Дар дождя
Шрифт:
После встречи с прорицательницей в Храме змей всякий раз, отправляясь в поход по улицам Джорджтауна, я прилагал все усилия, чтобы, исследуя улицы города, нам не пришлось наткнуться на какой-нибудь храм. Мест для показа было предостаточно, а для того чтобы произвести на Эндо-сана впечатление местной байкой или малоизвестным фактом, я расспрашивал прислугу в Истане и читал книги из отцовской библиотеки, стараясь разузнать про свой дом побольше.
Однажды вечером мы остановились у церкви Святого Георгия, привлеченные пением хора. Мы вошли внутрь и сели на заднюю скамью. Я шепотом сообщил, что в детстве пел в этом хоре.
Он жестом велел мне
После, когда мы гуляли по церковному двору, Эндо-сан заметил:
– Очень воодущевляющая подборка.
– Возможно, теперь вы начнете понимать, почему англичане считают, что обязаны колонизировать полмира.
Он видел, что я был серьезен только наполовину.
– О чем были те две последние строчки? В них вроде бы говорилось про меч.
Я хорошо помнил куплеты, которые так часто пел: «Мой дух в борьбе, несокрушим, / Незримый меч всегда со мной…» [28]
Эндо-сан кивнул и повторил за мной.
– Не могу согласиться. Меч должен всегда оставаться крайним вариантом.
– Это же просто песня.
– Но песня, как ты сам сказал, достаточно могущественная, чтобы повести за собой целый народ.
28
Стихотворение Уильяма Блейка «Новый Иерусалим» из предисловия к эпической поэме «Мильтон» стало неофициальным гимном Великобритании. Перевод С. Маршака.
– Мы же тренируемся на мечах.
– И чему я тебя учу?
– Сражаться.
– Нет. Это последнее, чему я тебя учу. Я хочу показать тебе, как не сражаться. Ты никогда, никогда не должен применять то, чему научился, если твоей жизни не угрожает опасность. И даже тогда лучше избежать схватки, если это возможно.
Он заставил меня пообещать, что я навсегда это запомню.
Следующие несколько дней лил сильный дождь, и я не мог показывать город. Но когда небо прояснилось, я повел учителя бродить по причалу и складам в портовой части города. Мы дошли до самого конца деревянного мола и остановились, разглядывая материковую часть Малайи.
– Что это там? – Он указал на группу зданий на берегу Баттерворта, где в сухом докe стояли два корабля, поднятые высоко над водой, со ржавыми корпусами, словно натертыми галангалом [29] .
– Вторая по величине верфь в стране после Сингапура [30] . Военные суда тоже там ремонтируют.
Некоторое время Эндо-сан рассматривал верфь. Потом повернулся и бросил взгляд на цепь холмов у нас за спиной.
– Я все собирался тебя спросить, как называется вон та гора, с домами наверху.
29
Галангал, или галага, или калган – корень растения семейства имбирных, пряность и краситель.
30
До 1951 года Сингапур был частью Малайи. Позднее –
Мне не нужно было поворачиваться, чтобы понять, о чем он спрашивал.
– Гора Пенанг. Самая высокая точка острова. Здания – это резиденция резидент-советника и летние домики.
– Отведешь меня туда?
– Я как раз собирался.
В конце недели мы отправились на Пенанг. Вышли на рассвете. Шофер Эндо-сана высадил нас у подножия горы, в двух минутах езды от Джорджтауна, рядом с ботаническим садом, и десять минут мы шли по лесу. Ночью прошел дождь, и тропинка была скользкой, опавшие листья под ботинками превращались в мульчу. Ветки, которые мы отводили, чтобы пройти, поливали нас влагой.
– Они где-то здесь. – Я уперся тростью в землю, чтобы сохранить равновесие на глинистом склоне.
– Никогда про них не слышал.
– Это потому, что вы никогда не путешествовали с местными жителями.
Я поскользнулся, и рука Эндо-сана удержала меня, не дав упасть.
– Осторожно!
– Вот они. Лунные ворота.
Когда-то ворота были цвета слоновой кости, как полная луна в ясную ночь. Теперь же стена с круглым отверстием покрылась мхом и наростами грибов. Везде налип птичий помет, размазанный дождями и высушенный жарой. Они одиноко стояли на границе джунглей – квадратный кусок стены, сложенной из оштукатуренного и побеленного кирпича с тремя ступеньками перед круглым проходом в центре.
Мы прошли сквозь него и приступили к восхождению.
– Какой она высоты?
– Чуть больше двух тысяч футов. До вершины часа три. Никакого сравнения с самой высокой горой в мире.
Мы могли бы воспользоваться фуникулером, который ходил с двадцать третьего года, но Эндо-сан отказался. Сказал, что хочет почувствовать подъем. На фуникулере мы собирались спуститься вниз.
Не прошло и часа, как я весь взмок. Сумка потяжелела, и, несмотря на ежедневные тренировки, у меня сперло дыхание.
– Давай, не останавливайся!
Эндо-сан хлестнул меня тростью по голым икрам. Он вышел вперед и стал задавать темп. По тропинке, заливая ботинки, струилась вниз дождевая вода. Руки были в грязи от мокрых веток и земли, от которой я постоянно отталкивался, чтобы встать на ноги. Из земли лезли корни толщиной с запястье, затрудняя подъем.
Мы сделали привал в деревянной чайной хижине на полпути, где поздоровались с другими ранними путниками.
– Посмотри: они явно устали меньше тебя. А некоторые уже совсем не молоды.
– Это те, кто поднимается на гору каждое утро. Уверен, они просто привыкли.
Мои слова прозвучали так, словно я оправдывался.
Эндо-сан достал фотоаппарат и сфотографировал меня; я сидел на деревянной скамье и держал чашку чая, из которой поднимался пар. Вокруг чирикали и прыгали по жердочкам в предчувствии рассвета птицы в бамбуковых клетках, принесенные путниками.
– Пойдем, ты уже отдохнул.
Мы продолжили восхождение. Над навесом из листьев взошло солнце и согрело воздух. Над землей закрутились струйки пара, словно кто-то зажег благовонные палочки и натыкал их в пропитанную водой почву. Обезьяны с уханьем перелетали с ветки на ветку, обдавая нас душем из тяжелых капель воды и мокрых сучков. Иногда нам удавалось их разглядеть – большие коричневые мохнатые создания проворно исчезали в гуще деревьев, и только дрожь листвы выдавала их былое присутствие.