Дама выбирает кавалера
Шрифт:
Мысли толкались, вытесняя одна другую. Если взглянуть на ситуацию логически, то сдалось мне предложение Голицына руки и сердца, как рыбе зонтик. Хороша невеста, которая пропадёт в неизвестном направлении. Данная мысль неприятно меня кольнула, но покуда я эту боль постаралась проигнорировать.
Что гораздо важнее, Сергей мне врал. Точнее, не договаривал. Толстой по сравнению с ним выглядел и то честнее. Тот хотя бы с порога сказал: вот жена, вот дети, а вы, Вера, не хотите стать любовницей? Здесь же меня обвели вокруг пальца. Конечно, никто меня влюбляться не заставлял и в постель насильно не тащил. Но я всё равно чувствовала себя мерзко. Не говоря
Я остановилась, ощущая, как меня немного потряхивает. Однозначно одной ходьбой здесь не обойтись. Мой наряд не сильно подходил для физкультуры, но будем отталкиваться от того, что есть. Я покрутила головой, выбирая место почище и посуше, решив, что забралась достаточно глубоко в сад, чтобы меня никто не заметил. Дальнейшие размышления потекли в сопровождении приседаний, отжиманий и прочей лёгкой зарядки.
С другой стороны, думала я, приседая, широко расставив ступни, Голицын не выглядит дураком, очень даже наоборот. Если Уваров не соврал, и его жена действительно светская львица всея Петербурга, то где она? Особняк графа с самого начала выглядел так, будто здесь не то что нет женской руки, а вообще никто не живёт. Более того, я не видела ни одного женского портрета в доме, хотя облазила каждый уголок.
Я закрутила платье жгутом, завязала в узел, чтобы оно мне не мешалось, и принялась отжиматься.
Даже если предположить, что супруги не живут вместе, то почему мадам Голицына не пришла выяснять отношения? Вряд ли хоть кто-то из светского общества столицы не в курсе, что я живу в доме графа. Да и на приёмах её не видно. Сомневаюсь, что такая яркая личность, как мне описал её Николай, сидела тихонько в уголочке и голоса не подала.
Я встала, оттряхивая ладони. Что-то здесь не так. Точнее, здесь всё не так.
К тому времени, как Голицын вернулся, я полагала, что совсем уж успокоилась. Но стоило графу показаться в гостиной, как внутри меня снова заклокотала ярость. Да что же такое…
Сергей Александрович же, наоборот, сиял слишком довольной улыбкой, завидев меня.
— Вера Павловна. — Он направился ко мне с понятным намерением обнять. И как бы я хотела раствориться в этих объятиях! Спрятаться в сильном плече и сделать вид, что ничего не произошло. Маленький ребёнок внутри меня метался и паниковал, умоляя не закатывать скандал. Но прагматичная часть меня втолковывала: так надо. Голицын, увидев моё суровое лицо, сбился с шага. — Что-то случилось?
— Садитесь. — Я качнула головой, застывая у клавесина и скрестила руки на груди.
— Да нет, спасибо, я постаю. — Граф тоже посуровел, останавливаясь перед креслом. — Вера, я не понимаю. У тебя лицо, будто умер кто-то.
«Почти», — чуть не ляпнула я.
— Не хотите Сергей Александрович ничего мне поведать о вашей супруге? — Скривившись, не стала ходить вокруг да около, я.
Граф тяжело вздохнул, отвёл взгляд. Неспешно оправил свой сюртук, коснулся цепочки часов. Меня это промедление начало не на шутку раздражать.
— Что вы хотите услышать про мою супругу? — В конце концов, спросил Голицын. Я чуть не задохнулась от возмущения и тут уж стало не до этикета.
— Что-о-о?! — Вспылила я. Очень хотелось графа чем-нибудь долбануть. Под руку мне попалась чернильница, стоявшая на клавесине. Тяжёлая и красивая, она по дуге полетела в Сергея. Тот увернулся, в ужасе глядя на
— Вера! Вера! — Голицын подлетел ко мне, хватая за запястья. По всей видимости, переживая за сохранность своей головы и вещей в доме. — Если ты перестанешь силиться меня покалечить, я тебе всё объясню! — Я дёрнулась в попытке освободить руки. Не тут-то было. — Конечно, мне нет прощения. Я готов молить тебя о нём на коленях, но сделает ли это мой поступок лучше?
Я застыла, глядя в темно-зелёные глаза. Ужасно красивые и предательски понимающие. Прямо вот обидно, что граф такой разумный. Я выдохнула сдаваясь. Отвела взгляд, стараясь не растерять всю свою решительность.
— Больше не будешь крушить дом? — Поинтересовался Голицын.
— Подумаю. — Буркнула я, но руки мои были всё же освобождены. Теперь Сергей взял мои ладони в свои и мягко поцеловал сначала одну, потом вторую руку.
— Дай мне попытку оправдаться. — Тихо попросил мужчина. — А там уже решай, что делать дальше.
Я капитулировала. Позволила Голицыну усадить себя в кресло, позвать Аглаю, чтобы принесла чая. Пока экономка несла угощение, граф ушёл на второй этаж. Когда он вернулся, у него в руках было какое-то письмо и длинная трубка. Он встал у камина, раскуривая свой длинный чубук, поглядывал на пятно и молча качал головой.
Когда мы снова остались одни, граф начал свой рассказ.
— Я действительно несколько лет назад впервые связал себя узами брака. Если быть до конца откровенным, то идея женитьбы пришла в голову не мне, а Его Величеству Павлу. Ему, видите ли, казалось, что я дурно влияю на его сына и меня надо как-то приструнить. — Сергей со вздохом постучал трубкой о край камина, затянулся и выпустил сизый дым. — Не буду кривить душой, моя избранница мне понравилась. Тогда мне почему-то, казалось, что взять в жёны любимицу всей столицы — хорошая идея, но ты не представляешь, как я ошибался. — Взгляд Голицына был направлен куда-то вдаль, будто он воскрешал в памяти воспоминания. — У нас с Авдотьей как-то с порога не заладилось. Сначала она наотрез отказалась ехать со мной в Москву, заявив, что здесь у неё жизнь, а там она не собирается сидеть в поместье и вышивать. Потом начались скандалы и здесь. Она раз за разом подрывала моё доверие, всеми силами пыталась показать, что наш союз — не её воля и как сильно ей не хочется быть рядом со мной.
Я слушала внимательно не перебивая. В голове моей легко вырисовывался образ эдакой легковесной кокетки, которая предпочитала тихому, семейному ужину разъезды по приёмам и балам. Интересно, сколько ей лет?
— В конце концов, случилось так, что мы с почившим Павлом Петровичем не нашли согласия. Мы с супругой были вынуждены отправиться в путешествие по Европе, подальше от императорского гнева. — Голицын вновь поморщился. — Но стало только хуже. Оказалось, что без возможности сбежать от меня на очередной приём или чаепитие, Авдотья совершенно невыносима. В год, когда на престол взошёл Александр, я вернулся в Россию, а моя законная супруга осталась в Дрездене, откуда написала мне откровенное послание о том, что брак наш был вынужденной мерой и жить со мной она больше не намерена. Меня такое положение дел более чем устраивает. Терпеть эту женщину в своём доме я больше не желаю.