ему не понравились мои стихи.
— О как! Юкинага у нас в тонкие ценители поэзии записался, надо же, — Киёмаса иронично вздернул бровь, — а ты у нас, выходит, поэт?
Хидэтада отчего-то смутился и потупил взгляд:
— Что вы… какой я поэт. Так… входит в обязательное обучение… И это и не стихи были, если честно. Просто Юкинага счел их оскорбительными.
— Оскорбительными? Ну-ка… давай и я послушаю. Только не говори, что забыл, — тон Киёмасы стал угрожающим.
— Нет… помню, просто…
— Что — просто? Я не Асано Юкинага, и речки здесь нет. В крайнем случае суну тебя в бочку ногами вверх.