Дама с собачкой и тремя детьми
Шрифт:
– Вряд ли. Трудно будет достать билет.
– Я вам пришлю, - быстро сказал он.
– Вы здесь живёте? У Сергея Николаевича?
Довольная, что наконец-то настало время рассеять его заблуждение и сообщить, кто она на самом деле, она рассмеялась:
– Я живу у себя дома. Я вовсе не воспитанница Худековых и не девица Флора. Я сестра хозяйки и, вообразите, замужем и даже мать семейства.
Вот ему! Небось, даму он не осмелится без спросу тронуть за косу. Впрочем, дамы не носят кос. Чтобы окончательно разделаться с дерзким, она объявила:
– И я должна уже спешить домой, потому что кормлю ребёнка.
Вслушавшись, зять крикнул:
– Да полно тебе, девица Флора. Придут за тобой, если нужно. В двух шагах живём. Сиди. Спит твой пискун. Антон
Чехов внимательно заглянул ей в глаза:
– У вас сын? Как это хорошо.
Хорошо? Почему? Они внимательно глядели друг на друга. Не смею предполагать, о чём думал он, но вот её слова. "Как трудно иногда объяснить и даже уловить случившееся! Да в сущности ничего и не случилось. Мы просто взглянули близко в глаза друг другу. Но как это было много! У меня в душе точно взорвалась и ярко, радостно, с ликованием, с восторгом взвилась ракета. Я ничуть не сомневаюсь, что с Антоном Павловичем случилось то же, и мы глядели друг не друга удивлённые и обрадованные."
Возможно, она преувеличивает, и ракета взорвалась только у неё. Но поведение его изменилось, стало более церемонным и сдержанным. На прощание он сказал:
– Я опять сюда приду. Мы ещё встретимся?
– И, видя её затруднение, предложил.
– Дайте мне всё, что вы написали. Я всё прочту очень внимательно. Согласны?
Дать ему свои бумаги? Конечно, даст. О, как всё хорошо складывается! Как чудесно жить на свете!
Дома, счастливая и разгорячённая с мороза, она устремилась в детскую. Няня пеленала её сокровище, девятимесячного Лёвушку, а он кряхтел и морщился, дрыгая толстыми ножками. Схватив сыночка в охапку, она закружилась по комнате.
– У меня есть сын! Как это хорошо!
– смеясь, твердила она.
Вошедший муж удивлённо оглядел её:
– Что с тобой? Взгляни на себя в зеркало. Раскраснелась, растрепалась. Не стыдно тебе? Лёвушка плачет, а его мать с беллетристами кокетничает. И что за манера носить косы, будто девчонка! Хотела поразить своего Чехова?
Радости как не бывало. Молча приложив ребёнка к груди, она стала его кормить.
4. У с п е х и
Обещание прислать билет на премьеру "Иванова" Чехов выполнил. Лидия Алексеевна многого ждала от спектакля, готовясь к сильным и радостным впечатлениям. Однако спектакль ей не понравился, а с автором пьесы больше встретиться не удалось.
У пьесы был успех, вызывали автора. Актёры вывели его, упиравшегося, на сцену. Зрители, хлопая, встали, и она тоже, приветственно подняв руку. Он, кажется, замет ил её, и губы его чуть тронула похожая на дрожь улыбка. В этой улыбке ей почудились такие усталость и тоска, что у неё упало сердце.
Худяков не переставал заботиться о невестке и познакомил её с ещё одним известным писателем Шеллер-Михайловым, приветливым старичком, редактором журнала "вне направлений" "Живописное обозрение". Шеллер отнёсся к дебютантке очень ласково и, поправив, напечатал в журнале всё, что она принесла. У неё возникло невольное подозрение, что её неумелые рассказики появились в журнале главным образом из любезности к родственнице Худяковых. Но всё равно было приятно. Она даже получила гонорар и отдала его мужу, посоветовав купить хорошую чернильницу (он писал, макая перо в пузырёк).
Несмотря на подозрения, ей всё-таки было приятно видеть свои произведения напечатанными. Кажется, она всё-таки стала писательницей!
