Цветок с тремя листьями
Шрифт:
— Господин… Господин! — она вцепилась руками в его колени и прижалась к ним лбом, оставляя на синем шелке его хакама белые следы. — Я никогда… Господин Хидэтада не должен был пострадать! Все было не так! Никто, никто не должен был, ни его светлость, ни мой племянник!
— Что? — в голосе Иэясу теперь послышалось крайнее удивление. Он наклонился и принялся рассматривать девушку, словно диковинного зверька, а потом высоко поднял брови, и его тон сменился на восхищенный: — Так я, выходит, угадал? Это и правда вы? Невероятно!
Он наклонился еще ниже и схватил Го за руку. Рывком подняв девушку с земли, он бесцеремонно
— Нам есть о чем поговорить, вы не находите, дорогая?
Возле самого ручья спряталась прикрытая плющом беседка, нижние ступени которой уходили в воду. Иэясу втолкнул девушку под зеленый свод и только тогда отпустил ее руку. Го прижала руку к груди и потерла запястье — кисть ощутимо ныла. А Иэясу присел на верхнюю ступеньку, так что его ноги почти касались кромки воды, и шлепнул ладонью рядом с собой.
Го села. Несколько секунд она безуспешно пыталась что-то сказать, но в результате просто снова залилась слезами. Иэясу помолчал немного, а затем осторожно положил руку на колено девушки. Го вздрогнула и повернула к нему заплаканное лицо. И увидела в его взгляде такое неподдельное участие, что от удивления перестала плакать. А он, слегка похлопав ее пальцами по колену, мягко и добродушно улыбнулся:
— Вам незачем плакать. От слез ваше очаровательное личико постареет раньше времени. Не бойтесь, вы теперь — Токугава. Вы принадлежите моей семье. И я смогу вас защитить от чего угодно и кого угодно. Вы верите мне? — он склонил голову к плечу, повернулся и с той же участливой улыбкой заглянул ей в лицо.
Го быстро кивнула.
— Вот, очень хорошо. Но чтобы я мог вам помочь, вам придется рассказать мне все. Всю правду, понимаете, моя девочка?
Го вздрогнула и сжалась, боясь дышать. И поняла, почему ее собеседник получил прозвище «тануки». Токугава Иэясу и вправду напоминал сейчас толстого добродушного енота. Но — кто знает, чем он обернется в следующий миг? [52] Она прекрасно понимала, что его могущества действительно хватит на то, чтобы защитить ее от кого угодно, но… Она прекрасно помнила, что этот человек когда-то казнил собственную жену и старшего сына за участие в заговоре против ее дяди, Оды Нобунаги, и самого Токугавы Иэясу. Но злые языки говорили, что вовсе и не было никакого заговора. Что это был лишь повод для того, чтобы сделать наследником своего рода сына любимой женщины.
52
Тануки — традиционные японские звери-оборотни. Обычно описываются в виде енотовидных собак. Тануки часто изображают добродушным толстяком в соломенной шляпе.
Го глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.
— Я бы никогда не посмела причинить никакого вреда господину Хидэтаде! Наоборот! Я это сделала ради него!
— Вот как? — глаза Ияэсу стали совсем круглыми, и ему в самом деле сейчас настолько не хватало красного платка и соломенной шляпы, что Го даже улыбнулась. И решила, что лучше и правда рассказать ему все. Если он увидит ее искренность — кто знает… Может быть, он ее пощадит хотя бы ради тех чувств, которые питает к ней его сын.
— Да, — твердо сказала она, — именно так. Я хотела, чтобы господин Хидэтада выглядел в глазах его светлости героем. Героем, спасшим его светлость и его сына.
— О… — восхищенно протянул Иэясу, — какая достойная цель… И ваши труды увенчались успехом, да еще каким!..Вот только совершенно не ясно — зачем? Разве и без этого его светлость, господин Хидэёси, не выделял Хидэтаду среди других? Разве ваш брак с моим сыном не был уже делом решенным?
— Да, но… Разве может быть мало славы и почета?
— Разве может быть мало правды? — эхом ответил Иэясу.
Го опустила глаза.
— Говорите, милая, говорите, — еще более мягко произнес Иэясу, — вы же понимаете, что часть правды — это почти ложь. А мы же с вами договорились — мы одна семья. Я теперь ваш отец, и вы не должны от меня ничего скрывать.
— Я… я не скрываю. Я действительно хотела славы для господина Хидэтады, но вы правы, это была не единственная цель, — прошептала она, низко опустив голову.
— Рассказывайте, — с легким напором сказал Иэясу.
— Это было покушение на маленького господина. Точнее, должно было выглядеть, как оно. Чтобы его светлость принялся искать того, кто пытался убить его сына. И затем нашел его. Я сделала так, чтобы убийцу нашли там, где нужно.
— И… кто был этим «убийцей»? — Иэясу даже приоткрыл рот, весь превратившись во внимание.
— Господин Хидэцугу.
— О… а-а-а… — Иэясу закивал, словно сочетая удивление с пониманием, — так вот оно что… Только не говорите, что заговор с его участием организовали тоже вы.
— Так и есть, — Го вздохнула и коснулась рукой горла. Она теперь уже почти успокоилась. Чему быть, того не миновать. Она расскажет этому человеку все.
Почти все. Почти правда — это не ложь.
— Ну? Да не тяните же! Я умираю от любопытства! Не заставляйте меня пытать вас! — хохотнул Иэясу.
— Я… я сейчас все расскажу, — Го мысленно проговорила все то, что собиралась сказать вслух, и осталась довольна: — Я подготовила несколько поддельных писем. Многие даймё были против войны с Корей и хотели бы ее прекращения любой ценной, и это было письмо от одного из них. С просьбой к господину Хидэцугу принять клятвы верности не роду Тоётоми, а лично ему. Список этих людей прилагался, а также заверения в том, что они только и ждут от него этого предложения. Господин Хидэцугу… он был послушный, но не слишком умный: он отправил предложение всем этим людям. Некоторые, я думаю, действительно приняли его. Но кое-кто донес до сведения его светлости.
— Потрясающе! — совершенно искренне восхитился Иэясу. — Одного только не могу понять. Для чего это все нужно было вам… поэтому думаю, что вы кого-то выгораживаете. Того, кто на самом деле стоит за всем этим. Это так?
Го на секунду прикрыла глаза. Нет, она больше не попадется в эту ловушку.
— Нет, господин. Я не выгораживаю никого. И я сказала правду — я хотела лишь славы для господина Хидэтады. Но… Я сказала уже: господин Хидэцугу был глуп и труслив. И, получив должность кампаку, ни за что бы не пожелал с ней расстаться. Его светлость… он болен, тяжело болен. Если бы он умер, оставив все господину Хидэцугу, — тот первым делом избавился бы от моего племянника и моей сестры. А они… они и Хацу — все, что у меня осталось от моей семьи. Из глаз Го снова брызнули слезы.