Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

Смирнов Сергей

Второй тип представляли сторонники продолжения активной борьбы против советского режима, главным образом из среды офицерства, хотя среди активистов было немало и бывших нижних чинов. Борьба против советской власти выступала для них как осознаваемая необходимость и главное средство возрождения России. Для военных активистов служение Родине ассоциировалось с верностью присяге и собственной совести, присутствовало осознание особой роли офицерства в антибольшевистской борьбе (идея «чистой борьбы») в сравнение с политиками – демагогами и предателями [Подробнее см.: Robinson, 2002]. Эти люди также были мало ориентированы на долговременное приспособление к новой социальной среде.

Пассивные антибольшевики, в отличие от активистов, не признавая легитимности советского режима в России, в то же время отказались от дальнейшей борьбы против него. Как показывают разнообразные биографические материалы, таких и в среде западной

и восточной военной эмиграции было большинство. Пассивные антибольшевики больше других стремились адаптироваться к новой среде в более или менее длительной перспективе, поэтому обычно сторонились деятельности «политических» организаций, объединявших бывших военных.

«Перерожденцы» приняли (здесь тоже существовали градации) советскую власть, восприняв Советский Союз преемником дореволюционной России на Дальневосточных рубежах. Для большинства из них главной целью являлось возвращение на родину, ради чего многие из них готовы были сотрудничать с советскими спецслужбами¹⁵⁰. Наконец, «шкурники» являли собой тип людей, готовых служить кому угодно, лишь бы за это хорошо платили. Такие успешно приспосабливались в любых условиях и в любой среде.

Кроме того, нужно учитывать, что помимо «чистых» типов из предложенной нами типологии существовали и их разнообразные вариации.

Поражение Белого движения на Дальнем Востоке не означало полного отказа эмигрантов от продолжения антибольшевистской борьбы. Главной силой антибольшевистского движения в эмиграции стали те, кого мы причислили к активным антибольшевикам и «людям войны».

У некоторых антибольшевистских лидеров после падения Приморья еще сохранялась надежда на подъем широких слоев населения против советской власти, в связи с чем территория Китая рассматривалась как плацдарм для накопления сил. В то же время китайские власти, не заинтересованные в сохранении на своей территории ни русских воинских контингентов, ни подпольных партизанских групп, проводили аресты и высылку за пределы Маньчжурии наиболее активных «белогвардейцев». По одной из версий, высылка из пределов полосы отчуждения КВЖД генералов Лохвицкого и Смолина в конце 1922 г. помешала созданию в Харбине штаба, который был призван контролировать белопартизанскую активность в Приморье и Забайкалье. Советские агенты к инициаторам создания подобного штаба также относили полковников Озолина и Михайлова и генерал-майора С.Н. Барышникова [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 48]. В приграничных с СССР районах китайскими властями предпринимались попытки установить особый учет бывших русских военных. Например, в декабре 1923 г. было объявлено о регистрации всех русских офицеров, проживавших на ст. Маньчжурия [Заря, 1923, 12 дек.]. Любой «прокол» со стороны тех, кто вел подпольную антибольшевистскую деятельность, мог привести к высылке в Советский Союз¹⁵¹.

Тем не менее, на протяжении всего 1923-го и части 1924 года в приграничье сохранялась достаточно высокая активность белых партизанских отрядов. В Трехречьи действовали партизанские отряды есаула Бессонова и сотника И.С. Шадрина [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 32474, л. 10], отряд Захарова размещался в районе ст. Якеши [Там же, л. 21 об – 23]. Кроме того, существовали отряды полковника А.Д. Размахнина, хорунжего Номаконова, прапорщика Горулева, подъесаула Сотникова [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 725] и др. Одним из крупных центров белоповстанческой активности оставалась ст. Маньчжурия.

Связи с партизанским движением и стремление им руководить имели многие крупные деятели эмиграции. В частности, атаман Семенов, члены Временного Сибирского правительства (областники) в лице Сазонова и Моравского и тесно с ними связанный генерал Лебедев, генералы Сычев, Глебов, Бурлин, некоторые представители духовенства (епископы Иона¹⁵² и Нестор). Кроме того, существовал ряд монархических организаций, также имевших связи с партизанами, хотя и не всегда располагавших большим авторитетом в их глазах. Так, например, в Харбине с декабря 1922 г. действовал Окружной Совет объединенных монархических организаций Дальнего Востока и Сибири под председательством генерал-майора (ветеринарный врач) Д.В. Мурзаева. Окружной Совет ориентировался на Высший Монархический Совет (ВМС) и включал в свою орбиту целый ряд монархических организаций, численный состав которых был крайне незначителен. Одним из активных деятелей монархического объединения являлся «семеновец», полковник И.А. Патиешвили¹⁵³. Став в 1923 г. членом Артели труда и взаимопомощи офицеров, Патиешвили объединил вокруг себя ряд офицеров и в июне того же года

