Дама выбирает кавалера
Шрифт:
Я решительно встала с постели, хлопая себя по коленям. Нет, так просто я это не оставлю. Иначе до утра сгрызу себя догадками до самых косточек.
Уже через несколько минут я решительно стучала в хозяйскую дверь. Я всё ещё была в бальном платье, правда, волосы так и не собрала в своём решительном желании расставить все точки над i. Даже дошла до спальни Голицына без свечи, уже знавшая особняк как свои два пальца.
Дверь распахнулась не сразу.
— Аглая, иди спать… — Граф застыл на пороге, глядя на меня сверху вниз. Тот тоже едва успел начать раздеваться ко сну.
А я вдруг ни слова вымолвить не могла. Взгляда не могла оторвать от благородного лица, решительной линии скулы, сильных плеч, едва скрываемых под тонкой рубашкой, выступающих ключиц. Я торопливо подняла взгляд, пытаясь избавиться от наваждения, но тут же попала в плен зелёных глаз. Внимательных и будто бы немного насмешливых. Невыносимо.
Я сделала решительный шаг навстречу, переступая порог и оказываясь вплотную рядом с мужчиной, встала на цыпочки, обвивая его шею руками. Голицыну ничего не оставалось, кроме как, обнять меня в ответ. Поцелуй вышел чувственным и столь сладким, что мне свело скулы от захлестнувших чувств.
— Я хотела… — Переводя дух, попыталась объяснить я, объятий, впрочем, не размыкая. — Поблагодарить…
Меня технично снова заткнули поцелуем, впрочем, я не была против. Одной рукой Голицын захлопнул за мной дверь, второй с поразительной лёгкостью подхватил за талию и перенёс на тёплый ковёр. Мои босые ноги от души его благодарили.
— Замёрзнешь. — С улыбкой проговорил граф, чуть отстраняясь. Но прав он был лишь отчасти. Замёрзнуть мне не грозило, потому как внутри меня разгорался пожар, который на этот раз я не собиралась унимать, даже если небеса начнут рушатся. — Вера… — Он вздохнул, скользнул взглядом по моему лицу, задержался на губах. — Давайте обойдёмся без поступков, о которых потом будем жалеть.
Подрагивающие пальцы убрали с моего лица хмельной локон. Вопреки своим словам, рука на талии прижала меня к себе ещё ближе. Сквозь слои одежды чувствовалось, какой Голицын горячий. Я недовольно поджала губы.
— Я буду жалеть лишь об одном — что позволила Вам проявить своё благородство и уговорить меня уйти из этой комнаты. — Голицын уже было открыл рот, чтобы возразить, я видела, как в зелёных глазах скользнула тень, но я не дала ему сказать и слова. — Молчите и целуйте меня, иначе я Вас ударю.
Навряд ли моя угроза была столь ужасающа, но граф подчинился. И когда я первая нарушила очередной оплот интимности между нами, скользнув пальцами под его рубашку, оглаживая плечи, Голицын понял меня правильно. Принялся возиться с завязками на платье, правда, безуспешно. В итоге буркнул себе под нос: «Да к чёрту», усадил меня на кровать, задирая ткань юбки. Я охнула, чувствуя поцелуи на внутренней стороне бёдра, там где заканчивались белоснежные чулки.
А дальше слова уже были не нужны. Мы разговаривали на языке более древнем и понятном — языке тела. С удивлением замечая, что понимаем друг друга гораздо лучше, чем стремление пробиться сквозь тонны этикетных правил, в попытках объясниться.
Уже поздней ночью, лёжа на
— Сергей? — Тихо позвала я, чуть приподнимая голову.
— М? — Голицын лениво приоткрыл один глаз, с трудом вырываясь из объятий Морфея.
— Почему ты ни о чём меня не спрашиваешь? Ни о поручике, ни о Толстом… — Меня накрыла рука, притискивая ближе к себе.
— Потому что я люблю тебя, Вера. — Сонно проговорил мужчина, снова закрывая глаза. — А любовь — она безусловна. Ты либо веришь и любишь, либо не доверяешь, и никакой любви нет.
Я поспешно спрятала горящее огнём лицо, хотя Голицын уже, кажется, снова заснул. Внутри меня растекалось блаженно-горячее море взаимного чувства, которое грозилось меня утопить.
Глава 20. Полная скелетов в шкафу
Поутру первое, что я услышала, был суровый голос Аглаи.
— Разнежились вы, барин. Уже десятый час. — Экономка прошествовала к окну, распахивая тяжёлые шторы. Голицын нехотя открыл глаза, поворачиваясь к женщине, я поспешила натянуть одеяло до подбородка. — Нехорошо опаздывать к завтраку. Вера Павловна…
В этот момент экономка увидела картину маслом: графа по пояс обнажённого, сладкого потягивающегося и присаживающегося на подушках. И меня, мечтающую слиться с кроватью. Аглая умолкла на полуслове. Интересно, что она сказать хотела-то? Попрекнуть Сергея моим именем за опоздание?
Вместо комментариев, экономка вообще была не из болтливых, Аглая покачала головой и с таким укором посмотрела на графа, что мне захотелось немедленно провалиться под землю. Оно и ясно, со стороны выглядело так, будто Голицын воспользовался удобным моментом и соблазнил честную девушку. И замуж не зовёт. А почему, кстати, не зовёт? Не то чтобы мне это было нужно, но как-то выбивалось из моего представления о поведении мужчин в это время и графа в частности.
— Я принесу Ваше платье. — Проворчала Аглая и была такова. Я зарылась в одеяла, умирая от неловкости. Откуда немедленно была выловлена Голицыным. Тот в своей молчаливой манере никак не стал комментировать произошедшее, здесь вообще все были не очень разговорчивыми, что мне, признаться, нравилось. Но зато увлёк меня в тёплые и успокаивающие объятия.
За завтраком мне достался ещё один взгляд, полный укоризны. Мы с Сергеем Александровичем сидели по разные стороны стола, но, очевидно, скрыть резкое потепление между нами было невозможно. Голицын то и дело кидал на меня полные нежности взгляды, а я чувствовала себя одновременно счастливо и неловко. Это не ускользнуло от внимания Уварова. Он, конечно, был редкостным занудой, но отнюдь не дураком. Кривил губы, когда я смеялась с остроумных шуток графа, отводил взгляд, но молчал.