Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)
Шрифт:
В Тяньцзине Русское благотворительное общество было организовано еще в 1911 г. В 1923 г. Общество возглавляла М.В. Жебрак, жена бывшего полицмейстера русской концессии. Известно, что на протяжении 1923 г. в общежитии Общества проживали более 500 человек, 371 человек получил единовременное денежное пособие. Столовая Общества выдала около 5,5 тыс. бесплатных обедов [HIA. Zhebrak Papers, box 1]. Средства организации формировались за счет пожертвований от Русского муниципалитета, который еще существовал, несмотря на отмену в 1920 г. для русских особых прав, генерала Подтягина (2200 иен в 1923 г.), китайской администрации, Тяньцзинского Скакового клуба, Дамского Благотворительного (иностранного) общества, иностранных компаний, а также путем сборов от организации лотерей и благотворительных
Аналогичное Тяньцзинскому частное Русское благотворительное общество существовало и в Шанхае, но его помощь беженцам была крайне незначительна. Ситуация несколько изменилась, когда внимание к военным беженцам проявила Л.Н. Сюннерберг, жена агента Министерства торговли и промышленности при Российском генеральном консульстве в Шанхае, гвардии капитана Г.Г. Сюннерберга. Она возглавила Временный дамский комитет помощи офицерам и организовала в мае 1920 г. первый русский бал. Чистая прибыль от бала составила 7200 китайских долл., которые были разделены пополам. Одна часть денег была передана контр-адмиралу В.В. Ковалевскому для морских офицеров, другая была распределена между офицерами «сухопутными» [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ].
Среди иностранных организаций наиболее действенную помощь русским беженцам оказывал в 1923 г. Американский Красный крест, работавший в Гирине, Хайларе, на ст. Маньчжурия [Заря, 1923, 11 февр.].
Сфера занятости русских военных эмигрантов в Китае, как показывают многочисленные биографические материалы, отличалась достаточной широтой, но в то же время была в значительной мере сосредоточена в границах функционирования российской и других иностранных колоний. При этом нужно учитывать, что интеграция бывших военных в профессионально-производственные сферы регионов проживания, как главная направленность социальной адаптации, и трудоустройство, могли не выступать явлениями одного порядка. Многие активные антибольшевики прибегали к более или менее долговременному трудоустройству с целью иметь средства к существованию или для легализации своего положения. При этом их настоящая деятельность была тщательно законспирирована.
В первое время пребывания в эмиграции бывшие военные брались за любую работу, которая могла бы принести хоть какие-то деньги. Зачастую такая работа была неквалифицированной и малооплачиваемой. Разнообразные источники дают массу примеров подобного трудоустройства.
Согласно воспоминаниям штабс-капитана Романовского, потерпев фиаско с устройством на работу на цицикарский участок КВЖД, он собрал бригаду из семи офицеров, которая стала брать подряды на проведение земляных работ: «Обыкновенно на всех работах увидишь одних рабочих-китайцев, а тут появились на улице русские ребята, в гимнастерках, в брюках-галифе и в сапогах. Железнодорожники прохаживались по улице, засматривались на эту необычную картину» [Мелихов, 2003, с. 289]. Аналогичная картина разворачивается в воспоминаниях поручика А.А. Ильинского, оставшегося в Харбине после эвакуации из Забайкалья в конце 1920 г. Вместе с сослуживцами, проживая в беженском бараке в Госпитальном городке Харбина, они «сколотили артель для всяких случайных заработков. Большей частью работали в Затоне: красили баржи и пароходы, рыли канавы, благоустраивали территорию хозяйчиков. Платили нам в среднем по два доллара в день» [Ильинский, 2009, с. 39].
