Данэя
Шрифт:
— Чья ДНК?
— Младшего сына Дана. Врачи, которым поручили выяснить причину его смерти, попросили меня выяснить, не связана ли она с какими-нибудь генетическими нарушениями. Повозился я немало.
— Неужели причина генетического характера?
— Ну да. И совершенно, казалось бы, ничтожное нарушение: я еле нащупал его. Вот здесь. С первого взгляда, ничего похожего на нарушение. Но у меня был отдаленно похожий на этот случай, а то… И так: израсходовал целиком свой месячный ресурс машинного времени суперкомпьютера.
Дальнейший
…- Это и явилось причиной его гибели?
— Да. С помощью диагноста они, конечно, не могли ничего обнаружить: случай слишком уж редкий. Само это отклонение без сочетания с рядом других факторов не могло неизбежно привести к смерти, — оно лишь давало предрасположение к нарушениям функций организма.
— Эти факторы появились как результат его пребывания в анабиозе?
— Да: в данном случае я могу утверждать это совершенно уверенно, хотя с анабиозом до сих пор слишком много неясного. Но достаточно такого вот мелкого отклонения в генах, чтобы человек не вышел из него.
— Значит, не используй они анабиоз, ребенок остался бы живым?
— В их случае — конечно, нет. Они остались без энергии — при медленном разгоне погибли бы все от удушья и голода, а форсированный разгон в обычном состоянии он бы не перенес.
— Но если бы полет проходил нормально — с ним ничего бы не произошло? Замеченное тобой отклонение не грозило ему больше ничем?
— Грозило, да еще как! У него были все шансы начать отставать в умственном развитии. Семьдесят процентов вероятности. Но только до пяти лет, только: после пяти, если бы все обошлось, оно уже ни на чем не могло бы отразиться.
— Все же: имеет оно наследственный характер?
— Да! Это не мутация.
— Передано — Даном?
— Пока — да. Я сравнивал их гены, когда ты вошел. Вот, смотри оба. Видишь? Хотя у Дана отклонение несколько слабей.
— А Эя?
— Не успел: не знаю.
— Важно, что со стороны Дана. А что у старших детей?
— Тоже — еще не смотрел. Но это неважно: у них давно прошел критический возраст. В любом случае это факт против тех, кто захочет воспользоваться примером друга Лала. Но положение тревожное — мы должны быть готовы ко всему.
— Что будем делать?
— Выжидать — только. Как начнут разворачиваться события. Ни в коем случае их не подталкивать. Единственное, что нужно делать — создавать максимальное количество сторонников отрицательного отношения к рождению детей полноценными женщинами. Кстати, ты этим уже и начал заниматься.
— Ты о Рите, учитель? Ее мне убеждать не пришлось: это самая горячая сторонница закона воспроизводства. Не уступит нам.
— То, что она подтвердила: что рождение детей Эей и Даном — результат воздействия на них Лала — очень ценно. Но мы можем предположить, что Дан воспринял и другие идеи Лала.
— Ты хотел бы узнать об этом?
— Молодец, мой Милан: ты понял раньше, чем я сказал. Говорила Лейли еще что-то, существенное для нас?
— Рита сказала, что нет.
— Не упустила ли она что-нибудь? Сейчас все может оказаться важным.
— Давай свяжемся с ней, — Милан взялся за свой радиобраслет.
Рита попросила подождать до конца репетиции. Всего полчаса.
…- С тобой хочет говорить профессор Йорг, — сказал Милан, когда Рита появилась перед ними на настенном экране. Рита сложила руки перед грудью:
— Я слушаю тебя, сеньор.
— Хочу поблагодарить за то, что сообщил мне наш друг. Скажи, не говорила ли Лейли еще о чем-то, что могло бы представлять для нас интерес, но что ты не передала, сочтя мало важным?
— Что именно?
— Например, о Лале.
— Только, что рождение детей — его заслуга. Упомянула, что ей рассказали, как родились и росли дети.
— М-да!
— Я поняла тебя: постараюсь узнать больше.
— И чем скорей, тем лучше.
— Ну, ясно! Попытаюсь поговорить с Лейли сегодня же.
— Желаю удачи! Я не сомневаюсь в твоих способностях.
44
Лейли предстояло трудное утро.
Придя на студию, она первым делом прошла в директорат и, поскольку там никого не застала, продиктовала в блок памяти свое заявление об отказе от руководства постановкой «Поиска». Потом, несмотря на предельно сильное нежелание, отправилась на репетицию его.
Через час в ее репетиционный зал примчался один из директоров, Цой. Он молча уселся в заднем ряду и с полчаса наблюдал за ходом репетиции. Потом подошел к Лейли:
— Надо поговорить.
Она кивнула.
— Веди пока дальше сам, — сказала она своему ассистенту — и ушла с Цоем подальше от сцены.
— Дорогая моя, ну какая муха тебя укусила? Я же специально прибежал посмотреть.
— Мог бы просто включить свой экран.
— Не то: все до тонкости чувствую только в зале.
— Ну, значит: ты прибежал…
— Да: и увидел, что у тебя все здорово получается.
— Е-рун-да! Хорошо отработанные приемы. Только. Пьеса мне совсем не нравится. Отдайте ее моему ассистенту, пусть он кончает постановку. Если надо будет, я ему помогу.
— Она ведь нравилась тебе!
— Да нет. Просто не казалась хуже других. Потом — когда мне ее предложили, настроение было совсем дурацкое.
— Бывает. А сейчас у тебя прекрасное настроение?
— Если бы! Еще более дурацкое. Но теперь мне не все равно.
— Это что: внезапное прозрение?
— Не пытайся поддеть меня. Я говорю серьезно: мне теперь не все равно.
— Причина?
— Былое вспомнила. Лала.
— Лал?
— Кроме того, узнала о нем кое-что новое: позавчера встретилась с Даном и Эей, они…