организовал Дальневосточный комитет по борьбе с большевиками. В организации Комитета приняли участие полковники К.И. Арчегов, Г.В. Енборисов, Николаев, войсковой старшина Т.Т. Попов, капитан Пономарев и др. Осенью 1923 г., как следует из сообщений советской разведки, был сформирован «Свободный отряд бесстрашных бойцов», насчитывавший якобы около тысячи человек. В составе Окружного совета объединенных монархических организаций Патиешвили некоторое время возглавлял военную организацию, начальником штаба при нем являлся генерал Д.В. Загоскин¹⁵⁴ [Фомин, 2004, с. 129, 133].

Другим объединением монархистов, конкурировавшем с ВМС, выступала организация легитимистов, сторонников в. кн. Кирилла Владимировича, объявившего себя в 1922 г. Блюстителем Государева престола. В Харбине отделение организации легитимистов было создано во второй половине 1922 г. генералом Ф.А. Риттихом и возглавлялось полковником Н.Л. Жадвойном¹⁵⁵.

Одной из наиболее сложных проблем, стоявших перед руководителями партизанского движения, была проблема финансов. Многие отряды жили на «подножном корму», промышляя охотой и разбоем. В поисках финансирования партизанские вожаки нередко обращались к представителям тех или иных эмигрантских белых организаций. Известно, например, что полковник Размахнин в апреле 1924 г. посещал Харбин, где встречался с полковником Токмаковым, представителем Забайкальского казачьего войска в Восточном Казачьем союзе, и председателем Окружного Объединенного совета монархических организаций Мурзаевым [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 721, 722].

Значительными денежными суммами в это время не располагала ни одна из эмигрантских группировок, а надежды на помощь партизанскому движению со стороны частных лиц были очень слабы. Едва ли не единственным примером активной поддержки Белого движения частным лицом являлась деятельность крупного чаеторговца из Ханькоу С.В. Литвинова (умер в феврале 1925 г.) и в дальнейшем его вдовы, Е.Н. Литвиновой. Литвинова, имея близкое знакомство с епископами Нестором и Ионой, генералом Бурлиным и другими, оказывала через них финансовую помощь белоповстанческому движению¹⁵⁶.

Большие надежды политическая эмиграция возлагала на получение денег, отданных в 1920 г. на хранение японской стороне, или переведенных в Японию в счет военных поставок Омским правительством. Двумя наиболее реальными претендентами на обладание «колчаковским золотом», как считалось в эмигрантских кругах, являлись атаман Семенов и глава Сибирского правительства «дед» Сазонов (оба находились на содержании японской стороны). Поэтому все, кто жаждал продолжения борьбы с большевиками или надеялся перехватить немного денег для первоначального обустройства в Китае, стремились наладить с ними связи.

На западной линии официальным представителем Семенова и командующим Забайкальским фронтом до лета 1924 г. оставался генерал Мыльников. После его гибели новым представителем атамана на западной ветке КВЖД, где сосредоточилось большое количество забайкальских казаков, среди части которых авторитет Семенова продолжал оставаться достаточно высоким, был назначен генерал-лейтенант Н.В. Никонов [Купцов, 2011, с. 379].

Первоначально на Семенова ориентировались и эвакуированные в Корею казачьи части, руководимые генералом Глебовым. Однако их ожидания быть переброшенными всей группой к российской границе для продолжения боевых действий против большевиков не оправдались. Были предприняты, вероятно, не без участия японцев, лишь ограниченные наборы в партизанские отряды для перемещения в Маньчжурию. Весной 1923 г. в район ст. Пограничная из Гензана прибыли до 30 человек для организации партизанского движения. Среди них были полковник В.Л. Дуганов¹⁵⁷, есаул А.И. Овечкин (сподвижник атамана Калмыкова), офицеры Шипицин и Семенов. Тесные связи с Глебовым имел обосновавшийся в районе Пограничной подполковник В.А. Емлин¹⁵⁸, крупный руководитель партизанского движения еще в годы Гражданской войны. По сообщению ИНО ОГПУ, средства в сумме 7 тыс. иен на формирование и содержание этого отряда генерал Глебов получил от японцев [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 713]. Кроме того, в Приморье успешно действовал доходивший до тысячи человек партизанский отряд уссурийца войскового старшины Ширяева [Там же, с. 77]. Уже позднее, летом 1924 г., находясь в Шанхае, генерал Глебов направил две группы казаков в распоряжение генерала Сычева (40 человек) и генерала Мыльникова (60 человек) [Там же, с. 714]. Но поскольку организации Сычева и Мыльникова в это время были разгромлены, партизаны оказались не у дел.