Если сестру Надю она могла видеть почти ежедневно, то зять, в советах которого она особенно нуждалась, был человеком занятым и не мог уделять начинающей писательнице много внимания. Помимо газеты и благоприобретённых имений, которые требовали внимания, он отдавал много сил общественной деятельности. Как на гласном (члене) городской Думы, на его попечении находилось десять начальных училищ, которые он регулярно посещал, следя за их работой, а также дома предварительного заключения. Столица, блиставшая дворцами, но с давних времён остававшаяся мало пригодной для жилья рядовых горожан, постепенно благоустраивалась; при активном содействии Худякова, в центре устроили уличное освещение, пустили конку, развесили по улицам часы и термометры. Конка в то время была двухэтажной, на империал приходилось подниматься по лесенке. Женщинам в их юбках это не разрешалось ради соблюдения приличий. Проезд на империале стоил дешевле, женщины возмущались ограничением, и, по настоянию Худякова, Дума разрешила им империал. Но градоначальник тут же его запретил, сославшись на грубость нравов: женщин, показавших ноги, станут высмеивать, не выбирая слов. Худяков не отступил, лично посетив высокое начальство; разрешение в конце концов было получено.
Другой заботой в то время у него были уличные торговцы бубликами и всякой снедью, разносившие свои тяжёлые лотки на головах. Худеков предложил разрешить им пользоваться тележками и санками. Тут ему снова воспротивились противники всяческих новшеств, указывая на запруженность улиц.
Лидия Алексеевна конкой не пользовалась и бублики на улице не покупала. Ей оставалось только удивляться интересу зятя - литератора, театрала, знатока живописи, к подобным вещам. Её жизнь наполняли иные заботы. Каждый год у неё рождались дети. После Лёвушки на свет появился Всеволод; за сыновьями - дочка Нина. Цветущая здоровьем Флора, всех детей она вскармливала сама и сделалась такой страстной матерью, что даже муж, тоже заботливый отец, находил, что во всём нужна мера.
Чехов... Нет, она не забывала о той встрече, часто вспоминала о ней "с лёгкой, мечтательной грустью". Его рассказы то и дело появлялись в печати, о них говорили; вдруг всех удивила новость, будто он уехал на Сахалин, то есть на край света. Из Москвы через всю Сибирь до Тихого океана на лошадях! И куда же - на каторгу, в ад, по собственной охоте: ведь его туда никто не посылал.
Авиловы, после того как Михаил получил прибавку к жалованию, переехали на Николаевскую улицу, в удобную квартиру, поближе к Худековым. Помимо кухарки и няньки у них появилась ещё одна прислуга - пятнадцатилетняя Анюта, ставшая на всю жизнь незаменимой помощницей в семье. Дети отнимали у матери всё время. К сожалению, они часто болели, и тогда она делалась сама не своя.
А Чехов преодолевал тысячевёрстую весеннюю распутицу, перебирался через могучие сибирские реки, колесил по Сахалину, плыл по Океану, кашлял, болел и отовсюду посылал нежные поклоны какой-то Лидии Стахиевне.
В начале 1892 г. Худеков решил торжественно отметить 25-летие своей "Петербургской газеты". Он подумывал передать редакционные дела старшему сыну, а самому отдохнуть, вплотную занявшись обширным имением в Рязанской губернии. Ждал хозяина и земельный участок на берегу Чёрного моря, купленный по совету самого государя Александра Ш. Надежда Алексеевна всецело поддерживала замыслы мужа, мечтая заняться разведением кур и лебедей. Младшей сестре оставалось только дивиться.
– А как же литература?
– недоумевала она. Ведь Сергей Николаевич много писал, был автором двух романов из театральной жизни, пьес и балетных либретто.
Надежда Алексеевна уверяла, что сельский труд нисколько им не помешает заниматься и впредь литературой. У Лидии Алексеевны таких сил не было. Впрочем, главной заботой в то время у неё оставалась не литература, а режутся ли зубки у Лёвушки и прошёл ли животик у Ниночки.
Чехов, вернувшись с Сахалина, погрузился в новые дела. Не юге страны свирепствовал голод. Увы, народ в обширном Российском государстве периодически голодал. То здесь, то там случались неурожаи - бедствие хуже холеры, и народ - то есть крестьяне, ибо горожане составляли тогда ничтожное меньшинство, - голодал. Мнившие себя цветом нации столичные обитатели не голодали, конечно; о недороде и голоде в той или иной губернии они узнавали из газет, но сохраняли спокойствие, пока не находился кто-нибудь , начинавший об этом трубить.