Дама выбирает кавалера
Шрифт:
И я сделала решительный шаг прямиком в ледяное озеро.
— Сергей, это прозвучит безумно, но я тебя прошу отнестись к этому со всей серьёзностью. — Я сделала глубокий вдох. — Я из будущего. — Молчание было мне ответом, потому я продолжила. — В это сложно поверить, но в далёком, очень далёком будущем люди изобретут множество восхитительных вещей, в том числе такие устройства, которые смогут перемещаться во времени за считаные минуты.
— Это самый необычайный отказ в предложении, который я когда-либо слышал. — Донёсся глухой ответ, а рука моя была отстранена от лица. Я тихо вздохнула.
— Если бы я хотела тебе отказать, я бы так и сделала. — Я села прямо, глядя на Сергея. Глаза постепенно привыкли к темноте, так что теперь, в слабом свете из высокого окна, мы видели друг друга довольно отчётливо. — Вы же близки с императором, верно?
Сергей нахмурился, кивнул.
— Причём здесь император?
Я решила зайти с самого очевидного и самого страшного факта для людей, близких к власти того времени. Если Голицын был вхож ко двору и Павла, и теперь Александра, он наверняка был в курсе настоящей правды. Но об этом точно не могла знать сиротка из провинции. Я крепко взяла Сергея за руку.
— В ночь с одиннадцатого на двенадцатое марта 1801 года в покои императора Павла ворвались двенадцать гвардейцев. — Я почувствовала, как граф попытался вырвать свою руку из моих ладоней, но не дала ему это сделать. Говорила быстро и тихо. — Среди них был Пален Пётр Александрович, братья Зубовы, Аргамаков, Яшвиль и ещё девятеро недовольных императором. Павел подозревал заговоры против себя каждую минуту своей жизни. Поэтому, заслышав шум, пытался бежать. Сначала через коридор, ведущий к спальне императрицы, но тот оказался заперт, потом попытался спрятаться. Заговорщики вытащили императора из его убежища и заставили подписать акт об отречении. Между Николаем Зубовым и Павлом возник спор на повышенных тонах, а после и короткая схватка. В результате пылкий, да к тому же выпивший Зубов ударил царя своей золотой именной табакеркой в висок. Павел упал без чувств. Скарятин, офицер измайловского полка, довершил дело, задушив императора офицерским шарфом. Наутро народу сообщат, что император скончался от апоплексического удара.
Я замолчала, напряжённо глядя на Голицына. Тот всматривался в моё лицо, не веря услышанному. Конечно, он знал о заговоре, но такие подробности были неизвестны и ему. До 1905 года история убийства Павла будет жёстко цензурироваться.
— К-кто Вам это рассказал? — Граф отнял у меня руку.
— Никто. — Снова вздохнула я, чувствуя, как меня пронимает дрожь. — Об этом пишут в школьных учебниках.
— За это можно запросто уехать в Сибирь, Вера! — В голосе Голицына пробивалось отчаяние. Он пытался мне поверить и не мог.
— В таком случае стал бы хоть кто-то мне об этом рассказывать? — Сергей замолчал, не в силах подобрать контраргумент. Мужчина запустил пальцы в волосы, склоняясь вперёд. — Я могу сыпать фактами до утра, но будет проще и быстрей, если ты мне просто поверишь.
Конечно, просить об этом с моей стороны было довольно глупо. Потому что у Голицына возникло ещё больше вопросов. Он задал несколько о событиях, которые сам знал не понаслышке, потому что в той или иной степени являлся их свидетелем. Потом
— Прости, но всё я не смогу тебе рассказать, ты просто сойдёшь с ума. — Тихо, но твёрдо отвечала я. — Я и так раскрылась перед тобой лишь потому, что не вижу другого выхода. Я нарушила бесчисленное количество правил, и за это меня могут очень жестоко наказать. Поэтому… — Я в волнении заломила пальцы. — Поэтому я отвечу на три твоих вопроса. И ты должен поклясться, что сохранишь наш разговор втайне. Весь разговор.
Голицын, давно вскочивший со своего места и расхаживающий из угла в угол, остановился передо мной. Его тёмная фигура возвышалась на фоне едва просвечивающегося тонким серпом месяца окна. Он долго молчал. Я уже привыкла к этой его черте, важные размышления давались ему в полном молчании.
— Три вопроса? — Граф аккуратно сел на край кресла рядом.
— Да. — Я обняла себя руками. — Не спеши, ты можешь подумать над ними столько, сколько тебе нужно.
— Россия вступит в войну в ближайшее время? — Вопрос прозвучал почти сразу. Что же, надо признать, что у Голицына был тонкий политический нюх.
— В две. — Коротко ответила я. — В 1805 году ринется помогать Великобритании против Наполеона. В 1812 году будет вынуждена защищаться от него же.
Голицын помотал головой, снова вставая.
— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — Теперь уже это было не отчаяние, а самая настоящая боль. По всей видимости, пока исторические вопросы были отложены в сторону.
— Потому что я не могу поехать в Москву.
Мне снова пришлось вести длинный монолог, в котором я рассказывала, зачем здесь я и отчасти Николай. Надеюсь, он не узнает, что я поведала его тайну, иначе трибунал меня ждёт прямо здесь, без суда и следствия. О том, что единственный способ мне вернуться домой — остаться в Петербурге.
— А Николай? — Голос Голицына звучал уже почти равнодушно.
— Он тоже из будущего. И действительно естествоиспытатель. До нашего времени не дожили множество чудесных растений, который он и его коллеги пытаются возродить. — Мне до ужаса хотелось обнять графа. Успокоить, сказать, что всё хорошо, но я боялась его коснуться. — Только прошу, он не должен знать, что я раскрыла его тайну.
Сергей не стал спрашивать почему, и это радовало. Как ему было объяснить, что единственным, кому я могу верить во всей этой ситуации стал именно Голицын, а не «свой», близкий к дому?
— Мне нужно время. — Голицын встал. — Извини.
— Я понимаю. — Отвечала я, уже уходящей спине. Правильно ли я сделала, что раскрылась Сергею? Только время покажет. Но на сердце стало так легко, что я готова была подлететь к потолку, как воздушный шарик.
Глава 22. Про побег
Разбудило меня недовольное ворчание Аглаи.
— Что же вы тут разлеглись, Вера Павловна, будто своей постели нет. — Оказывается, я вчера так и заснула на диванчике в библиотеке. Не говоря уж о своём непотребном внешнем виде после такой ночки, у меня теперь ещё ныла спина и затёкшая шея.