Дальний приход (сборник)
Шрифт:
И Ирина Карпова, которую я встретил в переулке у каменных домов, словно по облакам плыла.
В нарядном васильковом платье издали ее можно было перепутать с бредущим куда-то цветочным кустом.
— Ты у Устьянцевых был? — спросила она.
— Да… Крепко его отделали…
— Я знаю… — вздохнула Ирина. — Это же нелюди какие-то… С городу приехали, так думают, все можно… Я хотела предупредить тогда Мишу, чтобы не ходил, да Верка меня, зараза такая, не пустила.
— Он все равно бы пошел… — сказал я.
Стоять
— Шла бы ты домой… — сказал я. — Ты же озябла вся.
— Ага… — послушно кивнула Ирина, но не двинулась с места. — Верка-то что говорит, когда он помрет?
— Говорит, что сегодня… Только много она знает эта Верка…
— Не-е… — вздохнула Ирина. — Если уж эта колдунья не знает, то кто знает тогда? Ой, боюсь я, как бы она не сделала чего, когда Михаил умрет… Ладно, пойду я… Постою еще под окном…
— Так это ты? — переспросил я. — Ты была там?!
— Я…
— А мы не узнали тебя… Мы думали, что это цветочный куст…
— Это ты думал… — усмехнулась Ирина. — Верка сразу меня узнала…
— Узнала?!
Ирина не ответила…
Она быстро, как по облакам, уходила по стелющемуся над дорогой туману… Светила большая оранжевая луна.
Утром я узнал, что Михаил умер этой ночью. Хоронили его, как и положено, всем поселком. Долго и громко ревел на реке буксир, на котором плавал Михаил.
Сразу за гробом шла Вера.
Ее поддерживали под руки соседка Галя и Ирина Карпова.
Все трое плакали…
Выворотники
Уже загустевал темнотою болотный воздух, когда мы подошли к вырубке, на которой в прошлом году работали приезжие лесозаготовители.
Уж не знаю, какой техникой пользовались они, но вся земля была разворочена, из нее торчали обломки сухих стволов, повсюду в сероватых холодных сумерках темнели застрявшей в корнях землею пни-выворотники.
И хотя и сказала Вера, что слышала, будто оживают эти выворотники в сумерках, а все равно Валька Сигов замедлил тут шаг и, махнув нам рукою, дескать, идите, а я догоню, шагнул в исковерканную глубину делянки…
Он догнал нас, когда мы уже спускались по дороге к реке.
Я спросил про «комбайн» — совок для сбора ягод, который Сигов одолжил мне, но он словно и не услышал, торопливо отодвинувшись, зашагал по обочине дороги.
Бледным и неподвижным было лицо его.
— Ой, беда, Николя… — прошептала шагавшая рядом со мною Вера. — У него же ни кровинки в лице нет…
— Может, заболел…
— Не, Николя… — Вера помотала головой. — Выворотник, наверно, его схватил…
Через неделю — все-таки нужно было вернуть «комбайн» — я зашел к Сигову.
Вроде и не уезжал он никуда, а дом стало не узнать. Зарос косматой
Сигов пил второй день.
Часы в доме остановились, и когда я прикрыл за собой дверь, невозможно стало разобрать — вечер сейчас или день — за окошками висел тусклый, сырой воздух, и одинаково серенький и днем, и долгими вечерами свет сочился в комнаты.
Отовсюду ползла сырость, и в ней оживали запахи прежней жизни, которая когда-то совершалась в этом доме — запахи детей, выросших здесь, запахи кошек… Все время, которое копилось в этом доме, лезло из стен, мешая и путая привычный порядок бытия…
Катерина, жена Сигова, что-то делала у кухонного стола, но, кажется, и сама не понимала, где она — лезущее из старых стен время засасывало ее…
— Сигов-то что, загулял? — спросил я.
— А как вернулся неделю назад с леса, так и пьет… — ответила Катерина. — Дак ведь и пускай бы пил, как другие… А он по ночам на берег идет и сидит там, под старой сосной до утра…
Сигова прижала к губам уголок косынки, пытаясь сдержать прихлынувшие с этим признанием рыдания.
Я отдал «комбайн» и простился.
Зачем ночами сидел Валька без сна у реки?
Кого он ждал, чьего появления из темной глубины пространства?
Я не знал этого, но ночью, как раз перед моим отъездом, вдруг подул ветер, потом хлынул страшный дождь, а утром, когда я собирался, чтобы идти на автобус, прибежала Вера и рассказала, что ночью Вальку задавило старой сосной…
Дорога на автобусную остановку шла мимо сиговского дома, и Вера, которой надо было зайти к Катерине, увязалась со мной.
Я к Сиговым заходить не стал.
Просто постоял немного на дороге, напротив рухнувшей сосны, которой и задавило Вальку. Мощные, вывернутые из земли корни загораживали всю реку, а в образовавшейся ямине уже дрожала тусклая дождевая вода…
— Неужели это вчерашний ветер своротил? — сказал я.
— Не… — Вера покачала головой. — Видно, это те выворртники и приходили вчера за Валентином…
— Те?
— Ага, тые…
Вера вспомнила вдруг, что ей нужно что-то купить в магазине, и прошла со мною дальше, до угла переулка, ведущего к автобусной остановке.
Здесь мы и простились.
Как-то нехорошо темнел раскорячившийся на берегу, напротив сиговского дома, выворотник.
— Не знаю, как и ходить теперь будем… — словно услышав мои мысли, проговорила Вера. — Страшно…
Больше я не видел ее.
Месяца через полтора, уже в ноябре, я встретил в городе знакомого поселкового мужика. Мы заглянули в рюмочную, недалеко от автовокзала, и он рассказал среди других поселковых новостей, что Веру похоронили.