Далекое эхо
Шрифт:
Лоусон метнул на Карен острый одобрительный взгляд:
– Жалко, что вас не было во время первичного расследования. Не думаю, чтобы эта линия когда-либо отрабатывалась. Сейчас, конечно, уже поздно к ней возвращаться. Итак, на какой стадии мы находимся в поиске вещественных доказательств? Вы еще его не закончили?
– Я брала несколько отгулов на Рождество и Новый год, – оправдываясь, проговорила она. – Но прошлым вечером я задержалась и все закончила.
– И что же оказалось? Вещественные доказательства по делу Рози Дафф исчезли без следа?
– Получается, что так. Последним, кто имел к ним доступ, был инспектор Барни Макленнан – за неделю до своей смерти.
Лоусон
– Вы же не считаете, что Барни Макленнан забрал улики по находящемуся в работе делу об убийстве?
Карен тут же стушевалась. Она понимала, что не стоит бросать тень на коллегу, погибшего смертью героя.
– Нет, я вовсе не это имела в виду, сэр. Я просто хочу сказать, что нет никаких документальных свидетельств того, куда делась одежда Рози Дафф.
Лоусон снова вздохнул:
– Похоже, все пропало еще много лет назад. Угодило в мусорную корзину. Право же, временами только руками разведешь, какие люди попадают иногда к нам на службу…
– Полагаю, есть еще одно объяснение: инспектор Макленнан мог отправить ее вещи на дальнейшее исследование, но либо их так и не вернули назад, потому что некому их отследить, либо отправленная обратно посылка угодила в «черную дыру», потому что не было в живых получателя, – осторожно предположила Карен.
– Что ж, нельзя исключать и такую возможность. Но в любом случае вам их найти уже не удастся. – Лоусон забарабанил пальцами по столу. – Ладно, что вышло, то вышло. Очередной висяк отправится на вечное хранение. Мне не улыбается сообщать об этом ее сыну. Он звонит каждый день и спрашивает, как продвигается следствие.
– Я все еще не могу поверить, чтобы патологоанатом не заметил, что она рожала, – сказала Карен.
– В вашем возрасте я тоже сказал бы так, – признался Лоусон. – Но он был старик, а старые люди допускают глупейшие ошибки. Теперь я это знаю, потому что сам чувствую, что движусь в том же направлении. Знаете, мне иногда кажется, что на этом деле с самого начала какая-то порча.
Карен сознавала его разочарование и ощущала всю его жгучесть – потому что испытывала то же самое.
– Как вы думаете, может быть, мне стоит еще раз попытаться расколоть свидетелей? Тех четырех студентов?
Лоусон поморщился:
– Это вам будет трудно.
– Что вы имеете в виду, сэр?
Лоусон открыл ящик стола и вытащил номер «Скотсмена» трехдневной давности. Он был сложен страничкой некрологов кверху. Лоусон пододвинул газету к ней и ткнул пальцем в заголовок.
КЕРР, ДЭВИД МАКНАЙТ.
Сообщается о смерти доктора Дэвида Керра, прож. на Карден-Гроув, Берсден, Глазго, горячо любимого супруга Элен, брата Линн и сына Адама и Шейлы Керр, прож. на Даддингстон-драйв, Керколди. Похороны состоятся в четверг в 14.00 пополудни в крематории Глазго, Западный некрополь, на Треста-роуд. Цветы только от родственников.
Карен подняла на него удивленный взгляд:
– Ему ведь, наверное, не больше сорока шести – сорока семи. Рановато умирать.
– Вам следует уделять больше внимания новостям, Карен. Преподаватель университета был заколот у себя на кухне грабителем в прошлый четверг ночью.
– Так это был НАШ Дэвид Керр? Тот, кого они звали Бриллом?
Лоусон кивнул:
– Буйный Бриллиант собственной персоной. В понедельник я спрашивал у следователя, который ведет это дело. Просто чтобы удостовериться, что я не ошибся, и это действительно Брилл. Кажется, они вовсе не убеждены, что это действительно ограбление. Там жена бегала на сторону.
– Гадко, – сморщилась Карен.
– Очень
– Вы думаете, там объявятся трое остальных?
Лоусон пожал плечами:
– Тогда они были лучшими друзьями, но это было двадцать пять лет назад. Посмотрим. Но не думаю, что сегодня нам стоит с ними беседовать. Пусть все немного уляжется. Нам не нужны упреки в бесчувствии. Не так ли?
Это был тот же зал ожидания, только в крематории. Брилл мог отрезать себя от семьи и старых друзей, но, кажется, без проблем нашел им замену. Алекс сидел в первом ряду, Линн примостилась рядом. Она всего два дня назад вышла из больницы и все еще ковыляла, как старушка. Он уговаривал ее остаться дома и отдохнуть, но она твердо настаивала, что не может не пойти на похороны единственного брата. Кроме того, говорила она, пока малыш в больнице, дома ей делать нечего – только сидеть и тосковать. Лучше быть с родными. На это ему возразить было нечего. Так что теперь она сидела рядом, держа за руку сломленного горем отца, чтобы хоть как-то утешить его – родитель и ребенок словно поменялись привычными ролями. Мать сидела позади них, ее лица почти не было видно за прижатым к глазам белым носовым платком.
В том же ряду сидела Элен, несколько поодаль, склонив голову, сгорбившись. Она словно бы замкнулась в себе, отгородившись от всего мира непроницаемым барьером. По крайней мере, ей хватило здравого смысла явиться на похороны, не опираясь на руку Джеки. Священник объявил последний гимн, и она с трудом поднялась на ноги.
От торжественных звуков двадцать третьего псалма в горле у Алекса встал комок. Поначалу нестройное пение – не все сразу попали в тон – постепенно окрепло, охватывая его со всех сторон. Как банально, подумал он, презирая себя, что так растрогался от традиционного похоронного гимна. Похоронная служба по Зигги была гораздо более честной, истинное прощание с человеком, а не набор пустых словес, сшитый на живую нитку. Насколько ему было известно, Брилл никогда не посещал церкви, за исключением неизбежного присутствия на крестинах или похоронах. Тяжелые занавеси бесшумно разъехались, и гроб двинулся в свой последний путь.
Заключительные ноты гимна отзвучали, и занавеси за гробом задвинулись. Священник произнес благословение и первым направился по центральному проходу к двери. За ним последовали родные – замыкал шествие Алекс с тяжело опирающейся на его руку Линн. Большая часть лиц слилась для него в одно смутное пятно, но на полпути в глаза ему бросилась тощая фигура Верда. Они приветили друг друга кратким кивком узнавания, и Алекс прошел мимо, направляясь к двери. Там, на выходе, его ждал еще один сюрприз. Хотя он не видел Джеймса Лоусона с тех пор, когда все звали его Джимми, он знал его лицо по газетным и телевизионным новостям. «А вот это дурной тон», – подумал Алекс, заметив его в конце очереди соболезнующих. Этикет свадеб и похорон равно требовал поблагодарить людей за то, что пришли.
Казалось, это будет длиться вечность. Шейла и Адам Керр, казалось, совершенно растерялись. И без того тяжко – хоронить сына, с такой жестокостью убитого, – а тут еще надо выслушивать все эти соболезнования от людей, которых они никогда раньше не видели и никогда больше не увидят. Утешает ли их, что столько людей пришло проститься с их сыном? Для самого Алекса это – лишь знак того, как отдалился от них Брилл за последние годы. Почти все тут – незнакомые.
Верд дожидался конца очереди. Он ласково обнял Линн.