Цветущий бизнес
Шрифт:
— Вот такая беда, — приговаривал он, бросая косые взгляды на дверцу шкафа, за которой хранилось все хмельное. — Ничего не поделаешь, вот такая беда.
— Нельзя же так убиваться, — решила я утешить Катерину. — Девочкой тетю Мару никак не назовешь. Дай бог каждому дожить до семидесяти и умереть во сне от остановки сердца. Правда жизнь ее была скучна, но безмятежна. И еще неизвестно что лучше. Я вот, с моей кипучей деятельностью, не рассчитываю дотянуть и до пятидесяти. К тому же в стране твориться
— Я не против, — всхлипнула Катерина.
— Так чего же ревешь?
— Павла нет, — зарыдала она пуще прежнего.
— Как нет? — опешила я. — Мы же виделись в полдень. Он был весел и здоров.
— А теперь он мертв, — сообщил Виктор, вновь косясь на дверцу.
Мне захотелось присесть. Тень смерти простерла надо мной свои руки. Я по-новому посмотрела на Виктора и Катерину. Кто знает, может и их вижу в последний раз. Может и они меня больше не увидят. А-аа! А Иванова?! Где-то сейчас моя Иванова?!!
— Умер от остановки сердца? — роняя голос, спросила я.
— Да-а, — всхлипнула Катерина.
— Но перед этим на него наехал пятитонный грузовик, — пояснил Виктор, обращая свою скорбь все к той же дверце.
Это ужасно, но мне стало легче. Хоть одна нормальная смерть, без открытой двери, гераней и тела на кровати. И тут меня словно током прошило.
— Когда погиб Павел?
— Днем по дороге к Кизюлиной, — сквозь рев сообщила Катерина. — Уж лучше бы он женился на ней, чем тако-ооое!
— На Кизюлиной? — уточнила я.
— Да, Катюша терпеть ее не могла, — пояснил Виктор, не отрывая глаз от дверцы.
— Не могла? — растерялась я. — Что, и у Кизюлиной сердце того?..
— Да никакие черти не возьмут эту Кизюлину! — решительно внесла ясность Катерина. — Через эту стерву и погиб мой Павлик! Я уж думала, что намертво их разлучила, так нет, он, дурачок, шел мириться к этой Кизюлиной. Это она нас намертво разлучила-ааа!
— Значит он до своей девушки не дошел? — спросила я.
— Нет, слава богу не успел ей доставить радость, — ответила Катерина и вновь залилась слезами.
Что и требовалось доказать. Значит во время гибели герани были в его руках. И здесь герани! Опять герани! Где Иванова? Где эта сумасбродная? Где эта шальная Иванова? Никогда нет ее под рукой, если очень надо!
Я помчалась в ее комнату. Иванова лежала на кровати… Боже, как мне сделалось дурно. Уже не могу видеть человека, лежащим на кровати.
— Ма-аа-мочка-аа, — заблеяла я.
Иванова лежала с компрессом на голове. Когда я заблеяла, она сняла компресс и пробасила:
— Хрен тебе на воротник!
Я обрадовалась. Не тому, что она мне пожелала, а тому, что Иванова жива, хоть и брякает глупости.
— Поняла, все поняла, — воскликнула я в угаре прозрения. — Это герани! Это
Иванова откинула голову на подушку, натянула на лоб компресс и простонала:
— Уйди, заполошная, муторно.
Несложно было догадаться, что они с Зинкой топили горе в стакане. Боль души в сочетании с водкой — гремучая смесь. Но не могла я оставить Иванову в покое. Позарез мне был нужен советчик.
— Ты только вникни как умерли все, — упрямо пыталась я донести до нее суть своего открытия. — Сначала герани, потом остановка сердца. Только что видела труп Власовой.
Иванова стянула компресс и вновь оторвала голову от подушки.
— А ей-то чего не жилось?
— Та же причина: герани за головой.
— И остановка сердца?
— Остановка сердца безусловная, раз тело холодное, — со знанием дела ответила я.
— Вскрытие что показало?
— Вскрытия еще не было.
Иванова опять уронила голову на подушку.
— С тобой говно хорошо есть, — пробурчала она, натягивая на лоб компресс.
— Почему? — изумилась я.
— Наперед забегаешь.
— …
— Вскрытия еще не было, а ты уж знаешь от чего она умерла, — пояснила моему вопросительному молчанию Иванова. — Власова истеричка. Когда истеричек бросают мужья, они глотают снотворное или вскрывают себе вены.
— Крови не было, — уточнила я.
— В любом случае твоя версия с геранями — чушь, как все, о чем ты говоришь, — не обращая внимания на ремарки, заявила Иванова.
— Верочка в двадцать пять лет умирает от остановки сердца! Вот это чушь!
— Верочка страдала пороком с детских лет. Дурная наследственность Фимы. Вся его родня — сердечники.
— А тетя Мара? Если верить Катерине, то, не считая радикулита и геморроя, тетя Мара патологически здорова.
— Я бы показывала психиатрам всех, кто верит Катерине, — отрезала Иванова. — Вашей Маре семьдесят лет, и скажу, как доктор медицины: не будет геморроя у того, у кого здоровое сердце.
Не советую это запоминать: Иванова прекрасный врач, но и мастер по “перлам”.
— Молодой и красивый труп Павла и вовсе нашли под самосвалом, — продолжила она, пока я добросовестно переваривала информацию о взаимосвязи сердца и геморроя.
— Да, но и там были герани, — оживилась я.
— Откуда?
— Я подарила. Он нес их в руках, когда угодил под грузовик.
— Это говорит об одном: ты каждой дырке затычка. Лезешь с масючкиными геранями везде. Скоро весь Ростов будет ими утыкан.
Мне сделалось нехорошо. Полный Ростов трупов. И я тому виной?
— Все, кому дарила герани — мертвы, — загробным голосом сказала я. — Это факт. Не один не выжил. Неизвестна только участь тех, кто подобрал герани на остановке. Думаю, им тоже не поздоровилось.