Цветок с тремя листьями
Шрифт:
— Нет… — Мицунари сосредоточено потер подбородок. — Точно. Георгины. Красные. — Он повернулся к садовнику: — Посчитай, сколько цветов пропало. Это важно. Должно быть, это предупреждение. И я должен понять, что оно означает.
Глава 9
Хидэтада с сомнением теребил в руках узорчатый шелк:
— Вы… уверены, что это необходимо?
Го в ответ лишь тихо рассмеялась, прикрыв ладошкой рот.
— До нашей свадьбы, — она начала загибать пальцы один за другим, — один, два, три, четыре! Четыре дня. И на исходе пятого вы сможете выйти из моей спальни с гордо поднятой головой. А
Щеки Хидэтады полыхнули, и даже шея залилась румянцем. Он смущенно опустил голову, и его лицо скрылось в мягких складках ткани.
— Вы такой милый, когда смущаетесь… — Го легко взмахнула рукой, словно ненароком касаясь его щеки под тонкой тканью, и подтолкнула к выходу. — В восточной стороне сада есть калитка, она выходит к большому ручью. Там такие заросли ивы, что вас точно никто не заметит.
Хидэтада поклонился и, не разгибаясь, быстро посеменил по тропинке к вишневым кустам. Его и самого разбирал смех. Если кто его сейчас увидит — все равно узнают или догадаются, но приличия соблюдены, и это забавное приключение ему определенно нравилось гораздо больше, чем то, с чего начался вчерашний день.
Несмотря на то что госпожа Ого почти всю ночь его утешала, а под конец он, о счастливый миг, даже ненадолго заснул, положив голову на ее колени, на сердце все равно было тяжело и неспокойно. Но он знал, кто сможет снять груз с его души и все объяснить. Поэтому по мере того, как он приближался к дому, ему становилось все спокойнее. Шелковую накидку он снял и спрятал за пазуху сразу же, как выбрался за калитку. И теперь, ощущая на груди мягкое приятное тепло и думая о том, как вернет накидку хозяйке, уже став законным супругом, не мог не улыбаться.
А когда слуга открыл ему ворота родного поместья, на сердце стало совсем спокойно — отец все ему объяснит, без малейших сомнений.
Хидэтада прошел в свои покои, подождал, пока ему принесут теплой воды, чтобы умыться, переоделся и, приказав будить его к завтраку, упал на футон и уснул.
— Господин, господин! — нежные тонкие женские пальчики легко коснулись его плеча. Хидэтада открыл глаза, и на секунду ему показалось, что он снова в покоях госпожи Ого, а весь путь до дома ему просто приснился. Он часто заморгал. И улыбнулся. Нет, конечно, это не госпожа Ого, это малышка Момо, девочка, которая, похоже, очень приглянулась отцу. Хорошая девочка, воспитанная и смышленая — вероятнее всего, отец возьмет ее с собой, когда будет уезжать. При мысли об отъезде отца в груди у Хидэтады что-то неприятно сжалось, но он вздохнул и снова улыбнулся служанке.
— Вода? Одежда? — спросил он, заранее зная ответ.
— Все здесь, молодой господин, — Момо низко поклонилась и замерла, сложив руки на коленях и ожидая его распоряжений.
Вода оказалась не теплой, а прохладной и пахла мятой. Умывшись, Хидэтада окончательно пришел в себя и решил, что следы ночных похождений не слишком заметны на его лице. Но просчитался. Едва он перешагнул порог столовой, как отец повернул к нему голову и рассмеялся.
— Прошу… прошу прощения, отец, что опоздал к завтраку, — Хидэтада поклонился и почтительно присел в углу возле стены.
— Глупости, ты вовсе не опоздал, я только понюхать все это успел, — Иэясу жестом пригласил Хидэтаду к столу.
Хидэтада снова поклонился и пододвинулся к столикам с расставленной на них снедью. Еда не вызывала особого аппетита, но по сравнению с тем днем, накануне которого он пил с Киёмасой, его состояние можно было назвать превосходным. Хидэтада
— Э-эх… — рассмеялся Иэясу, прожевав онигири [46] с креветкой, который только что целиком засунул себе в рот, не забыв полить соусом, — друзья… Друзья! — Он поднял указательный палец. — …Друзья — это очень, очень полезно для карьеры и войны. Но очень накладно, а главное, вредно для живота… впрочем, все вредно для живота, если разобраться. — Иэясу потянулся к блюду с тэмпурой [47] . — Вот попробуй, отличная вещь! Я бы только ее и ел, но… — он глубоко и печально вздохнул и погладил себя по животу, словно сочувствуя его состоянию.
46
Онигири — блюдо традиционной японской кухни из пресного риса, слепленного в виде треугольника или шара. Обычно в онигири кладут начинку и заворачивают в лист сушеных водорослей нори.
47
Тэмпура — популярная категория блюд японской кухни из рыбы, морепродуктов и овощей, приготовленных в кляре и обжаренных в масле.
— Благодарю, — Хидэтада послушно взял предложенный кусочек жареного в масле угря и откусил немного. И с трудом проглотил.
Иэясу улыбнулся:
— Ешь. Легче станет, верь моему опыту. И пей побольше. Воды, я имею в виду, — он снова рассмеялся.
Видно было, что отец пребывает в отличном расположении духа. И Хидэтаде казалось неправильным начинать неприятный разговор. Поэтому он, успокоив себя тем, что такие вопросы за едой обсуждать не стоит, тоже взял онигири, обмакнул в соус и принялся старательно пережевывать рис.
Наконец Иэясу закончил с едой и, блаженно прикрыв глаза, откинулся на подушки. Хидэтада отставил блюдо в сторону и откашлялся.
— Отец, — решительно начал он, — я бы хотел с вами поговорить.
— М-м? — Иэясу приоткрыл один глаз. — Я понимаю, что разговор будет серьезный, иначе ты не откладывал бы его. Так?
— Так… — Хидэтада резко и шумно выдохнул, собираясь с мыслями.
— Тогда говори.
— Отец… — Хидэтада слегка замялся и, наконец, выпалил: — Мятеж Ходзё. Ведь это вы сами его организовали, да?
— О-о-о… — протянул Иэясу, приподнимаясь с подушек и слегка наклоняясь вперед. — Это действительно серьезный разговор. Да, я. Более того, я еще и финансировал зачинщиков мятежа. И среди них были мои люди, которых я же потом и казнил. Но они знали, на что идут. — Иэясу выпрямился и пристально посмотрел в глаза Хидэтаде.
Хидэтада выдержал это взгляд, только слегка сдвинул брови, отчего на лбу образовалась морщинка.
— Но, это же… — он смутился и еще сильнее наморщил лоб, пытаясь подобрать подходящее слово.
— …Подло? Бесчестно? Отвратительно? Не стесняйся, говори, что думаешь, — Иэясу слегка усмехнулся, продолжая сверлить Хидэтаду внимательным взглядом.
— Нет… не это, — Хидэтада на миг опустил глаза, — я просто хочу знать, насколько это было необходимо… так поступать.
— …Так? То есть — некрасиво, подло и цинично? Хорошо, на твой вопрос я отвечу. Только сначала ответь ты. Как, по-твоему, зачем я все это затеял?
— Я думаю: это было необходимо, чтобы появилась веская причина отказаться от участия в войне.