Дальней дороги
Шрифт:
– Ничего, - сказал Волгин.
– В конце концов, это всего лишь твое личное мнение. Ты не можешь запретить мне работать, не в силах зачеркнуть труд десятилетия.Говори, говори! Но через несколько часов сюда придет человек...
– Говори уж прямо: придет Лена... Но она не придет.
Волгин сжал кулаки.
– Ты и здесь?...
– К тебе я пришел от нее. Она не придет, Волгин, и не придет никто. Против твоего эксперимента не только я: против Дальняя разведка, и ты знаешь, что в этом случае ее мнение будет решающим.
– Быстро ты успеваешь...
– хрипло выдохнул Волгин.
– Нет, тебе кажется...
– Ну ладно, - сказал Волгин.
– У тебя все?
– Да, как будто.
– Тогда уходи. Не хочу тебя видеть.
– Невежливо. Но я-то хочу видеть тебя. Хочу посидеть, вспомнить многое, может быть, ты даже угостишь меня чем-нибудь, - мне позволено в пределах одной рюмки. Я бы, например, вспомнил жизнь на Протее, с его взрывчатой атмосферой.
Как ни было Волгину тяжело, он улыбнулся.
– Мы были беспомощны, как щенята.
– Правда? А около звезды Толипа...
– С ее пульсирующим тяготением? И тогда мы еще немногого стоили. И на Афродите тоже. А планета была прекрасна...
– Вот видишь, и ты начал вспоминать. Но все же мы кем-то стали, правда? Стали лучше и умнее, чем тогда. Это далось нам нелегко. Но ведь, если бы далось легче, мы быстрее потеряли бы все приобретенное. Ты согласен?
– Тебе бы женщин уговаривать...
– Увы, ты помнишь, как я стеснителен. Так ты дашь рюмку?
– А институт? Столько людей, такие замыслы, все на ходу, в высшей точке подъема - и вдруг кувырком вниз...
– Я и не говорю, что тебе и всем вам будет легко перенести это. Но ты умен, ты найдешь выход, найдешь новое направление.
– Итак, я для тебя оказался врагом номер один. И ты прикончил меня, а рамаки завтра пройдут испытание, и ты, именно ты, увезешь их в космос и там выпустишь...
– Ну, поживем, увидим. Что это? Ого, ты стал гурманом... Хватит. А что касается рамаков, то, поскольку завтра ты свободен, пойдем на испытание вместе. Какникак, ты тоже - из Дальней разведки. Пойдем, поглядим... Твое здоровье, корифей.
14.
– Я бы хотел узнать, - вежливо произнес Корн, - есть ли у вас претензии к первой части испытаний.
– Нет, - сказал Маркус.
– С постройкой станции ваши подопечные справились очень хорошо. И значительно быстрее, чем мы. Воспроизводство также прошло нормально.
Он еще раз обошел прозрачный купол станции, внимательно разглядывая его. Корн и его инженеры тянулись за Маркусом, как королевская свита. Волгин остался на месте; ему было и смешно, и грустно.
– Образцы материала посланы на анализы?
– спросил Маркус, оборачиваясь.
– Разумеется, - сказал Корн.
– Ответ мы получим приблизительно через час.
– Тогда не будем ждать результатов. Пусть начинают вторую часть. Как она у вас называется?..
– Он зашелестел бумагой.
– Рамаки в самостоятельной, не связанной с людьми деятельности, - подсказал Корн.
– Вот именно... Да, станция хороша, в такой можно отсиживаться бесконечно. Кое-что мне, правда, неясно, назначение этого кольцевого барьера внутри...
– Мне тоже, - сознался Корн.
– Но, я думаю, мы попросим объяснить того
– Что же, - согласился Маркус, - пусть объясняет.
– Вы разрешите начать?
– Сделайте одолжение.
Корн дал сигнал. Рамаки, один за другим, скользнули в дверь построенной ими станции и заняли места внутри кольцевого барьера. Там оказалось ровно столько места, сколько было нужно им, чтобы разместиться. Лишь в середине осталось свободное пространство - по-видимому, для последнего, который сейчас неторопливо приблизился к людям.
– Здравствуйте, люди, - приятным голосом произнес он.
– Я здороваюсь с вами в последний раз: испытание закончится, и мы начнем ту деятельность, для которой оказались наиболее приспособлены. Но, чтобы у вас не возникали вопросы, могущие остаться без ответа, постараюсь объяснить вам то, что вам предстоит увидеть.
– Академическое вступление, - проворчал Маркус, Корн лишь улыбнулся.
– Как видите, мы заняли наши места. Сейчас я присоединюсь к остальным, и все окончится - и все начнется.
Мы долго размышляли над тем, в чем наша сущность. И, подобно вам, пришли к выводу, что основное в нас - не различные хитроумные приспособления, которыми вы нас снабдили, а разум. Это - основное оружие для того, что мы должны делать: для познания мира.
Однако познавать можно по-разному. Можно расходовать время и энергию на полеты к планетам, и там заниматься постижением вещей и их связей. Так поступаете вы; но вас гонит не только разум: вас толкают на это эмоции, те эмоции, которых мы, как я полагаю, лишены. Мы без труда могли бы выполнить это ваше пожелание. Однако из бесед с некоторыми людьми, а также при помощи рассуждений, мы сделали вывод, что, рассеиваясь по вселенной, мы столкнулись бы со множеством осложнений, нежелательных не только для нас, но и для вас. А мы искренне благодарны за то, что вы послужили фундаментом для нашего возникновения.
С другой стороны, мы убедились и в том, что нам доступно познание .исключительно при помощи разума: имея достаточно исходных данных, мы можем, не трогаясь с места, приходить к правильным выводам, справедливым как качественно, так и количественно. Иными словами, нам незачем лететь куда-то для выполнения своего предназначения. Ведь Земля - тоже планета, и она ничем не хуже других.
Поэтому мы останемся здесь. Сейчас я войду, и мы закроем станцию навсегда, и, соединившись, образуем один громадный мозг с единым ходом мысли. Если бы мы обладали эмоциями, я сказал бы, что это - наслаждение, недоступное вам, людям.
Мы не будем мешать вам. Мы будем мыслить, и только. Надеюсь, что и вы не станете беспокоить нас; это не только было бы чревато последствиями, но и просто невозможно: наша постройка достаточно надежна, она способна противостоять всему.
Мне кажется, я объяснил достаточно подробно. Мы начинаем действовать. Вы же можете смотреть на нас до тех пор, пока не признаете это занятие излишним. От имени рамаков говорю вам, люди: прощайте... Шуршание диагравионного двигателя рамака усилилось. Скользя низко над землей, он направлялся к станции. Никто не сделал попытки помешать ему. Рамак вплыл в дверь. Она закрылась за ним. Сверкнуло пламя: рамак заваривал швы.