Часть офицеров-«уральцев» из бывшего Урало-Алтайского конного полка, после прибытия в Харбин в конце 1920 г., объединившись в артель, создали колбасную фабрику, но вскоре потерпели фиаско [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 48750, л. 177]. Адмирал Г.К. Старк, оказавшийся в начале 1920 года в Харбинском госпитале больным тифом, после выхода из госпиталя нанялся десятником на строительство домов, а позднее основал с офицерами частное предприятие по перевозке грузов по реке Сунгари, где и работал до отъезда в июне 1921 г. во Владивосток [Хисамутдинов, 2013, с. 111]. Генерал-майор А.Н. Пепеляев, бывший командующий Сибирской армией, в компании с офицерами-однополчанами создал артель извозчиков, действовавшую
В начале 1920-х гг. целые подразделения бывших белых устраивались на лесозаготовки на лесные концессии восточной ветки КВЖД или на угольные копи. На лесозаготовках работала артель полковника Аргунова, сформированная в конце 1922 г. на ст. Пограничная. В это же время была создана артель из бойцов пулеметной команды Омского полка под началом бывшего начальника команды подпоручика П.А. Дегтева. Артель Дегтева полгода работала на ст. Имяньпо на перевозке дров у лесопромышленника А. Яринского [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 41875, н/д, л. 20]. В начале 1921 г. бывшие военные массово нанимались на работы на Чжалайнорские угольные копи, несмотря на то, что на копях в это время свирепствовала чума [Заря, 1921, 20 февр.]. Много бывших офицеров и солдат работало на принадлежавших японцам Фушуньских угольных копях, расположенных к востоку от Мукдена. Как отмечает в своих воспоминаниях полковник В.А. Зубец, «ставки на русский труд приравнивались здесь к желтым рабочим. Это давало полуголодное существование, 10-часовой рабочий день и высокий процент смертности». Наиболее компактную группу бывших военных, работавших на Фушуньских копях, составляли «анненковцы» [Зубец, 2009, № 35, с. 31].
После интернирования в сентябре 1923 г. в Шанхае группы генерала Лебедева (бывшие Егерский и 2-й Уральский полки) она была преобразована в Урало-Сибирское трудовое общество [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 48750, л. 181 об]. Часть членов Общества разместилась в общежитиях для русских беженцев. Они брались за любую работу, являясь грузчиками, охранниками, телохранителями, торговцами-коробейниками и т. п. Около 150 «лебедевцев» выехали в полосу отчуждения КВЖД, где работали на лесных концессиях [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 76].
В Синьцзяне часть русских военных была задействована в сфере добычи руд, при этом условия труда на большинстве предприятий были просто ужасными. Так, занятые на добыче железной руды в Кульдже около 70 русских получали дневной паек в 1,5 фунта муки и больше ничего, отсутствовала элементарная система безопасности. Проработав в таких условиях одну зиму, вся русская партия по ее просьбе была отправлена в СССР [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92]. Согласно документам советского консульства, средняя заработная плата эмигрантов в Синьцзяне в середине 1920-х гг. составляла 50 урумчийский лан (около 25 золотых руб.), «что давало возможность существовать» [Там же, л. 44]. Для сравнения, минимальная заработная плата на КВЖД в середине 1920-х гг. составляла 30 золотых руб. при более низком уровне цен на продукты питания.
Заветной мечтой большинства эмигрантов, расселившихся в бывшей полосе отчуждения КВЖД, являлось устройство на железной дороге или в производственно-коммерческих структурах, с нею связанных. КВЖД выполняла роль крупнейшего, структурообразующего русского предприятия Северной Маньчжурии, занятость на котором давала человеку в дореволюционный период очень хорошее материальное положение и формировало в сознании некую «кастовость». Несмотря на кризис, переживаемый КВЖД в начале 1920-х гг., ее привлекательность для русских беженцев не снизилась и многие всеми правдами и неправдами стремились получить место в различных службах железной дороги, что стало одной из причин значительного раздувания железнодорожных штатов.
В первой половине 1920-х гг. немало бывших военнослужащих Белой армии сумели трудоустроиться в структуры КВЖД. Так, только среди бывших белых генералов служащими железной дороги являлись не менее тридцати человек: Л.М. Адамович (учебный отдел), К.К. Акинтиевский (коммерческий отдел), А.И. Белов, П.П. Жулебин (питомник КВЖД), Г.И. Зольднер (материальная служба), А.В. Зуев, В.Н. Касаткин, П.П. Крамаренко, С.Ф. Левицкий (климатическая станция на Фуляэрди), Л.Г. Мартынов, М.Е. Обухов, П.П. Петров, К.П. Полидоров и др. По сведениям советской разведки, к началу 1925 г. на КВЖД работало 3–4 тыс. бывших военнослужащих Белой армии [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 429].