Дальтоник
Шрифт:
— У обывателя формировалось убеждение, что современное изобразительное искусство делают сумасшедшие. — Эрнст снял очки. — Целью нацистов было представить всех авангардистов душевнобольными.
— Чтобы применить к ним эвтаназию, — добавила Кейт. — Так же, как они поступали со всеми душевнобольными.
— Совершенно верно, — подтвердил Эрнст. — Многие художники не успели убежать из рейха и погибли в концентрационных лагерях.
— Сомневаюсь, что граждане США воспротивятся, если государство применит эвтаназию к нашему психопату, — произнес, помолчав,
— Но позвольте, детектив, — вскинулся Эрнст, — возможно, ваш псих полностью невменяем и даже не осознает своих действий.
— Вот в этом-то и вопрос, доктор, — сказал Браун. — Кто этот жестокий убийца? Вменяемый выродок или душевнобольной?
Эрнст водрузил очки на нос и снова посмотрел на картины.
— Если честно, детектив, я не вижу в этих работах ничего разумного.
— А ты симпатичная.
Девушка делает небольшой пируэт и хихикает.
— Ну а ты прямо писаный красавчик.
Он пожимает плечами. Затем широко расставляет ноги и засовывает руки глубоко в карманы. Эта поза позаимствована у персонажа какого-то мультфильма. Он уже не помнит, какого именно. Но это не важно. Она купилась на милого мальчика с телом зрелого мужчины.
— А зачем темные очки? — спрашивает она. — Ты что, кинозвезда? Боишься, что тебя кто-то узнает?
— Чепуха. — Он снимает очки, — сейчас ночь, темно, а значит, безопасно. — Смотрит на нее с вызовом, копируя агента 007, и произносит глубоким баритоном: — Только пошевелись, и ты покойник.
Она смеется.
— Bay, какие у тебя чудные ресницы! Жаль, что ты не девушка.
Эту банальщину ему уже говорили, и не раз. Он водружает очки на место.
— Сколько?
— Зависит от того, что ты хочешь.
— Хм… — Он вглядывается в нее сквозь темные очки. — Я хочу пойти к тебе.
— Это стоит дороже.
— У меня сотня.
— Прекрасно, но деньги вперед.
Он достает сложенную купюру.
— Что это у тебя? — спрашивает она, увидев торчащую из кармана кисть.
— Это мне нужно для работы. Я художник.
— Правда?
— Может быть, я сегодня тебя нарисую. Меня вдохновляет твоя розоватая кожа и золотистые волосы.
Она снова смеется.
— С чего ты взял, что у меня золотистые волосы? Они платиновые.
— А я вижу их золотистыми. Там смешаны три цвета — золотарник, лимонник и солнечное сияние.
— Bay. Да ты действительно художник. — Она трогает свои высветленные волосы. — Должна тебя разочаровать, но я не натуральная блондинка.
— Выходит, я получаю два цвета по цене одного — золотарник и каштан. Это здор-р-рово!
Девушка заливается смехом.
Глава 18
— Позвони Перлмуттеру, скажи, чтобы срочно связался со мной, — крикнул Браун полицейскому и быстро пошел по коридору к выходу.
Посмотрел на предгрозовое серое небо и, тяжело вздохнув, взгромоздил на крышу автомобиля проблесковый маячок. Включил зажигание. «Проклятие! Ведь мог же уйти в отставку
Браун выехал на площадку, развернулся, включил сирену.
Только что позвонил Макнил. Очередное убийство. Очередная картина.
Теперь уж точно начнется шумиха. Полная мобилизация всех копов и агентов. Начнет давить мэр. Браун был уверен, что Тейпелл предстоит пресс-конференция. Наверное, она уже готовит речь.
Перлмуттер гнал машину на предельной скорости. Кейт молча сидела рядом. Перед глазами, как фрагменты немого кино, всплывали и исчезали эпизоды дел, которые она расследовала в Астории. Самое последнее дело — Руби Прингл. Гравий, насыпанный вокруг мусорного бака, а в нем тело девочки. Взгляд застывших голубых глаз Руби сменили славные лица белокурых мальчиков в Лонг-Айленд-Сити с кляпами во рту, все в кровоподтеках. Через секунду они трансформировались в шрам на теле Ричарда, оставшийся после вскрытия. Медэксперт приподнял ослепительно-белую простыню, но вскоре белизна начала сереть, и Кейт осознала, что смотрит невидящими глазами на облака за ветровым стеклом. Быстро смахнула со щеки слезу, но Перлмуттер заметил.
— Что-то не так?
— Все прекрасно. — Кейт попыталась улыбнуться.
Уже начало темнеть, когда Перлмуттер поставил машину рядом с двумя фургончиками технической бригады. Заморосило. Уличные фонари придавали дождю лимонный оттенок. Вспыхивающий каждые несколько секунд проблесковый маячок полицейского автомобиля окрашивал жилые дома и толпу зевак в ярко-красный цвет. Звуковое сопровождение обеспечивал визгливый вой сирен. Сцена была по-кинематографически красива. Жизнь, имитирующая искусство.
— Как они узнают это так быстро? — пробормотал Перлмуттер, кивая на двоих телерепортеров с камерами.
У входа в дом стояли Флойд Браун и Марти Грейндж с помощниками.
— Ну и что там? — спросил Перлмуттер.
— Наш клиент сработал, это точно, — отозвался Браун.
Марти Грейндж бросил недоуменный взгляд на Кейт, затем на Брауна. Как будто спрашивал: какого черта она приперлась сюда?
— Фримен уже там, — сказал Браун. — Захотел сам осмотреть место преступления. Тейпелл — тоже. — Он вздохнул. — Ладно, пошли посмотрим.
Кейт и Перлмуттер сменили обувь на специальные сапожки, надели лабораторные халаты и перчатки. На лестничной площадке члены технической бригады посыпали поверхности порошком для выявления отпечатков пальцев, фотографировали кровавые следы ладони на стене. Перлмуттер ушел вперед, а Кейт задержалась, пытаясь представить себе, что здесь происходило. В гостиной толпился народ. Детективы, двое полицейских, несколько технарей. В дальнем углу Перлмуттер стоял рядом с Макнилом, шефом полиции Бронкса. Тот что-то объяснял Тейпелл, шефу полиции Нью-Йорка. Все говорили шепотом, словно находились в церкви.