Далекое эхо
Шрифт:
Робин провел рукой по волосам:
– Господи, нет. Был день рождения тещи, и Дайана повезла детей в Грэйнджмаут. Они вернулись только в двенадцатом часу. Так что я был дома один. – Он тревожно наморщил лоб.
Лоусон покачал головой:
– Это плохо, Робин. Тебя прежде всего спросят, почему ты тоже не поехал в Грэйнджмаут.
– У меня трения с тещей. Никогда с ней не ладил. Так что Дайана всегда объясняет мое отсутствие тем, что я на работе. И вчера был очередной такой случай. То есть я не придумал этот предлог, чтобы поехать в Глазго и убить Дэйви Керра. Боже правый! – Он поджал
Лоусон взял кружку и налил себе кофе:
– От меня они об этом не услышат.
– Ты же знаешь, что у нас за контора. Есть Центральный пункт связи, а у нас Центральный пункт слухов. Это обязательно выплывет. Начнут копаться в прошлом Дэйви Керра, и кто-нибудь вспомнит, что мой брат погиб, спасая его после дурацкой попытки самоубийства. Если бы ты вел это дело, разве ты не захотел бы побеседовать с братом Барни? На всякий случай? Вдруг он решил, что пришла пора свести старые счеты? Нет, говорю же: я влип. – Робин прикусил губу и отвернулся.
Лоусон дружески сжал его плечо:
– Я вот что тебе скажу: если кто-то из Стратклайда спросит тебя, отвечай, что был со мной.
Робин потрясенно поднял на него глаза:
– Ты ради меня солжешь?
– Нам придется лгать обоим. Потому что мы оба знаем, что ты не имеешь отношения к смерти Дэйви Керра. Посмотри на это так: мы просто сэкономим время следователей. Они не станут тратить силы и энергию на то, чтобы заниматься тобой, когда им нужно разыскивать убийцу.
Робин неохотно кивнул:
– Полагаю, что так. Но…
– Робин, ты хороший коп. Ты – хороший человек. Иначе я не взял бы тебя в свой отдел. Я в тебя верю и не хочу, чтобы твое доброе имя вываляли в грязи.
– Спасибо, сэр. Я ценю ваше доверие.
– Не стоит благодарности. Давай просто условимся, что я заглянул к тебе вчера и мы выпили по паре пива и сыграли несколько партий в покер. Ты выиграл у меня двадцать фунтов. Я ушел около одиннадцати. Как это тебе?
– Годится.
Лоусон улыбнулся, чокнулся кружкой с кружкой Робина и пошел к себе. Он был убежден, что это и отличает лидера: умение сообразить, что нужно твоим подчиненным, и дать им это раньше, чем они сообразят, что им это нужно.
Тем же вечером Алекс снова пустился в дорогу. Он снова ехал в Глазго. Отдохнув на скамейке, он все-таки попал домой, а там телефон трезвонил так, что чуть не срывался со стола. Он поговорил с обеими парами дедушек и бабушек. Его родители были даже несколько смущены своей радостью в свете того, что случилось в Глазго. Мать и отец Линн что-то невнятно бормотали, потрясенные ужасной смертью единственного сына. Они еще не могли найти утешения в рождении первой внучки. Известие, что у Линн начались преждевременные роды, лишь усугубило их страх. Эти два телефонных разговора окончательно добили Алекса. Он послал краткие сообщения друзьям и сотрудникам о рождении Дэвины, а затем отключил телефон и свалился на кровать.
Когда он проснулся, то не мог поверить, что проспал только три часа. Он чувствовал себя бодрым, будто и не провел на ногах почти сутки. Приняв душ
– Разве она не красавица? – тут же требовательно спросила она.
– Разумеется, красавица. Тебе уже давали ее подержать?
– Лучший момент в моей жизни! Но, Алекс, она такая крохотная. Держишь, будто воздух. – Линн с тревогой глянула на него. – Ведь она окрепнет? Правда?
– Конечно. Все Джилби – борцы. – Они взялись за руки и долго смотрели на младенца, страстно желая, чтобы Алекс оказался прав.
Линн озабоченно заглянула ему в глаза:
– Мне так стыдно, Алекс. Мой брат умер, а я могу думать лишь о том, как я люблю Дэвину, как она мне дорога.
– Я понимаю, что именно ты чувствуешь. Меня переполняет счастье, а потом я вдруг вспоминаю, что случилось с Бриллом, и словно падаю с размаху на землю. Я не знаю, как мы все это выдержим.
К концу дня Алексу тоже дали подержать в руках дочку. Он сделал кучу снимков, чтобы похвастаться перед родителями. Адам и Шейла Керр не могли осилить поездку в роддом, и само их отсутствие напомнило Алексу, что сейчас не время предаваться новообретенным радостям отцовства. Когда Линн принесли ужин, он поднялся на ноги.
– Мне нужно вернуться в Глазго, – сказал он. – Я должен удостовериться, что у Элен все в порядке.
– Ты не обязан принимать на себя эту ответственность, – возразила Линн.
– Знаю. Но она нам позвонила, когда случилась беда, – напомнил он ей. – Ее родные далеко. Ей может понадобиться какая-то помощь в организации… Кроме того, я в долгу перед Бриллом. Последние годы я не был ему хорошим другом, и этого я возместить не могу, но он – часть моей жизни.
Линн подняла на него грустные глаза, печально улыбнулась. Слезы заблестели на ее щеках.
– Бедный Брилл. Я все думаю, как страшно было ему в самом конце. Умереть, не имея возможности помириться с теми, кого любишь… А что касается Элен, я вообще не могу себе представить, каково ей. Когда я думаю о том, что чувствовала бы, если б что-то случилось с тобой или Дэвиной…
– Со мной ничего не случится. И с Дэвиной тоже, – сказал Алекс. – Я тебе обещаю.
Он думал об этом своем обещании, покрывая мили между радостью и горем. Все происшедшее в последние дни совершенно его ошеломило, но он не мог позволить себе рухнуть. Слишком многое теперь от него зависело.
На подъезде к Глазго он позвонил Элен. Автоответчик отправил его на ее мобильник. Проклиная все на свете, он свернул к обочине и вновь выслушал сообщение, запоминая номер телефона. Она ответила со второго звонка:
– Алекс? Как Линн? Что случилось?
Он был поражен. Ему всегда казалось, что Элен поглощена лишь своими собственными проблемами да еще Бриллом. То, что, несмотря на горе, она прежде всего поинтересовалась Линн и ребенком, растрогало его.
– У нас родилась дочь. – Это были великие слова, и, произнося их, он ощутил, как к горлу подкатывает комок. – Поскольку она недоношенная, ее сейчас поместили в специальную камеру. Но у нее все отлично. И она красавица.