Дальние снега
Шрифт:
И правильно сделали.
…Приказчик Широносов брякнул псаломщику Судакову, что «за очи и царей бранят», за что бит кнутом нещадно.
Все это мелочи, неинтересно…
Остерман прикрыл глаза — что-то они в последнее время сильно болели, — помассировал ревматические припухлости пальцев левой руки. Но поглядим дальше. А-а-а, вот это, пожалуй, любопытней.
…Денщик Арбузов крикнул «слово и дело» на своего офицера, поручика Нарвского полка Михайлова-Рославлева — тот-де непотребно государя лаял за великое к роду Долгоруких благоволение. Однако, будучи вздернут на дыбу, Арбузов повинился, что оговорил поручика напрасно за многие его побои и немилости.
«Так ли уж напрасно?» — усмехнулся Остерман и полез за табакеркой. Щедро засунув в ноздреватый нос понюшку, смачно зачхал, после чего стал перебирать донесения дальше.
…В Кроншлоге лейтенант флотский Казаринов порицал Верховный тайный совет: флот ныне в загоне, моряков не блюдут, дела Петровы на свал готовят. А виноваты в том лиходеи Долгорукие, что за младостью и глупостью государя все самовольно вершат.
…Коллежский асессор Мятлев сильно Долгоруких порицал за то, что двор и коллегии в Москву перевели, поближе к своим вотчинам, пренебрегая Питербурхом в урон отечеству.
…Капитан Семеновского полка Панютин да ундер-лейтенант Колзаков во время пиршества возводили хулу на государя, тайный совет, а паче на фаворита Ивана.
Мол, Петр Великий с малолетства делами военными озабочен был, а у нынешнего одни забавы непотребные на уме. Многих офицеров по имениям распустили, пришлому люду наниматься в армию воспретили. В Военной коллегии после Меншикова по сию пору президента нет. От той небрежливости армия в великое расстройство прийти может. Да и не одна токмо армия, но и все дела государственные. А виной тому Ванька Долгорукий с батюшкой и дядьками, что ныне по стопам Меншикова идти хотят, во временщики лезут. Ванька императора от дел отвращает, дабы их род мерзкий за государя правил и всем вершил.
Капитан Панютин вскочил, шпагой по столу брякнул, вскричал: «Нет дале сил такое терпеть! Не для того Меншикова в Сибирь загнали, дабы боярских захребетников на шею посадить!»
…Остерман задумчиво отодвинул бумаги. Правильно тревожатся. Когда он недавно предложил императору завести под Москвой воинский лагерь и быть в нем командиром, царь только рукой махнул, мол, отстань.
А сделать то надобно было, дабы хоть на время оторвать монарха от бесстыжего фаворита.
Ванька совсем распоясался: помышлял убрать и его, Остермана, да не на того напал. Государь своего попустливого воспитателя, что во всем ему потакает, любил, расставаться с ним не хотел. А недавно сдружился Ванька с камергером герцогини Курляндской Анны Иоанновны — Бироном, и тот фавориту, при наездах, собак поставлял, в Англии купленных.
Теперь, когда Екатерина невестой царской стала, Алексей Долгорукий в генералиссимусы лезет, Ванька — в генерал-адмиралы заместо покойного Апраксина, а премудрый Василий Лукич в великие канцлеры.
Только помер Апраксин, как Ванька с батюшкой своим забрали из его дома даже ковры и столовое серебро. Наследники адмиральские и пикнуть не посмели.
Ванька мертвой хваткой вцепился в свой фавор, всякого, в ком соперника зрил, устранял немедля, не без помощи сродников. Стоило отроку-императору с гвардейским капитаном Бутурлиным кумпанию начать водить, как в полк пехотный того перевели. Приглянулся Петру князь Сергей Голицын — спровадили его посланником в Берлин.
Да напрасно Долгорукие мнят, что стоит им гвардейские мундиры напялить — и полки гвардейские за ними попрут. Просчитаетесь, ваши сиятельства! Бумаги, что он сейчас прочитал, подтверждают то. Ни офицерство, ни столичное дворянство не поддержат вас.
Если женитьба на Катьке неизбежна, то можно будет позже осторожненько настроить императора против Катьки. Известно, как покойный государь поступил со своей женой Евдокией. Может, и Катьку удастся в монастырь спровадить, Долгоруких свалить.
Кто в этом помощниками будет? Ненавистник Меншикова Ягужинский? Он и его, Остермана, терпеть не может — догадывается, что приложил вице-канцлер руку к его почетной ссылке в Польшу. Но Долгоруких ненавидит еще больше, знает, что князь Василий Лукич называет его за глаза «свинопасом».
Головкин? Этот ничтожный канцлер — тесть Ягужинского, прочит в вице-канцлеры своего сынка. Головкину с Долгоруким не по пути. Особливо после посягательств того же милейшего Василия Лукича на канцлерство.
Может быть полезен своим ораторством и яростью архиепископ Феофан. У него не отнимешь — книголюб, изрядно образован, но склонен к интригам, писал доносы в Тайную канцелярию. Эту склонность надо иметь в виду. Ныне судьба Феофана на волоске: сторонники восстановления патриаршества хотят заручиться опорой Долгоруких, обвиняют его в неправославии, в неуважении отцов церкви. Надо его поддержать.
И барон Шафиров, хотя сейчас и в опале, в свое время может подручным стать. В приятеле же, графе Брюсе, с кем Остерман любил переброситься по-английски, по-немецки, сомневаться не следует. Генерал-фельдмаршал всегда будет рядом.
О графе Головине и говорить не приходится. Николай Федорович оказал немалые услуги, когда светлейшего валили, а Долгоруких Головину любить не за что.
И, конечно же, надо еще привлечь соотечественников: камергера Левенвольда, генерала Миниха… Миних честолюбив безмерно. На фасаде дома своего приказал изобразить победительные знамена. Лукав и жесток. Прикидывается другом всех, не любя никого. Рвется к власти, мечтает о звании генералиссимуса. У него свои счеты с Левенвольдом, он ненавидит и его, Остермана.
Но сейчас надо позабыть о неладах. Пришло время прибрать к рукам убогую, дикую, презренную Россию, выдвинуть на самые важные места своих людей. Сделать их воспитателями отроков из аристократических семейств.
Все следует обмозговать… Припомнить полезные имена.
А сколько есть неведомых боярских ненавистников, и подтверждение тому — вот эти листы, лежащие на столе.
Нет, ваши сиятельства Долгорукие, не сидеть вашему роду возле престола российского, как о том вожделеете.
Он точно рассчитал, выждал, когда Меншиков, предав вчерашних друзей, переметнулся к старой знати, а она кознями подготовила расправу с ненавистным временщиком, рассчитал — и общими усилиями свалили светлейшего. Теперь очередь за Долгорукими.