Цветок с тремя листьями

Фламмер Виктор

…Но когда Хидэтада взял в руку чашку со священным сакэ, то сразу забыл обо всем. Он думал только о госпоже Ого. Неужели совсем скоро он сможет называть ее просто Го?

Как же она красива… В этом нежно-белом шелке она похожа на цветок яблони ранней весной. Может, от этого его тревога? Что он просто не смеет поверить своему счастью?

На выходе из храма их ожидали приглашенные. Не все: большая часть гостей уже, наверное, собралась в дворцовом парке возле накрытых столов. И все это были родственники и друзья — Хидэтада успел заметить возвышавшуюся над всеми лохматую голову Като Киёмасы. Люди выкрикивали поздравления, некоторые подбрасывали в воздух цветы. Хидэтада оглянулся и остановился на миг. Он знал, что госпожа Ого следует за ним, но вдруг она испугалась шумной толпы? И его сердце в который раз кольнула тревога: госпожа Ого не смотрела на него. Ее взгляд был прикован к стоящему у обочины закрытому паланкину. Хидэтада присмотрелся к гербу — две бабочки. Это, вероятно, паланкин Отани Ёсицугу, которого он пригласил по просьбе Киёмасы. Госпожа Ого, без сомнений, смотрела именно туда. Хидэтада вздохнул. Глупости. Он позже спросит. Еще не хватало ревновать свою жену к больному старику.

А госпожа Ого, словно почувствовав его взгляд, повернулась к нему и улыбнулась. Так весело и уверенно, что Хидэтада ощутил легкую дрожь в спине. Ему захотелось немедленно заключить свою супругу в объятия и никогда не отпускать от себя.

— А ну-ка, помоги мне выбраться отсюда! — Хидэёси схватил протянутую Хидэтадой руку и тут же обнял его, почти повиснув у него на шее.

— Ты совсем, совсем уже взрослый, сынок! — воскликнул он и негромко зашептал Хидэтаде на ухо: — Смотри, не ударь в грязь лицом перед моей девочкой сегодня! — И он громко и заливисто расхохотался.

Хидэтада дождался, пока господин Хидэёси отпустит его, и почтительно поклонился:

— Позвольте мне проводить вас.

— Не спрашивай у меня, это твой праздник! Веди, куда хочешь! — весело сказал Хидэёси, подставляя ему локоть, а затем, отвернувшись в сторону, закричал: — Мицунари, эй, Мицунари! Все готово? А то я проголодался и ужасно хочу пить! И только посмей подсунуть мне воду!

— Да, ваша светлость, — склонился Мицунари и, взяв Хидэёси осторожно за другой локоть, вместе с Хидэтадой повел господина к высокому, специально подготовленному помосту, украшенному богаче и ярче, чем помост, предназначенный для жениха и невесты, который был куда скромней и значительно ниже.

Хидэёси с помощью Мицунари и Хидэтады поднялся по ступеням и опустился на мягкие шелковые подушки. Мицунари махнул рукой, и служанки понесли столики с едой и напитками.

— Иди, иди к невесте! — Хидэёси подтолкнул Хидэтаду в сторону ступенек, а Мицунари прихватил за рукав: — А ты останься. Хватит бегать туда-сюда.

Хидэтада спустился вниз и направился к своему месту. Он там оказался первым: госпожу Ого служанки увели переодеваться к банкету. Оглядевшись по сторонам и увидев, что на него никто не смотрит, он украдкой налил себе сакэ в подготовленную чашку, залпом выпил и облизал губы. Стало немного легче. Так. Теперь главное — не напиться. А то насмешки его светлости могут обернуться печальной реальностью.

Наконец Ого появилась на тропе, и тут же со всех сторон послышались восхищенные выкрики. И действительно — расшитое серебряными журавлями и ярко-оранжевыми цветами алое кимоно, накинутое поверх церемониального белого, сделало девушку еще прекраснее, хотя мгновенье назад Хидэтада мог бы поклясться, что это невозможно. Но он видел это собственными глазами. Лицо стало еще белее, губы — еще ярче, госпожа Ого приветливо улыбалась, демонстрируя идеально черные зубки [48] , а на непоткрытых и уже распущенных волосах сверкали, отражая лучи солнца, дорогие камни. Словно богиня сошла с небес, чтобы стать супругой простого смертного. Хидэтада замер, завороженный. Госпожа Онэ и госпожа Тятя сопровождали ее, а служанки — девочки одиннадцати-двенадцати лет, тоже ярко наряженные, несли сзади подарки.

