Цветок с тремя листьями
Шрифт:
Мицунари поднял голову. В его глазах отразился настоящий ужас:
— Ваша светлость!
Хидэёси рассмеялся и похлопал Мицунари по щеке.
— Ваша светлость… Прошу, умоляю вас, разрешите мне всецело расследовать это дело. Может, вы и правы, и я гоняюсь за туманом, но что если я не ошибаюсь в своих подозрениях?
Хидэёси снова задумался. А потом взял с блюда кусочек дыни и сунул его в рот Мицунари.
— Хорошо, если тебе так будет спокойнее. Докладывай мне обо всем, что удалось узнать. Но, знаешь что, Мицунари? — он внимательно посмотрел на вассала. — Если ты поссоришь меня с Иэясу, я пришлю ему твою голову в подарок, в качестве знака примирения.
Хидэтада шел по дорожке, стараясь держать спину ровно. После того как он принял сначала горячую ванну, а потом облился ледяной водой по совету господина Киёмасы, он чувствовал себя намного лучше, но все равно предпочел бы полежать до вечера где-нибудь в теньке. Но визит к его светлости был назначен на полдень, и даже немного опоздать Хидэтада позволить себе не мог. При виде завтрака его едва не стошнило, да и времени уже оставалось очень мало, поэтому Хидэтада ограничился лишь приведением себя в относительный порядок.
…И очень обрадовался, когда узнал, что его светлость примет его в саду. Находиться в помещении сейчас было для Хидэтады пыткой.
— О… Мицунари, взгляни-ка… а вот и наш заговорщик! — Хидэёси приветственно махнул рукой и покосился на почти пустое блюдо. — Вот незадача, а дыню-то мы с тобой всю съели. Ну, ничего. Хочешь, можешь прямо сейчас спросить у него, где он провел эту ночь? — Хидэёси усмехнулся и снова подмигнул Мицунари. И вдруг выразительно хмыкнул, глядя, как приблизившийся к ним Хидэтада медленно опускается на колени.
— …А впрочем, это излишне, не находишь? Мальчик мой, не желаешь ли поведать нам, кто это так жестоко с тобой обошелся?
Хидэтада выразительно посмотрел на Мицунари. Тот поймал его взгляд и слегка сощурил глаза.
— Ваша светлость, я приношу вам свои глубочайшие извинения и умоляю простить меня за то, что я решился появиться перед вами в подобном виде. Но я бы никогда не посмел лгать вам, сказавшись больным, — сказал Хидэтада.
— Нет, ты посмотри на это, Мицунари. Светлая мысль не напиваться перед визитом ко мне даже не посетила его голову. Подумай об этом на досуге.
— Ваша светлость. Я бы никогда не позволил себе настолько отвратительно поведения, — Мицунари поклонился, выпрямился и посмотрел на Хидэёси с некоторым недоумением. Хидэёси закатил глаза.
— А, забудь. Кроме того, это моя вина. Ведь в отсутствие родного отца именно я должен следить за поведением и здоровьем мальчика. А получается, что моя родня его спаивает… что я скажу Иэясу?.. — Хидэёси сокрушенно развел руками.
Хидэтада густо покраснел и опустил глаза.
— Мицунари, оставь нас. Я не хочу смущать этого юношу и в присутствии посторонних исполнять… хм… свой отцовский долг. И распорядись, чтобы принесли холодной воды, — Хидэёси не сдержался и откровенно рассмеялся.
Мицунари поклонился нарочито медленно, показывая, что он все понял, поднялся и вышел. Отойдя немного, на расстояние, с которого сидящие в беседке его уже не могли видеть, он махнул рукой. К нему тут же приблизился слуга и низко поклонился.
— Отнесешь воды его светлости. И держись поблизости. Смотри внимательно. Если его светлость прикажет принести чайные приборы — потом возьмешь чашку, из которой он пил, и отнесешь моему лекарю. Все запомнил?
— Да, мой господин, — слуга снова поклонился и исчез в листве сада.
— Ну, не томи, рассказывай! — Хидэёси посмотрел на Хидэтаду, всем своим видом выражая нетерпение.
— Ваша светлость… господин Киёмаса был бы счастлив узнать о том, что вы помните о нем.
— Та-ак… — произнес Хидэёси и прижал ладонь к подбородку, — ты, я смотрю, совершенно очарован им. Э-эх… мне бы зажигать такую страсть в сердцах красавиц, как он — в сердцах юношей.
Затем, став серьезным, он придвинулся к Хидэтаде и положил руку на его макушку.
— Надеюсь, ты не забыл, для чего я тебя к нему отправлял?
— Нет, ваша светлость, — Хидэтада опустил голову, не смея поднять взгляд.
— Ну? Что он сказал? Отвечай.
— Простите, ваша светлость…
— Простите?! — Хидэёси повысил голос. — Хватит уже лепетать. Даже если он назвал меня выжившим из ума стариком — говори. Нечего его покрывать. И… — голос его внезапно смягчился, — обещаю, что его слова никак не повлияют на его участь. И ты тоже не бойся, — он ободряюще улыбнулся, — или тебе настолько плохо? Сейчас принесут воды.
— Нет, ваша светлость, простите… Господин Киёмаса считает себя виновным в том, что произошло в Корее. И не ищет для себя оправданий. Но…
— Что?
— Он считает, что войска были выведены преждевременно.
— Вот оно что… — Хидэёси убрал руку, поднял глаза к свисающим гроздьям акации и, медленно раскачиваясь, сказал: — То есть, он считает, что мой приказ был ошибкой. И что я не должен был вступать в переговоры с Китаем? Так?! Отвечай!
— Не так… не совсем… возможно, он имел в виду, что вас ввели в заблуждение…
Хидэёси с размаху треснул кулаком по столу. Подходящий как раз в это время слуга вздрогнул и выронил поднос. Хидэёси обернулся и рявкнул:
— Вон отсюда, идиот криворукий!
Слуга часто закивал и бросился бежать. В спину ему врезалось блюдо, остатки дыни разлетелись по кустам.
Хидэёси оперся локтями о стол и обхватил голову руками.
— Никому ничего нельзя поручить… — тихо прошептал он. — Почему так, Хидэтада, скажи мне, почему? Войну проиграли, загородную резиденцию мне до сих пор не достроили, даже воды принести нормально не могут! В какое такое заблуждение меня ввели? И кретин Вакидзака не просрал к морским ёкаям флот какому-то корейскому выскочке? Или Кониси не вышвырнули за шкирку из Пхеньяна? А Като? Чем занимался он? Обустраивал свои новые земли? Или бежал, поджав хвост, от дикарей? А? Он тебе про это не рассказывал, нет?