48

Японская традиция чернения зубов, популярная вплоть до периода Мэйдзи — охагуро (яп. «чёрные зубы»). Чернота лака считалась красивой и утонченной, однако у нее было и утилитарное назначение: лак восполнял недостаток железа и помогал сохранить зубы здоровыми. В обозначенный в романе период охагуро применяли члены императорской семьи, знать, невесты.

Из ступора Хидэтаду вывел выкрик его светлости:

— Эй! Жених! Откажись от невесты! Я на ней сам женюсь! — и довольный смех, на который эхом отозвались все присутствующие.

Хидэтада тоже улыбнулся и встал, приветствуя супругу. Затем помог ей подняться по ступенькам. А госпожа Онэ и госпожа Тятя направились к помосту его светлости и сели по обе стороны от него. И Хидэтада отчетливо увидел, как госпожа Онэ просунула руку в прорезь хакама его светлости, и тот внезапно вскрикнул: судя по всему, госпожа Онэ ущипнула его. И довольно чувствительно.

Служанки привели Хироимару и подвели к отцу. Мальчик вежливо поклонился ему, сел между ним и матерью и замер как изваяние. А сам господин Хидэёси вдруг закричал:

— Иэясу! Эй, Иэясу! Иди сюда, выпей со мной! Нам есть за что!

Иэясу медленно и с трудом поднялся со своего места, на котором уже устроился, и поплелся к помосту. Поднимаясь по ступеням, он изо всех сил пыхтел и демонстрировал, как ему тяжело.

— Мицунари, налей ему, — скомандовал Хидэёси, когда тот поднялся. А когда полная чаша оказалась в руках Иэясу, вдруг привстал, взмахнул веером и воскликнул: — Начинаем!

И тут же со всех сторон заиграла музыка. На площадку словно ворвался хоровод осенних листьев — танцующие девушки, одетые в оранжево-алый шелк, вздымали вверх свои длинные рукава-крылья. Следом за ними выскочили носатые тэнгу [49] , и восторженный рев потряс ряды гостей.

А Иэясу поднял свою чашу, и наконец на его лице заиграла довольная улыбка.

И Хидэтада почувствовал, как и его тоже оставила тревога, и радостная эйфория затопила его душу. Между отцом и его светлостью шла все та же игра. Кто выиграл этот раунд — Хидэтада пока не знал. Но одно было ясно: сегодняшний праздник ничто не омрачит. А значит, его семейная жизнь будет долгой и счастливой.

49

Тэнгу — (яп. «Небесная собака») существо из японских поверий. Представляется в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом, иногда с крыльями.

Он взял пустую чашку и протянул ее госпоже Ого. И девушка с улыбкой наполнила ее.

Киёмаса прислонился к помосту и, одной рукой держась за резные золоченые перильца, почти висел на них. Он попытался было взгромоздиться на угол, но мешали мечи за поясом, поэтому он просто перегнулся и снова вручил Хидэтаде пустую чашу. Тот покачав головой, передал ее госпоже Ого.

— …Так вот… Э… — Киёмаса мотнул головой, — …я забегаю на второй этаж, а там госпожа Тятя уже держит госпожу Ого за волосы. И кинжал. Во, смотри. — Он вытянул вперед руку: — Вот за этот палец меня госпожа Ого и укусила! До крови прокусила, веришь? — Онрассмеялся.

Хидэтада взял у госпожи Ого чашу и вложил Киёмасе в протянутую руку.

— О! — cказал Киёмаса, запрокинул голову и вылил содержимое чаши себе в горло, громко булькая. И со стуком почти швырнул на помост. — …А госпожа Тятя полоснула меня по руке. Я сейчас покажу, шрам до сих пор остался, веришь? — Киёмаса принялся закатывать рукав, но скользкий шелк его парадного одеяния, словно живой, выворачивался из-под пальцев.

— А-а, проклятье… до чего же неудобное тряпье… — Киёмасе все-таки удалось обнажить локоть, и он вывернул его, демонстрируя едва заметную белую полоску на загорелой коже. — Вот! Я ее за руку схватил, и тут твоя жена…